Дэвид Игнатиус - Эскорт для предателя
— Хорошо сделано, — сказал Гарри.
Обернувшись к Эдриану, он сделал жест, будто снимая шляпу.
— Да, отличная работа, Тегеран. Возьми с полки пирожок, когда придет время попить чаю.
— Спасибо, сэр.
Уинклер щелкнул переключателем, и экран покрылся полосами, а затем погас.
— Чтоб мне, — сказал Гарри. — У вас получилось.
— Еще не совсем, старина. Но начало положено. Вопрос в том, что ты собираешься делать дальше.
— Пока не знаю. Давай еще раз. Вы узнали имя. Кто это?
— Карим Сиамак Молави, доктор наук. Ученый, работающий при разведывательном отделе Корпуса стражей исламской революции. Отец был интеллигентом и диссидентом, противником режима шаха. Сам Карим учился в Германии, в Гейдельбергском университете. Его имя фигурировало в научной прессе в конце девяностых, но затем исчезло.
— Зачем же он вышел на контакт с нами?
— Не знаем. Возможно, это провокация. Скорее всего, он просто испугался.
— Чего?
— Его двоюродного брата, Хусейна Шамшири, полгода назад уволили с серьезной должности в Корпусе стражей исламской революции. А он дослужился до полковника. У нас были такие сведения, а когда мы получили имя объекта, то решили проверить его родственные связи и натолкнулись на это. Именно это Остин-Смит имел в виду, говоря о расследовании.
— Что же сделал этот братец Хусейн, что его выставили?
— Затеял ссору не с тем человеком. Генерал Корпуса брал процент больше принятого с бизнеса, которым заведовал Шамшири. Хусейн пожаловался вышестоящему начальству на такое антиисламское поведение, но у генерала оказались друзья и там. Кто-то наверху решил, что братец Хусейн создает проблемы, и его вынудили уйти в отставку.
— Значит, у Молави есть мотив для действий?
— Именно. Поэтому мы и считаем, что он заслуживает доверия.
— Черт! Много же вы узнали. Хотели скрыть, Эдриан?
— Вовсе нет, приятель. Кроме того, не переоценивай значимости тех немногих фактов, которые нам удалось установить. До сих пор стоим, как бедные родственники, уткнувшись носом в стекло. Но и то немногое, что мы добыли, достойно того, чтобы выложить его на стол перед самыми высокими персонами.
— Хватит. Чего терпеть не могу, так это ложной скромности. Итак, что нам делать теперь, когда мы узнали его имя и выяснили, что у него есть мотив?
— Постучимся к нему?
— Но как? Твой парень, Остин-Бостон, или как там его, очевидно, не сможет этого. Его вычислят в ту же минуту, когда он хоть на пушечный выстрел подойдет к человеку с таким допуском по секретности. А других оперативников у тебя в резидентуре нет. Что там с твоим агентом Махмуном?
— Этого достойного джентльмена зовут Махмуд Азади. Но в настоящее время он не отвечает на звонки, так сказать. Подозреваю, что в результате последней операции, которая вывела нас на мистера Молави, он немножко испугался.
— Черт, — протянул Гарри. — Что же тогда? У тебя есть другие информаторы на их территории, чтобы вести это дело? У нас точно нет.
— Пока нет, — ответил Эдриан.
Он умолк, явно что-то обдумывая, и наконец решился.
— Пока нет, но мы можем послать туда кое-кого.
— Кого же, если не секрет?
— У нас есть определенное оперативное подразделение, которое мы обычно не называем даже между собой.
— Но мне ты расскажешь?
Эдриан кивнул, но продолжил молчать.
— Давай, парень. Язык проглотил? О чем речь?
— Мы называем его «Инкремент», «Последняя капля». Официально оно не существует. Но оно есть.
Гарри вскинул голову. Он однажды слышал это слово пару лет назад от другого британского оперативника. Но на дальнейшие вопросы тот отвечать не стал.
— Что за «Последняя капля»? Секретная боевая часть?
— Не совсем. Скорее, специальная, на всякий случай. В основном мы набираем туда солдат из спецназа ВВС. Люди, привыкшие к выполнению тайных операций, очень хорошо подготовленные. Большинство родом из, прости за термин, бывших колоний. Индусы, пакистанцы, арабы, уроженцы Вест-Индии. Отлично говорят на многих языках, как на своих родных. Могут выполнять операции где угодно, оставаясь более или менее неприметными. По крайней мере, мы так считаем. Они используются Секретной разведывательной службой для определенных операций, когда надо проникнуть на недоступную территорию, сделать какую-нибудь гадость и быстро убраться. По сути, у них есть та самая мифическая «лицензия на убийство», как у агента 007. Что-то вроде помеси Джеймса Бонда и персонажей «Моей прекрасной прачечной».[15] Эти ребята дают нам некоторые возможности, которых у нас нет даже в рамках наших законов, менее строгих, чем ваши. Про «Инкремент» никто ничего не знает, поскольку, строго говоря, его действительно не существует.
— И теперь ты соглашаешься предоставить этих разносторонне одаренных личностей в аренду правительству США?
— Нет. Но возможно, мы согласимся предоставить их в аренду лично тебе, Гарри.
Глава 15
Лондон
Эдриан настоял, чтобы Гарри задержался в Лондоне и поужинал с ним. По глазам было видно, что ему хочется поговорить. Гарри, как само собой разумеющееся, предложил встретиться вместе с Сьюзан в русском ресторане, выпить водки и вспомнить старые деньки в Москве. Но Эдриан отказался, ответив, что они будут одни, и предложил «Мирабель», лучший из французских ресторанов Уэст-Энда. При упоминании о Сьюзан его голос изменился, и Гарри стало интересно, в чем дело.
Еще до еды они выпили достаточно виски, и Эдриан наконец признался, в чем дело.
— Мы с Сьюзан развелись, — выпалил он.
— Извини, — ответил Гарри.
Непонятно, что тут еще можно сказать, но он не раздумывал.
— Не стоит. Рано или поздно так должно было произойти. Это случилось бы раньше, если бы Сьюзан не считала, что сможет все уладить. Но я все испортил окончательно.
— Как? В смысле, Сьюзан давно знала, что у тебя есть другие женщины. Она говорила об этом с Андреа. Кроме того, по-моему, у нее тоже были любовники, один или два. Поэтому ваш союз выглядел достаточно весело.
— Она всегда говорила правду о своих интрижках на стороне, а я нет. В этом вся разница. Лжи становилось все больше и больше. У меня появился ребенок от другой женщины. Бьюсь о заклад, этого ты не знал. Ни ты, ни Сьюзан. А сейчас я с еще одной женщиной. Жизнь — сложная штука, Гарри.
— В организации знают?
— Конечно же. Что ты думаешь, я полоумный? Там знают все. В этом-то и проблема, Гарри. Все, что находится вне Конторы, — одна большая проклятая ложь. И в конце концов, кроме нее, ничего не остается.
— Ты пьян, — сказал Паппас.
— Быть может, быть может… Тем не менее я прав. Проблема нашей работы в том, что от нас ожидают, что мы будем лгать. Мы обязаны, черт возьми! Если кто-то спрашивает, чем мы занимаемся, в ответ мы лжем. Каждый раз мы оформляем билет на самолет на новый паспорт. Регистрируемся в отеле по одному паспорту, в следующий раз — по другому, надеясь, что администратор не запомнил нас в лицо. Заставляем людей совершать самые ужасные и низкие поступки, твердя себе о «высоком призвании» или «ничего не поделаешь». Это в том случае, если в нас осталась хоть капля совести. Но скоро и эта капля исчезает. Гарри, я не могу обратиться к женщине и представиться своим настоящим именем. У меня тогда просто не встанет.
— Тогда возвращайся к Сьюзан. Она понимает тебя лучше всех.
Но Эдриан не слушал его. Он просто хотел выговориться. Гарри был его единственным другом, и он мог сказать ему то, в чем не признался бы никому и никогда, даже сослуживцам по Обители лжи, как часто называли его ведомство. Он отхлебнул большой глоток виски.
— Все не так просто, — продолжил он тише. — Я продажен, старина. Мне нужны средства на поддержание моего, так сказать, «стиля жизни». Поэтому я брался за грязные деньги. Впервые это случилось на Ближнем Востоке, вскоре после того, как мы уехали из Москвы. Я отправился на Кипр, чтобы встретиться с агентом из Сирии и отдать ему кучу наличных. Двести пятьдесят тысяч фунтов. Он был жадной скотиной, и мы много платили ему. Меня всегда удивляло почему.
Эдриан сделал еще глоток.
— Мне только что передали его, я еще многого не понимал. Когда я пришел на конспиративную квартиру, он знаками показал мне, что надо выключить прослушку. Жестами, без слов, сам понимаешь. Он знал все процедуры. Когда микрофон был отключен и я открыл чемодан с деньгами, сириец сказал: «Бери свою долю». Или что-то вроде. Предыдущий оперативник, работавший с ним, снимал сливки с этого дела, и он просто предположил, что я буду поступать так же. Тогда я спросил, какой процент брал мой предшественник. «Двадцать», — ответил он. «Чтоб мне провалиться, — подумал я. — Пятьдесят штук фунтов! За эти деньги можно купить чудесную квартирку в Лондоне, когда я вернусь». И я взял их.
