Борис Громов - Лубянская ласточка
– Bonjour, monsieur… Рене Тапи? – прозвучал обворожительный голос, едва смолк дверной колокольчик,
– Я к вашим услугам, мадам.
– Мы договаривались о встрече. Я – мадам Легаре.
– Прошу! – Хозяин вышел из-за прилавка и почтительно пододвинул ей кресло с резной деревянной спинкой и подлокотниками. – Здесь вам будет удобно.
Какой мужчина! Сложен великолепно, тонкая хлопковая водолазка облегает мускулистый торс и крепкие руки. Однако удивительно изящные кисти и тонкие артистичные пальцы. Чувственный рот обещает массу удовольствий, а глаза, боже… жгучие, черные. Определенно в ее вкусе. Мсье Тапи в свою очередь проницательно изучал гостью, пытаясь понять, сколь серьезен визит клиентки.
– Мадам, предмет, о котором вы говорили, при вас?
– Да, мсье Тапи.
Осторожно, приподняв сумку обеими руками, женщина положила ее на столик. Тапи понадобилось менее секунды, чтобы, взглянув на данный аксессуар, оценить статус владелицы. Мягкой, шелковистой кожи цвета какао, объемистая торбочка-саквояжик от Эрмес, названная «Келли» в честь принцессы Монако.
Раскрыв торбочку, Натали вытащила предмет, скрытый алым бархатом. Еще одно неторопливое движение – и на свет, во всем великолепии прожитых веков, явилась икона. Едва взглянув на доску, антиквар прошептал: «Минуту, мадам», – перевернул табличку, висящую на ручке двери, щелкнул замком.
Опытнейший специалист Рене Тапи был известен среди солидной публики коллекционеров – и не только коллекционеров – как один из немногих профессиональных знатоков и ценителей древней русской иконописи. Через его руки прошло немало истинных сокровищ, попавших во Францию вполне легально – их вывозили бежавшие от большевиков в первые годы революции знатные эмигранты, а дети и внуки продавали. Однако немалую часть составляли ценности, вывезенные контрабандой из Советского Союза, нередко – краденные из музейных запасников.
Натали с удовольствием наблюдала, как поползли вверх брови мсье Рене – антиквар держал в руках икону и не верил своим глазам. Подобное он встречал разве что в каталогах «Сотбис». Древние иконописцы не ставили своих имен на досках, но Рене знал – перед ним творение Мастера. Андрей Рублев или Даниил Иконник? Нет, все же – Рублев. К Рене Тапи вернулся дар речи.
– Мадам Легаре, вы действительно намерены продать икону?
– Разумеется, мсье.
– Тогда прошу простить мое любопытство, мадам, но в данном случае мой вопрос далеко не праздный. Скажите, откуда у вас это сокровище?
– Не стоит извинений, мсье Тапи, вы совершенно правы. Но уверяю вас – мне нечего скрывать.
Натали печально вздохнула: вновь придется вспоминать «трагическое прошлое ее аристократической семьи, пострадавшей от большевиков». Она устроилась поудобнее, выгодно показав роскошную грудь, соблазнительно обтянутую тонким шелком. Хотя это и было трудно, но мсье Тапи старался, не поднимая глаз, продолжить тщательное изучение шедевра Рублева.
– Я приехала в Париж из Советского Союза: в Москве вышла замуж за француза. Теперь – гражданка Франции. Икона, которую вы держите в руках, – наша фамильная реликвия. Я принадлежу к старинному русскому роду дворян Бережковских. – Последовал тяжелый вздох. – Из нашей семьи никого не осталось: одни умерли, другие погибли в годы революции или позже, во время репрессий. Единственная живущая на свете представительница рода – это я. Моя прабабушка Ольга служила фрейлиной при дворе царя Александра Второго, и государь был необыкновенно расположен к прелестной и юной фрейлине Бережковской. Вы… понимаете?..
Рене решился поднять глаза, потому как неприлично слушать даму, не обращая на нее внимания. Немедленно последовал очередной вздох, затем Натали, потупив взгляд, выпустила из-под пушистых ресниц в разомлевшего антиквара обжигающую стрелу. Могла бы и не стараться: Рене давно понял – ему совершенно все равно, что там сочиняет зеленоглазая «правнучка фрейлины Ольги», – он сделает все, что она скажет. А кто бы устоял?!
А искусительница продолжала:
– На двадцатилетие прабабушки император подарил ей эту икону. Потом ее дочь заказала оклад. У Фаберже.
Слово «дочь» Натали произнесла так проникновенно, с таким значительным оттенком, что у слушателя не оставалось сомнений, кто был отцом дочери фрейлины Ольги. И Натали доверительно и нежно прикоснулась к плечу Рене.
– Мне удалось вывезти семейное сокровище с помощью французского дипломата, чей статус позволил миновать таможенный досмотр. Он совершил благородный поступок, так как в стране безбожников эта святыня могла погибнуть. Я всегда буду помнить об этом.
– Мадам Легаре, к вашему рассказу я могу только добавить, что, глядя на правнучку, вряд ли можно усомниться в том, что русский император был сражен красотой вашей прабабки. – По уши влюбившийся Рене мужественно направил разговор в деловое русло. – Мне жаль, что на мою долю выпала сомнительная миссия лишить вас – правда, за солидную, весьма солидную сумму! – священной реликвии. Вы окончательно решили расстаться с иконой? Учтите, мадам, – подобные сокровища со временем неуклонно повышаются в цене. Это одно из самых лучших вложений капитала.
Антиквар, не отрываясь, разглядывал Натали, все глубже погружаясь в омут ее неотразимого очарования. Наконец он продолжил:
– Давайте поступим так, мадам. Я сейчас сфотографирую икону. Вы уносите ее домой. В течение недели я проведу все необходимые маркетинговые исследования. В пятницу, если вам это будет удобно, мы встречаемся в каком-нибудь уютном ресторане. Там я расскажу о перспективах продажи вашей иконы. А вы пока обдумайте мой добрый совет – не спешите ее продавать.
Рене почти умоляюще смотрел на Натали: на этот час его меньше всего интересовала судьба иконы. Очарованного француза терзала одна только мысль – встретиться с прелестницей снова, пригласив ее на ужин, а там…
Натали, которой темпераментный (она никогда не ошибалась) южанин нравился все сильнее, успела, однако, подсчитать все возможные выгоды, которые сулило ей данное знакомство. Одарив покоренного антиквара многообещающей улыбкой, она протянула Рене визитку.
– Буду ждать вашего звонка через неделю, скажем – в пятницу. Часов в двенадцать.
С не меньшим трепетом, чем икону, антиквар принял карточку и положил ее в карман пиджака ближе к сердцу. Он провел Натали в соседнюю комнату, оборудованную под профессиональную фотолабораторию, и сделал несколько снимков. Натали, конечно, приложила максимум усилий, чтобы помешать Рене работать. Изображая неподдельный интерес и пользуясь теснотой фотолаборатории, она почти прислонилась к нему, и ее душистые каштановые волосы щекотали лицо несчастного специалиста по русской старине. Бедняга в борьбе с неистовым желанием держался стойко, благословляя полумрак. Нельзя сказать, что Натали было бы неприятно, если бы Рене не сумел обуздать свой природный инстинкт.
Напротив, француз являл собой яркий экземпляр галльской мужской красоты и (в чем она нисколько не сомневалась) необузданной страсти. Натали забавлялась пикантностью ситуации, но, оценив мужество и галантность Рене, заманчиво прошептала на прощание:
– До пятницы, Рене, – многообещающе опустив обязательное «мсье Тапи». – Нет-нет не провожайте, я хочу немного побродить здесь.
Разумеется, «бродить» сейчас Натали не собиралась. Забравшись в салон «мерседеса», она прикидывала, чем теперь заняться. Вечером они с Пьером приглашены на ужин к Перрелям. Сейчас – она взглянула на крохотные золотые часики (подарок Легаре) – всего-то три часа. Время вполне позволяет прогуляться часок-другой и, вернувшись домой, принять ванну, хорошенько отдохнуть. День выдался чудесный, один из тех неповторимых дней начала парижской осени. Так куда же? Конечно, в Тюильри!
Нет, Натали не нервничала у Тапи, но все же некоторое актерское напряжение для подобных спектаклей требуется.
Никогда заранее не знаешь, с кем имеешь дело… «Фамильная реликвия»… «Фрейлина Ольга»… Слышал бы это Бутман! Бедному Эдику, наверное, сейчас здорово икается на зоне. Красиво, главное, грамотно она сдала его властям. А что ей оставалось? Икону-то «фрейлины Ольги» – жемчужину в сокровищнице Эдика – заполучить можно было только таким путем. Мало кто знал, где Бутман хранит свое главное богатство. Натали – знала. И выжидала случая. Бедолага Бутман понятия не имеет, благодаря кому он валит лес на Севере России. Да, она согласилась сотрудничать с органами, но ничуть об этом не жалеет – «Париж стоит мессы».
В пятницу, как и обещал, позвонил антиквар Рене Тапи:
– Мадам Легаре, добрый день. Я хотел бы пригласить вас в ресторан. Столик ожидает нас вечером в «Les Ambassadeurs».
Роскошь отеля «Crillion» и волшебная кухня «Les Ambassadeurs» известны далеко за пределами Франции, но останавливаются в нем лишь избранные, так же как и пользуются рестораном. И дело заключается не только в размерах кошелька. Приглашение Рене вполне совпадало с далеко идущими планами арбатской авантюристки.
