Ирина Дегтярева - Под наживкой скрывается крючок
— Вас послушаешь — так вы благодетель!
Ермилов промолчал и после паузы сказал многозначительно:
— Граевский вам не поможет.
Дедов посмотрел на следователя с подозрением. В его глазах читались вопросы. Откуда Ермилов знает о Граевском?.. Не связан ли следователь с бывшим шефом Юрия? Однако высказывать вслух эти вопросы он не спешил. Более того, скоренько сориентировался:
— Если вы о моем бывшем коллеге по работе в министерстве, чем он может мне помочь? Вздор какой-то. Наоборот, это я ему навстречу пошел, он живет на моей даче.
— Он не просто живет там. А возвел дом, обустроил под себя участок.
— Ну и что? Я не люблю жить за городом. Пусть старик порадуется.
— Какая уж тут радость? Дом он строил на свои, а формально — и участок, и дом ваши. Ему теперь съезжать надо, так как на ваше имущество до суда наложен арест.
— Жаль, — сухо прокомментировал Юрий.
— И Воробьева придется попросить из еще одного вашего дома, который он тоже строил сам. Зам министра финансов к вам каким боком?
— У него спросите, — огрызнулся Дедов, воображая, как пальцы уголовника с татуировками сжимаются на его горле.
Юрий думал, что молчанием обеспечит себе безопасность, но этот проныра-следователь уже прознал и о Граевском, и о Воробьеве — и пусть он не знает истинной подоплеки их взаимоотношений, если начнет таскать их на допросы, Дедову не поздоровится…
Когда Ермилов уже вышел из «Матросской тишины», поднимая воротник и зябко поводя широкими плечами (в кабинете для допросов топили кое-как, и Олег здорово промерз), в кармане тренькнул мобильный. Звонил криминалист:
— Олег Константинович, вот мне любопытно: а чей это ящичек металлический? Такой занимательный.
— А если ближе к делу? — Ермилов уже подошел к остановке и видел, что подъезжает троллейбус № 32. Олег надеялся за три остановки до метро Сокольники чуть согреться, а там в метро, и домой. — Нашел что-нибудь?
— Я смог все же вычленить фракции лопнувшего стекла от ампулы…
— Ампулы? — переспросил Ермилов, проталкиваясь в троллейбус.
— Полагаю, что это была ампула. Там содержался палитоксин. Благо он разлагается при температуре 300 градусов, а твой ящичек горел все же с чуть меньшей температурой. Ее хватило для всего остального содержимого, но не для стекла и не для палитоксина.
— …токсин? — переспросил следователь. — Это что-то вроде яда?
— Яд небелковой природы. Передам тебе завтра заключение. Мне даже пришлось проконсультироваться со специалистом в этой области.
— Да-да, спасибо, с меня причитается, — задумчиво пробормотал Олег, пытаясь осознать, откуда этот яд в ящике. И если он все-таки принадлежит Дедову, то что это может означать?
Ермилов помотал головой, надеясь, что в голове наступит прояснение, однако оно не наступало.
В квартире стояла подозрительная тишина, когда Олег отпер дверь своим ключом.
— Кто дома? — спросил он, понимая, что Люда еще не вернулась. — Петька, Васька! Пес!
Кличку собаке со вчерашним скандалом и суетой придумать не успели, и Ермилов не знал, как обращаться к рыжему подселенцу.
— Пап, это он! — выскочил в коридор Петька. Мальчишка терял тапки и тащил за передние лапы скулившего и упиравшегося задними лапами в скользкий паркет щенка. Васька выглядывал из-за плеча брата, такой похожий лицом на Петьку и все же совсем другой. Флегматичнее, добродушнее и простодушнее. «Теленок» — так часто называла его Людмила, когда у него отбирали во дворе то мяч, то деньги, то пейджер. А поскольку случалось это с Васькой часто, то и прозвище приклеилось.
— Что он натворил? — с замиранием сердца уточнил Олег.
— Разбил, — плаксиво скривился Петька, пытаясь бить на жалость. Но догадываясь, что отца этим, как мать, не проймешь, на всякий случай стоял в конце коридора, на безопасном расстоянии. — Пластинку.
— Высоцкого? — обмер Ермилов.
— Нет, «Песни советских композиторов».
— Я тебе говорил не приближаться к пластинкам?! — испытав облегчение, но разозлившись, спросил с угрозой Олег.
— Это собака.
Васька молчал, но по выражению его лица и насупленным светлым бровям несложно было догадаться, что пес не виноват.
— Оставь собаку! Петр, я кому сказал?! Ну-ка иди ко мне в комнату.
— Не пойду!
Мальчишка стоял, набычившись, готовый оказывать сопротивление.
Ермилов вдруг рассердился. «Привыкли, что им все с рук сходит, — подумал он, накручивая себя. — Мне некогда и неохота воспитывать, наказывать, потому что вижу их не так много, как хочется… А ведь просил не лезть к пластинкам».
Олег сгреб Петьку и уединился с ним ненадолго в комнате. Васька, обняв щенка, с округлившимися от любопытства и страха глазами, прислушивался, сидя на коленях около двери. Петька покричал, поревел, выбежал из родительской комнаты встрепанный, с красными щеками, подтягивая треники.
Ермилов, раздраженный, походил по комнате. Взял пластинку с Высоцким и убрал ее на крышку высокого шкафа. От греха подальше. Но мысленно уже вернулся к разговору с криминалистом. «Какой яд? Если это Юрин, то зачем он ему? Ну, хорошо, мошенник, жулик. Так ведь по его статье „вышку“ не дают. Да и вообще, три года уже мораторий на смертную казнь. И срок большой не получит, и вероятно, условный. Для кого же яд? Убивать собрался? Или уже?..» — От этого предположения Ермилову стало не по себе. «Нет, наверное, это все же контейнер не Дедова. — Следователь хлопнул себя по лбу. — Ёлки-палки! Контейнер же из диппочты посольства на Кипре. Значит. Руденко сможет узнать, чей он. Только сперва получу заключение экспертизы. Тогда будет более предметный разговор».
Он услышал шум в коридоре. Звонкий голос Петьки, жалующегося матери. «Двенадцать лет парню, а ведет себя как детсадовец. Ябедничает на отца, — с обидой подумал Олег и с опаской прислушался. — Сейчас Люська даст мне прикурить».
Но Людмила негромко и раздраженно осадила сына:
— Я тебя предупреждала, чтобы не лез к проигрывателю. Получил, и поделом! — и уже спокойнее: — Поставь кастрюлю на плиту. Ужинать будем. Васька, убери пса, он мне все колготки изорвал. Вы придумали ему имя?
— Мартин, Март, — важно предложил Васька. Судя по его голосу, он весь день сочинял.
— Почему не Апрель? — съехидничал Петька.
— Пусть будет Мартин, — твердо сказала Людмила. — Зови отца.
— Тятя, тятя, наши сети… — начал Петр, кривляясь, но замолчал, видимо, наткнувшись на гневный взгляд матери.
Олег услышал его осторожные шаги, скрипнула дверь.
— Па, — мальчишка всунул голову в комнату, избегая смотреть на отца, — мама пришла. Пошли ужинать.
Люда, надев фартук, уже стояла у плиты.
— Привет, — она подставила прохладную щеку для поцелуя. — Что у вас тут, война? А у меня для тебя кое-что есть. Можно сказать, привет от Васильева.
— Он знает, что ты моя жена? — насупился Олег.
— А как ты думаешь? — Она потерла лоб тыльной стороной ладони и улыбнулась. — В нашем тесном гадюшничке все друг друга знают и всё друг о друге тоже. Куда ни плюнь, в знакомого попадешь…
Петька хихикнул и осекся оттого, что оба родителя зыркнули на него недовольно.
— Помалкивай, ешь суп, — велела Людмила. — А где ваша псина? — Она налила ему суп в миску. — Мартин Олегович, кушать подано!
Мальчишки прыснули уже вдвоем. Олег, нахмурившись, стал сосредоточенно мыть руки.
— Не дуйся… Твой Васильев порядочная сволочь, я тебе скажу.
— Он такой же мой, как и твой. Что он сделал? Надеюсь, тебе козни не строит?
— Не делай такое лицо. Я боюсь!.. — Она погладила его по плечу. — Просто услышала, как он по телефону разговаривал. Зная про твое дело, я прислушалась. Так вот, он кому-то говорил, чтобы припугнули Юру как следует. Твоего подследственного как зовут?
Ермилов покивал и промолчал. Люда не стала настаивать, она видела, что информация Олега весьма озадачила.
«Сомнений нет, — Олег задумчиво постучал ложкой о тарелку. — Васильев сам натравливает на своего клиента, наверное, кого-то из соседей по камере. Надо бы узнать, кто с Дедовым сидит. Предупредить, чтобы следили повнимательнее. Если припугнут, может, и неплохо. Главное, чтобы не решили убрать. Тут я не смогу помешать. В отдельную камеру не посадят. Пойди, докажи, что есть вероятность убийства. Захотят, убьют. В СИЗО свои законы. Ему, может, и угрожают, но он жалоб не подает. А на нет и суда нет».
Лето 1986 года
Квартира, пусть и небольшая, но с блестящим паркетом и добротной мебелью, и с застекленной лоджией, не где-нибудь, а в Лиссабоне. Открываешь окно, а в него ветерок, смешанный с дождевой пылью, запах океана, и видны чайки на рыжих черепичных крышах…
Работа ничем не отличалась от службы в министерстве в Союзе. Договора с партнерами по торговле, увязывание всех деталей с юристами посольства и с местными, с учетом португальского законодательства, встречи, приемы, на которых блистали торгпред и его замы и где не особо жаловали таких мелких клерков, как Дедов, приехавший на должность старшего специалиста. Однако его знание португальского, хоть и не безупречное, здорово повысило ставки Юрия, да и Граевский из Москвы замолвил перед торгпредом словечко. Гонять стали меньше, доверяли больше.
