Сергей Донской - Дату смерти изменить нельзя
Пнув служанку, чересчур долго возившуюся со шнурками Его туфель, Он вышел из спальни и пошел по дворцовому коридору, огромному, как железнодорожный тоннель. Ему нравилось прогуливаться здесь, под присмотром верных гвардейцев, прячущихся в нишах под потолком и за потайными дверями. Простор, максимум света и минимум мебели – вот стиль, которого должны были придерживаться архитекторы и декораторы, желающие угодить Ему. В тесных замкнутых помещениях Он испытывал панический ужас. Высота Его тоже пугала. Он давно не летал самолетами, перемещаясь на дальние расстояния исключительно в личном бронепоезде, замаскированном под пассажирский состав.
Как же иначе, когда вокруг столько врагов и предателей? Завистники, недоброжелатели, иностранные шпионы – все они спят и видят, как доберутся до величайшего из земных правителей. Не доберутся!
Однажды во время поездки на своем поезде по России Он выразил желание встретиться с семьей ветерана Великой Отечественной войны, когда-то спасшего Его самого и Его отца от верной гибели. Ведь, вопреки распространенному мифу, Он родился вовсе не на вершине горы Пэктусен на границе Кореи и Китая, а в селе Вятском близ Хабаровска. Его отец служил там командиром батальона 88-й отдельной бригады Советской Армии, мать была обрусевшей кореянкой. Он появился на свет в разгар войны, и если бы не вмешательство Небес, погиб бы в трехмесячном возрасте от руки японских милитаристов. Мысль о божественном провидении осенила Его, когда поезд остановился на маленькой русской станции. На перроне собралась куча жалких стариков, явившихся на встречу с Высоким Гостем. Среди них топтался и тот самый ветеран. Наверняка хитрец рассчитывал, что уйдет домой с горой подарков и набитыми карманами. С какой стати? За какие такие заслуги? Ветеран послужил лишь пешкой, слепым орудием в руках провидения. Мысль об этом удержала Его от необдуманного поступка. Возможно, то, что Он так и не вышел из вагона, снова спасло ему жизнь. Мало ли какие коварные планы вынашивали русские?
Ох уж эти русские! Непредсказуемые, лживые, подлые существа. Спускаясь по широкой лестнице на второй этаж, Он вспомнил, как сопровождал этой же дорогой знаменитую московскую певицу в безвкусной хламиде и с неопрятной копной волос на голове. То был конец восьмидесятых годов, когда Он, вопреки отцовской воле, увлекался эстрадной музыкой и постоянно приглашал в Пхеньян зарубежных звезд. Он платил им долларами, они платили Ему черной неблагодарностью. Московская певица разделила с Ним трапезу, но не постель, хотя сумма ее гонорара выражалась шестизначным числом.
А российский президент? Прибыл в столицу якобы с визитом дружбы, а на самом деле стал подпевать американским агрессорам. Предлагал закрыть программу ядерного вооружения в обмен на всяческие экономические льготы. Он этого русскому не забыл. Притворился, что согласен. А когда воодушевленный Иван отрапортовал о своих успехах на саммите лидеров «большой семерки», взял и пожаловался прессе, что президент России не понимает юмора. С ним пошутили, а он поверил, ха-ха.
Обеденный зал встретил вошедшего благоговейной тишиной. Слуги склонились в поклонах, держась на таком расстоянии, чтобы не мешать Хозяину и, одновременно, иметь возможность подбежать по первому взмаху Его руки. Расположившись за низким столом на любимой подушке, Он дал понять, что готов начать трапезу. В ту же секунду на блюде подали громадного морского окуня, жабры которого еще шевелились. Повар всегда резал и чистил рыбу так, чтобы не задеть жизненно важных органов. Пока неспешно выедалась жирная печень, рыбина яростно извивалась и била хвостом. Затем застыла, обессиленная болью.
«Вот она – жизнь и смерть, – подумал Он, вытирая губы шелковой салфеткой. – Был и нету. Важно, чтобы промежуток между этими двумя состояниями длился как можно дольше. И доставлял как можно больше удовольствия».
– Дальше, – скомандовал Он вполголоса. Согласно утвержденному накануне меню принесли дыню, доставленную из Китая, отбивную из датской свиньи, икру из Узбекистана и пирожки с рисом, приобретенные в Токио на сумму в сто долларов. Это были очень дорогие пирожки, учитывая, что полет личного повара Фухимото в Японию и обратно обошелся в полторы тысячи.
Японцы были врагами, а потому вкушать их блюда было приятно вдвойне. Как и пользоваться их женщинами. Повинуясь хлопку ладоней, в зал вбежали обнаженные по пояс японские девушки и выстроились вдоль стены, гадая, на кого из них сегодня падет выбор Хозяина. Он не спешил осчастливливать их. Для истинного Сына Страны Утренней Свежести они были хуже свиней. Мерзкие, тупые создания.
Почему они упорно не желают признать, что именно корейские ученые, путешественники, ремесленники и миссионеры принесли цивилизацию в Японию, а не наоборот? Зачем навязывают великому корейскому народу свою музыку, комиксы и мультфильмы? Чего они добиваются? Войны? Так они получат войну.
– Иди сюда, – шевельнул пальцем Он, остановив взгляд на самой юной японке, которой только-только исполнилось четырнадцать. Мелко семеня, она подбежала и упала на колени, ожидая дальнейших приказаний: – Да, мой господин.
– Ну-ка, скажи мне, кого ты видишь перед собой, – предложил Он, поднося к губам бокал с изысканным французским вином.
– Великого полководца, оплот справедливости и социализма, – заученно протараторила японка.
– Верно, но слишком сухо. Вы, японцы, считаете себя большими ценителями философии и поэзии. – Он хихикнул, давая понять, как веселит его подобное самомнение. – Докажи, что это действительно так. – Пока девушка лихорадочно соображала, а слуга наполнял Его опустошенный бокал, Он, по обыкновению, закусывал рисовым шариком, фаршированным редькой и квашеным огурцом. Покончив с этим приятным занятием, поочередно облизал все пять пальцев на левой руке. Насупился. Повысил голос: – Может, у тебя мозги не работают? Так и скажи. Я распоряжусь, чтобы их приготовили на ужин.
– Образ Твой подобен солнцу, – звонко продекламировала японка, – заслонить его нельзя. При любой погоде светит.
– Что ж, неплохо, – признал Он. – Но до настоящей поэзии далеко. Вот послушай, какие строки пришли мне в голову по поводу кока-колы. Все послушайте… – Прикрыв набрякшие веки, он произнес нараспев:
Ее имя застревает на кончике языка,
Ее цвет отвратителен, как цвет
канализационных стоков.
Америка легко льется в горло
И исчезает во тьме кишечника,
Оставляя только горький привкус,
Оставляя только пену в желудке…
По залу пронесся восхищенный шепот. Вместо того, чтобы польщенно улыбнуться, Он насупился еще сильнее. Обидно, когда твои мудрые мысли и высказывания замалчиваются мировой прессой. Например, на недавней пресс-конференции, на вопрос о дальнейших взаимоотношениях Кореи с Соединенными Штатами, Он изрек: «На добро ответь добром, на жестокость – сверхжестокостью». И что? Западные масс-медиа переврали Его слова, опубликовав лишь первую половину фразы. Получалось, будто бы Он заискивал перед Америкой, протягивая ей руку дружбы. Он, который всегда твердил, что лучший янки – мертвый янки! Беспощадно уничтоживший два миллиона внутренних врагов, дабы ни у кого не оставалось сомнений в том, какая незавидная участь ожидает врагов внешних. Почему они Его не боятся? Почему не трепещут при звуке Его имени? Как смеют высмеивать Его, рисовать на Него карикатуры, унижать Его в своих идиотских книжках и кинобоевиках? Просмотрев фильм, в котором Джеймс Бонд действовал против Северной Кореи, Он вышел из себя настолько, что вонзил шариковую ручку под ребра сидящего рядом министра культуры, а потом, как бешеный, плевал в сторону экрана. Вот эту историю лживая западная пропаганда распространила по всему свету. Им смешно? Им весело? Интересно, как они запоют, когда Он продемонстрирует всему миру, что действительно располагает ядерным оружием?
Когда же наконец это произойдет?
– Наберите номер Вал Лен Тина Ли и дайте мне телефон, – распорядился Он, перемалывая зубами рисовый шарик. Юная японка безмолвно следила за безостановочным движением челюстей своего господина. На ее груди багровел след от позавчерашнего укуса. Густо напудренное лицо было неподвижно, как гипсовая маска. Почти посмертная маска. С почти безжизненным взглядом.
* * *По радио крутили песню за песней, а создавалось впечатление, что звучит одна и та же: бум-цик, бум-цик… В каюте было солнечно и свежо. Воздух, врывающийся в открытые иллюминаторы, постепенно вытеснял тошнотворный запах рвоты. Легкая качка, длившаяся всю ночь, почти прекратилась. Председателя Ли уже не мутило, однако он чувствовал себя измотанным и разбитым. На столе перед ним лежала толстенная книга, раскрытая на двадцать второй странице. Это был седьмой том романа Ли Мун Еля «Три царства». Корейский бестселлер штудировался Председателем Ли на протяжении всей сознательной жизни. До десятого тома он планировал добраться примерно к шестидесятилетию. Если линия судьбы не оборвется раньше. Возможно, прямо на борту арендованной яхты.
