Чингиз Абдуллаев - Линия аллигатора
— Согласен, — кивнул Самойлов, — в таком случае тебе нужно будет проверить всех знакомых Леонтьева, с которыми он общался или мог общаться.
— Я уже разбираюсь с его делом, — напомнил Виктор, — но пока ничего конкретного нет. Я все пытаюсь понять, что общего между его самоубийством, в которое я теперь вообще не верю, и внезапно исчезнувшей фирмой «Монотекс», которую представлял Дьяков?
— Во всяком случае, мы скоро об этом узнаем, — сказал полковник, — наш представитель уже сегодня вылетает в Амстердам. Попытаемся выяснить по старым адресам возможных компаньонов «Монотекса», куда отправлялись грузы и кто стоит за этой фирмой в Москве.
— Вы все-таки послали в Амстердам сотрудника, — понял Юдин, — может, вы и правы. Но это очень большой риск.
— Мы должны наконец понять, что здесь происходит, — Самойлов вздохнул. — Давай лучше поедем, вместе допросим напарника Крутикова. Может, он нам сумеет рассказать немного больше, чем наш раненый. Казак не столь мужественно держался во время захвата и вряд ли будет молчать.
— Его уже допрашивал Уханов, — напомнил Виктор, — но он клянется, что вообще ничего не знает.
— Попробуем на него надавить, — кивнул Самойлов, — но еще лучше использовать милицейский вариант с подсадкой. Такие типы, как Казак, обычно начинают юлить, врать, изворачиваться, лишь бы сохранить себе жизнь, и все валят на напарников. А перед сокамерниками они хотят хорошо выглядеть и начинают хвастаться и выставлять себя чуть ли не героями. Типичный трусливый подонок, которому хочется выглядеть гораздо лучше, чем он есть на самом деле. С такими даже труднее, чем с Крутиковым. Тот просто убийца и сукин сын без всяких претензий. А этот — трусливый убийца. Это самая гнусная разновидность, когда он готов идти на все, чтобы скрыть содеянное и предстать перед своими корешами настоящим суперменом.
— Почему убийцы бывают обычно такими трусливыми? — поморщился Виктор. — Может, из-за того, что у них самих пониженный болевой порог восприятия чужого несчастья? Может, поэтому они столь ценят свою собственную шкуру? У меня был один насильник, который убил и изнасиловал нескольких детей. Мы искали его почти два года. И каждый раз, после каждого найденного трупа, я давал себе слово, когда мы его схватим, я его лично разрежу на мелкие кусочки. Наконец мы его арестовали. Сразу же после ареста он начал умолять меня посадить его в одиночку, хорошо зная, что его ждет в общей камере. С таким мерзавцем не захочет сидеть ни один уважающий себя уголовник.
— И что ты сделал? — с потемневшим лицом спросил полковник. — Куда ты его посадил?
Виктор посмотрел Самойлову в глаза. Почему-то откашлялся. И очень тихо сказал:
— Я отправил его в общую камеру. Он повесился через два дня. Я попросил экспертов сделать мне копии с фотографий его трупа и раздал всем родителям детей, которых он убил.
Самойлов поднялся:
— Поехали к этому Казаку. Уханов обещал, что сумеет что-нибудь придумать.
Уже сидя в машине, полковник задумчиво сказал:
— Знаешь, я не верю в бога. Нас ведь атеистами воспитывали. Но иногда я думаю, а что, если он все видит? Видит и молчит. Может, он хочет, чтобы мы, люди, сами решали свои проблемы? Поэтому ты сделал правильно, Виктор. Я бы до этого не додумался. Детей ты, конечно, родителям не вернул, но зато такую занозу вытащил из их сердец, что за одно это когда-нибудь попадешь в рай. Если он, конечно, существует.
Виктор засмеялся и больше ничего не сказал. В Лефортово их уже ждал майор Уханов.
— Мы посадили к нему в камеру нашего сотрудника[Уже давно не секрет, что любая специальная служба использует агентуру для выполнения специфических задач. И если об агентуре КГБ было известно довольно много, то об агентуре МВД старались нигде не писать, словно таких людей не существовало. На самом деле агентура МВД существовала всегда и активно работала. В ее составе, как правило, уголовники и люди с сомнительным прошлым.
Иногда некоторые авторитеты одновременно работали на обе стороны. В интересах дела МВД даже разрешает своим агентам принимать участие в разного рода противоправных деяниях и закрывает глаза на их преступления. Когда полученная информация перекрывает нанесенный ущерб, на последствия никто не обращает внимания. Агентура МВД в основном платная, но сотрудники уголовного розыска, как правило, оставляют эти деньги себе. (Прим. автора.)], — сообщил он. — Но их там восемь человек. Вообще-то в камере должны сидеть только двое, но вы ведь знаете, какая в Лефортово скученность. Здесь в некоторых камерах нормы превышены в пять-десять раз.
— Ваш человек вошел в контакт с Казаком?
— Да, тот ему, кажется, доверяет. Они сидят вместе уже вторые сутки. В камере люди сходятся быстрее.
— Как с Маратом? — спросил Юдин.
— Мы уже передали сообщение в прокуратуру, — доложил Уханов, — по нашей картотеке он не проходит. Судимостей не было. Но по агентурным сведениям удалось установить, что это Равиль Карамов, довольно известный в Москве еще несколько лет назад фарцовщик. Потом его подозревали в организации разного рода притонов. Но ничего конкретного доказать не смогли. Фотографии его у нас нет, но вся агентура задействована.' Вошел дежурный, доложил, что доставили заключенного. Уханов разрешил era привести. Конвоир ввел опухшего бандита с заросшей физиономией. Его длинные усы висели над будто срезанным подбородком. Острый нос и маленькие глазки дополняли неприятное впечатление. Арестант глядел на сидевших в кабинете молча, настороженно. Он сразу узнал и Самойлова, и Юдина, принимавших участие в его задержании.
— Здравствуй, Проколов, — поздоровался Уханов, — садись, поговорим.
Казак еще раз посмотрел на сидевших в комнате и сел на привинченный к полу табурет.
— Мы специально приехали, чтобы с вами поговорить, — начал Юдин. — Ваш сообщник Крутиков дал некоторые показания, и мы хотим их проверить.
— Какие показания? — Проколов не смотрел никому в глаза, словно боялся себя выдать. — Я ничего не знаю.
— Несколько дней назад, — не обращая внимания на его слова, начал говорить Юдин, — вы вместе с Крутиковым совершили нападение на автомобиль, в котором ехали сотрудники ФСБ. Вы подтверждаете эти показания?
— Какие сотрудники? — спросил Проколов. — Я не знаю, кто там был.
— Мы провели опознание, — сдерживаясь, напомнил Уханов, — и сотрудник ФСБ опознал в тебе того самого стервеца, который убил двух его товарищей. Не темни, Проколов. Ты ведь говорил мне, что был там, но не знал, в кого стреляешь.
— Да, — кивнул Казак, — и сейчас не знаю.
— Кто был еще в машине? — спросил Юдин. — Сколько человек вас было?
— Сами ведь все знаете, — осторожно ответил Проколов, — трое нас было.
— Кто третий? — не отставал Виктор.
— Мужик какой-то, он за рулем сидел, — выдавил Проколов.
— Вы раньше его знали?
— Кого?
— Этого мужика.
— Может, и виделись. Я не помню.
— А как его звали?
— Не знаю, — осторожный взгляд в сторону все время молчавшего Самойлова и наконец еще одно добавление:
— кажется, Марат.
— Кажется или точно?
— Может, точно.
— Где вы с ним встречались?
— Не помню. Меня туда Крутиков отвозил.
— А вот он утверждает, что его вы отвозили.
— Врет, — подпрыгнул Проколов, — точно, врет. Я вообще ничего не знал. Мне Крутиков сказал: «Поедем, выгодное дело есть». А когда приехали, меня в автомобиль посадили и автомат дали. А отказываться в таких случаях нельзя. Вы ведь видели, какой он бандит. Товарища убил и меня хотел замочить.
Самойлов по-прежнему молчал, и это все больше нервировало бандита, который не понимал, отчего молчит этот пожилой начальник. В его молчании было нечто зловещее, отчего Проколов нервничал все сильнее.
— Как зовут Марата? — спросил Виктор.
— Не знаю. Мы его называли Марат.
— А где его можно найти?
— Никак не знаю. Я у него только один раз был.
Самойлов вдруг поднялся со своего места и подошел к бандиту.
— Хватит, — сказал он, с презрением глядя на попытавшегося встать Проколова, — ты не в цирке. Там будешь слоном стоять. А нам врать не нужно. Ты все знаешь. Напрасно дурачка из себя строишь.
— Не знаю я ничего, — испуганно прижал руки к груди Казак.
— Какой ты Казак? — с презрением сказал Самойлов. — Я сам настоящий казак и скажу тебе, что такую гниду, как ты, ни в один дом настоящий казак не пустит.
Тебя за твои вислые усы Казаком назвали, а на самом деле ты дерьмо.
Проколов снова попытался вскочить, но под взглядом полковника остался на месте.
Тот, высказав все, что хотел, повернулся и вышел. Наступило молчание.
— По-моему, будет лучше, если ты начнешь говорить правду, — невозмутимо заметил Уханов.
Через десять минут Проколов вернулся в камеру. Он молча прошел к своему месту, где уже сидел один из его сокамерников. Это был единственный человек в их камере, которому Проколов доверял. Он слышал о нем, сидя в лагере под Семипалатинском, когда Казахстан еще входил в единое государство. Уже тогда все говорили о мастерстве Барона. И теперь, узнав, что его сосед — Барон, он проникся особым доверием к этому малоразговорчивому соседу, не пытавшемуся влезть к нему в душу. Скорее, наоборот, сам Проколов пытался навязать свое соседство Барону.
