Гэвин Лайалл - Очень опасная игра
На миг я оцепенел.
Затем забросил диски обратно в коробку, спрятал свечу за пресс, закрыл потайную дверцу и задвинул печную заслонку.
Хлопнула дверь автомобиля, затем другая. По гравию заскрипели шаги.
Я неслышно, словно кошка, скользнул к столу и подобрал старинный французский пугач. Ведь за дверью мог оказаться тот, кто только что убил Вейкко и вспомнил, что забыл заглянуть в печь.
Пронзительный звонок прозвучал для меня как выстрел сигнальной пушки, возвещающий в сумерках время спуска флага. Я тут же вычислил, кто этот убийца, который знал, что входная дверь оставлена открытой.
Я схватил телефонный шнур и оборвал его.
Кто-то прокричал:
— Откройте, или мы взломаем дверь!
И я узнал если не голос, то манеру речи. Только никак не мог догадаться, что их сюда привело. И тут я вспомнил «фасел-вегу» на дороге. Единственное, что Клоду было нужно, — это телефон, зато вот я теперь нуждался в хорошем адвокате.
Дверь я пнул ногой, и она с лязгом распахнулась. Сразу два фонарика уперлись мне в лицо.
Голос, принадлежащий моему знакомому полицейскому-здоровяку, спокойно произнес по-шведски:
— Кажется, без вас нигде не обходится.
Другой внезапно завопил, что у меня пистолет, и фонарик отлетел назад на два шага.
Я взял пистолет левой рукой и протянул рукояткой вперед. Огромная волосатая рука возникла в круге света и схватила его.
Я сказал:
— Это принадлежит Вейкко. Он в кабинете.
Полицейский-коротышка рванулся в дом мимо меня. Я обратился к здоровяку:
— Скажите ему, чтобы он не оставлял отпечатков пальцев на чем попало. Это дело полиции.
Голос здоровяка звучал миролюбиво:
— А мы, по-твоему, кто? Карточные валеты?
— Я имею в виду полицейских экспертов.
Из недр дома донесся вопль коротышки:
— Сюда! Идите сюда!
Голос слегка дрожал.
Здоровяк спросил:
— Мертв?
— Да.
— Ты?
— Вы бы меня здесь не застали, если бы я его убил. Я собирался сообщить, но телефон не в порядке.
— Все сделал в лучшем виде, верно?
— Естественно. Кроме того, что у меня нет пистолета.
— Нет пистолета?
Огромный французский револьвер закачался в луче фонарика, показавшись в его лапище игрушкой.
— Его убили не из этого. Такая пушка могла бы разнести весь дом, а вам нужно найти тот пистолет, из которого действительно стреляли, и только после этого выдвигать обвинение.
Фонарь медленно прошелся по мне вверх-вниз, как большой всевидящий глаз.
— Мы всегда были уверены, что кто-нибудь отправит Вейкко на тот свет. Но теперь, видно, всем нам предстоит долгая и беспокойная ночь.
Глава 17
Все кончилось тем же, мы оказались в том же номере, в том же отеле, и, как тогда, ждали Никканена.
Сначала это меня просто озадачило: я ожидал, что меня засадят за решетку. Затем пришла в голову мысль, что, вероятно, на «Дакоте» из Рованиеми нагрянуло немало газетчиков, которые стали осаждать полицейских в надежде добыть хоть какую-то информацию по поводу двух авиакатастроф за два дня.
Будучи инспектором СУОПО, Никканен не хотел, чтобы его застукали где-нибудь поблизости от полицейского участка. Он отправился в Рованиеми чартерным рейсом в 4.10 и не мог вернуться раньше 11.20. Так что мы ждали.
Никто мне не сообщил, арестован я или нет. А я был не в том расположении духа, чтобы выяснять это самому. Мы все просто ждали.
На этот раз — никакого шнапса. Все, чем я располагал, — это старый еженедельник, подобранный в полицейском автомобиле. И я делал вид, что внимательнейшим образом его читаю.
Прямо напротив меня за столом сидел полицейский-здоровяк.
Револьвер Вейкко лежал перед ним, дулом глядя прямо мне в грудь и своей назидательностью напоминая указующий перст.
Напарник-коротышка сидел на кровати.
— Три выстрела! — сказал он. — Всего три выстрела — бах-бах-бах, кучно, как три пальца на руке. Он, должно быть, просто снайпер.
Говорил он по-шведски, так что его слова, очевидно, предназначались мне.
Я продолжал изображать внимательное чтение газеты.
Здоровяк в свою очередь заметил:
— Твой дружок Оскар был не такой уж невинной овечкой, между прочим. У него имелся револьвер. Ты об этом знал?
— Что-то я такого не помню.
Коротышка проворчал:
— Он не помнит. Ха!
Я заметил:
— Может быть, как раз из него застрелился Вейкко.
Коротышка привстал с кровати со словами:
— Мы и не думали…
Вскоре, однако, до него дошло, что Оскар был мертв и его револьвер лежал в полиции, когда Вейкко убили. Он озлобленно и угрожающе посмотрел на меня. Будь достаточно светло, он наверняка надел бы свои солнцезащитные очки и одарил меня непроницаемым взглядом.
Здоровяк откинулся на спинку стула, но только слегка, чтобы суметь мгновенно схватить револьвер, если я вдруг начну проявлять признаки гражданского неповиновения.
— Лично я не думаю, что ты убил Вейкко, — сказал он, — но, думаю, никто и не станет в это вникать.
Коротышка фыркнул:
— Чего мы понапрасну тратим силы? Мы его поймали в доме с еще теплым трупом, он пытался угрожать нам револьвером жертвы. Вынести приговор не составит труда.
Как мне казалось, здоровяк уже прокручивал в уме этот вариант.
— Мы, конечно, можем так и сделать. Но я предпочитаю докопаться, как все было на самом деле.
— А чего суетиться? Он нам помогать не собирается. Зачем же нам с ним возиться?
Они посмотрели на меня. Им ничего не оставалось, как разыгрывать весь этот спектакль по-шведски, дабы быть уверенным, что я все понимаю, и в то же время делать вид, что идет всего лишь обмен мнениями.
Я продолжал внимательно изучать газету.
Коротышка заговорил снова:
— Он рассчитывает, что сможет выпутаться, когда прибудет Никканен. Ха! Чего ради Никканен станет его выгораживать!
Он пожал плечами так сильно, что головы совсем не стало видно.
— Продолжайте в том же духе, — заметил я, — и вы замучаете себя до смерти.
— Ты думаешь, мы не можем связать тебя с делом Адлера, верно? Преотлично можем. И в ближайшем будущем так и сделаем. Ты ничего не знаешь о револьвере, который был у Оскара?
Опять оба наблюдали за мной с чуть заметной выжидательной улыбкой. Они подготовили для меня нечто невообразимое, и, как видно, считали, такое смачное, что я должен был немедленно впасть просто-таки в физиологический шок.
Я сказал:
— Держу пари, что, кроме всего прочего, он был заряжен.
— Да, он был заряжен, — подтвердил здоровяк.
— И клянусь, с этим пистолетом связано еще что-то.
— Да, еще кое-что. — Он выдержал драматическую паузу. — Номер у него спилен.
Воцарилась мертвая тишина.
Настал тот момент, когда я, по их мнению, должен был сильно побледнеть и завопить: «Значит, он был таким чудовищем?! О, если бы я только знал!»
Все, Кэри раскалывается и исповедуется до дна. Местная полиция решает проблему. СУОПО отправляется восвояси и присылает им медаль.
Вместо этого я тихонько спросил:
— И что это значит?
Коротышка завопил:
— Что это значит?! Только то, что он был профессионалом… настоящим профессионалом. Ну, а теперь выкладывай, что за игру он вел?
Я заявил:
— Номер можно восстановить. Просто отполируйте место, где он был, протравите соляной кислотой, а затем обработайте этиловым спиртом.
Здоровяк хмуро посмотрел на меня.
— И откуда ты это знаешь?
— Вы когда-либо слышали об угнанных автомобилях или ворованных авиационных моторах? Вот таким способом устанавливаются их заводские номера.
Он тяжеловесно развернулся к своему напарнику:
— Слишком он ученый, этот тип. Придется применить к нему силу.
Коротышка вдохновился:
— Мы просто обязаны затащить его в какое-то тихое местечко, где никто не услышит его визга. Я бы расколол его.
Впервые за все время коротышка высказался искренне и от души.
— Вы, ребята, перенапрягаетесь понапрасну, — сказал я. — Ни один профессионал не будет таскать при себе оружие со спиленным номером именно потому, что это выглядело бы профессионально. Пойманные с обычным оружием, вы почти всегда сумеете отговориться, но не ждите, что вас отпустят, если обнаружат револьвер со спиленным номером. Все это лишь доказывает, что Оскар настолько нуждался в оружии, что не стал обращать внимания, какого оно сорта, — или просто не знал, чем это чревато. Но очень интересно, зачем вообще ему нужно было оружие.
Они опять на меня уставились.
— Да, и кроме того, — добавил я, — что вам действительно предстоит сделать, так это отловить шведский «фасел-вегу».
Я видел, как, затаив дыхание, полицейский что-то обдумывает. Они-то знали этот автомобиль как нельзя лучше. Затем здоровяк очень спокойно спросил:
