Анатолий Стась - Подземный факел
— Спасибо, Терентий Свиридович. Я только что…
— Оставьте. Знаю, как было «только что». Столовая, винегрет и кефир. По себе знаю. А теперь у меня хозяйка в доме, — голос полковника звучал с хитрецой. — И еще какая хозяйка, правда ведь?
Они втроем сидели за столом. Отпивая маленькими глотками кофе, Петришин незаметно посматривал на Олесю. Она сидела напротив, замечала его взгляды и улыбалась.
Обед подходил к концу, когда за стеной раздалась трель телефонного звонка. Петришин с надеждой посмотрел на полковника. «Может, Горишний?»
Шелест быстро вернулся из кабинета.
— Ну, молодые люди, я вынужден отлучиться на часок. А вы смотрите, телевизор. Подождите меня, Арсений Тарасович, я скоро вернусь. А ты, студентка, — он погрозил Олесе пальцем, — не вздумай снова уткнуться в книги. На сегодня хватит. Развлекай гостя, чтобы не заскучал. — У глаз Шелеста сбежались лукавые морщинки.
Майор и Олеся остались вдвоем. На матовом экране телевизора мелькали кадры из какого-то фильма. Фешенебельные виллы и роскошные лимузины, мужчины в смокингах, огни реклам, стук биллиардных шаров, дым сигар, суетня ресторанных официантов.
— Вам нравится? — спросила Олеся.
— Не очень…
Щелкнул выключатель. Экран медленно погас.
— Не возражаете, Арсений Тарасович? Давайте лучше поговорим, — просто сказала она.
Незаметно шло время. Олеся рассказывала об институте, о том, как сначала терялась в большом городе, скучала о своем селе, о реке Горынь. А теперь привыкла. Студенческая жизнь такая интересная, и вокруг столько нового…
Майор уже едва не отважился предложить Олесе пойти вечером в театр или в кино, как снова зазвонил телефон. Глянув на будильник, Петришин даже не поверил, что с тех пор, как ушел Шелест, прошло больше часа.
— Арсений Тарасович! — позвала Олеся. — Вас дядя просит.
В трубке послышался знакомый грубоватый баритон.
— Я послал за вами машину. Есть кое-что новое. И передайте моей студентке, что я, пожалуй, вернусь домой поздно. — Шелест сделал паузу, закашлялся или засмеялся, трудно было разобрать. — Свидание на вечер назначать ей не советую, вы тоже освободитесь не раньше моего.
3
Войдя в служебный кабинет начальника, Петришин увидел на уголке стола разрезанный пакет. Полковник сидел вполоборота к окну, рассматривал какую-то фотографию.
— Не дает вам старик покоя! Верно? Но такая наша служба. — Шелест бросил фотографию на стол, но тут же снова потянулся к ней и передал Петришину. — Взгляните на сию личность. Как бы вы думали, кто это?
Майор взглянул. На снимке было запечатлено лицо уже немолодого, слегка обрюзгшего человека. У него был крупный нос, видимо, светлые и мягкие волосы и такие же брови, высокий узкий лоб. Так выглядел он при жизни, а фотографировали его уже после смерти.
Переведя взгляд на полковника, Петришин взял у него из рук плотный лист бумаги, заполненный машинописью, и углубился в него.
— «Работники госбезопасности Германской Демократической Республики, познакомившись с фотографией неизвестного, который умер, не приходя в сознание, в доме путевого обходчика около железнодорожной станции Синее Озеро, сообщили следующее, — читал майор. — На фото — бывший офицер СС, член нацистской партии с 1935 года Карл Гольбах. Воспользовавшись документами без вести пропавшего антифашиста Гельмута Кюнта, Гольбах выдал себя за жертву гитлеровского режима и работал в уголовной полиции города Гранау (Восточная Германия).
24 ноября прошлого года в г. Гранау было совершено ограбление ювелирного магазина. Полиция напала на след преступников. Во время операции по их задержанию Гольбах одному из них помог бежать и исчез сам, ранив при этом полицейского.
Второй грабитель арестован. Его имя Иосиф Святославович Ощипко. На допросе он показал, что сообщник его, скрывшийся вместе с Гольбахом, называл себя поляком Тадеушем Колендой. В действительности же он уроженец Западной Украины и принадлежал, как и Ощипко, к организации ОУН, группирующейся в Мюнхене. Настоящая фамилия его неизвестна. По описанию Ощипко, возраст «Коленды» лет пятьдесят, он ниже среднего роста, полный, длиннорукий, в момент знакомства с Ощипко носил рыжую бородку».
Увидев, что Петришин прочитал документ, Шелест показал рукой на стопку бумаг.
— Эти материалы присланы нам из Москвы по той причине, что многое, изложенное в них, имеет прямое отношение к нашей с вами, майор, работе. И кажется мне, в Москве адресом не ошиблись. Там проанализировали наше донесение по поводу нарушителя границы, назвавшегося Кобцом. Сопоставили донесение с некоторыми событиями, происшедшими позже и в другом месте, а именно — на станции Даньки возле Днепра, затем в районе станции Синее Озеро, и решили, что между этими событиями и появлением Кобца может существовать определенная связь. Насколько такое предположение правильно, давайте разберемся вместе.
— Итак, — продолжал он, — о чем говорится в прибывших материалах? Над нашей территорией был сбит самолет без опознавательных знаков. Летчик погиб. Через день на востоке Украины, неподалеку от станции Даньки, в небольшом лесочке обнаружили два парашюта. В ту же ночь колхозный механик Сирченко на вокзале станции увидел человека, который якобы в 1944 году в Прикарпатье ранил его, Сирченко, выстрелом из автомата. Сирченко служил тогда в армии шофером. Показания его есть среди полученных из Москвы документов. Вы их прочтете и убедитесь, что все сходится к одному: Сирченко вел тот самый «студебеккер», о котором вы мне рассказывали, Арсений Тарасович… Человека, подозреваемого Сирченко, задержали, его конвоировал милиционер, но тот сбежал. Местные чекисты установили, что вместе с беглецом был еще один. Вот он, — Шелест щелкнул ногтем по фотографии. — Они вдвоем выпрыгнули с поезда на ходу. Потом этого нашли под насыпью с раздробленным черепом и сломанной ногой. Перед смертью он произнес несколько слов на немецком языке. Получив донесение, за эту нить ухватились московские товарищи. Фотографии погибшего были переданы по бильду нашим коллегам в ГДР. Ответ из Германии вы только что читали… Таким образом, один парашютист выбыл из игры. Есть такая догадка, что его прикончил напарник. Сломав ногу, немец стал обузой для него… Второй парашютист ушел. Розыски пока ничего не дали. Приметы второго нам сообщаются: он длиннорукий, полный, ниже среднего роста, с рыжей бородкой.
— Выходит, Коленда?
— Выходит, что он.
— Но это же Гандзя-Мацюк! Его внешность. Кроме бородки.
— Да, конечно. И все же нужна стопроцентная убежденность в этом. Людей невысокого роста с длинными руками не так уж мало… У того были документы на имя Харпия, научного работника из Коломыи. Паспорт и командировка остались у раззявы-милиционера, который уснул в вагоне и упустил задержанного. Документы оказались фальшивыми. Тем не менее, только что я запрашивал Коломыю. Там такой не значится, и института, указанного в командировочном удостоверении, не существует в городе вообще. Но проследуем за неким Харпием дальше. Оставим на время приметы, вернемся несколько в прошлое.
Старшина-пограничник Гейко, который задержал Кобца, докладывал вам, что нарушитель очень напомнил ему одного из тех двух бандитов, которые ехали на «студебеккере» в 1944 году в ночь, когда ваш взвод добивал шайку. Если Гейко не ошибается, то Кобец — это Довбня, телохранитель Мацюка. Гандзей он быть не может, того вы знаете лично. Кобец выбросился на мосту в ущелье, изуродованное лицо не дало возможности установить точно, был это Довбня или кто-то другой. Однако мы имеем рапорт Гейко. Имеем также и заявление механика Сирченко: он вез в машине человека, известного сейчас под фамилией «Харпий». Но мы-то с вами — а вы тем более — хорошо знаем, что ехал тогда в «студебеккере» Гандзя-Мацюк. Даже оставив на время Коленду, можно сделать вывод: второй парашютист — Гандзя, и гуляет он сейчас на свободе. Сдается мне, где-то здесь, поблизости, гуляет. Не от него ли приходила посыльная к Горишнему?
— Возможно, — согласился Петришин. — Надо бы поинтересоваться домом этой поповны.
— Оперативная группа уже выехала в Остудиев. Я распорядился. А нам с вами, майор, предстоит поездка к Горишнему. Московский пакет поторапливает. Теперь уже не время продолжать психологические опыты и гадать: придет он к нам сам или не придет?
— Да, — сказал Петришин, — не время.
— Ну и отлично, Арсений Тарасович.
— Я все думаю про Кобца: Довбня он или не Довбня? Только почему он все же заявился сюда в одиночку, раньше Гандзи? Почему они не вместе прибыли к нам?
— Гадать не будем. Садитесь-ка лучше за стол, майор, и читайте московские материалы. Мое изложение — это одно, а вникнуть в каждый документ отдельно не помешает.
