Александр Авдеенко - Над Тиссой (Иллюстрации Б. Козловского)
— Пока не арестован этот нарушитель, я не имею права считать достоверными ни показания Чеканюка, ни Скибана.
— Да. — Генерал густо задымил и закрыл глаза. — Если прав шофер Скибан, — в раздумье проговорил Громада, — тогда почему пришел к вам мастер Чеканюк? Вторая версия: Чеканюк искренен, он рискует жизнью. Но тогда зачем понадобилось шоферу Скибану клеветать на него?
— Возможно, он заинтересован в том, чтобы направить розыск по ложному пути, — ответил Зубавин. — Не нравится мне этот Скибан. Может быть, я и ошибаюсь, но мне кажется, что он неспроста приходил к нам. У меня есть подозрение, что он как-то причастен к делу.
— На чем основано это подозрение?
— Пока, товарищ генерал, не имею никаких объективных данных. Буду собирать факты.
Вечером того же дня под проливным весенним дождем Зубавин и сопровождавшие его лица подъехали к верхнему концу Первомайской улицы. Оставив здесь машину и выслав оцепление, они двинулись к дому мастера Чеканюка. И как только они переступили порог калитки, из-под темного навеса крылечка неслышно вышел Петро Петрович. Он, повидимому, давно поджидал гостей. Зубавин посмотрел в дальний конец двора, где влажно блестела оцинкованная крыша сарая:
— Постучите. Скажите, что принесли ужин.
Осторожно шагая и с опаской оглядываясь, мастер двинулся к темному сараю. Зубавин неслышно шел рядом, засунув руки в карманы дождевика и обходя лужи.
Подошли к двери вчетвером: посередине — Чеканюк, справа — Зубавин, слева — два вооруженных офицера.
Мастер не в силах был сделать последнего, решающего движения — постучать в дверь сарая. Это вынужден был сделать Зубавин.
— Кум, это я… вечеряти… — зашептал Чеканюк, прижимаясь губами к щели между шершавых, набрякших влагой досок.
Ответа не последовало. Ни малейшего шороха не доносилось изнутри сарая. Зубавин постучал еще и, немного переждав, постучал в третий раз. Сарай молчал. Зубавин оглянулся через плечо, в темноту, взмахнул рукой. Несколько человек выросли за его спиной. Два из них молча, в четыре руки схватились за деревянную скобу, набитую на дверь, с силой рванули ее. Вспыхнул карманный фонарь. Острие его луча осветило Ярослава Граба как раз в тот момент, когда на его зубах хрустела ампула с ядом.
Еще один труп нарушителя. Тяжелое и сырое лицо алкоголика, серые, будто осыпанные пеплом волосы, суконная куртка с барашковым воротником, сбитые на носках, зашнурованные сыромятными ремешками ботинки на толстой подошве…
Зубавин взял мастера Чеканюка под руку и, отведя его в сторону, под навес крыльца дома, спокойно, будто ничего не случилось, спросил:
— Петро Петрович, у вас есть родственники? Не здесь, в Яворе, а в каком-нибудь дальнем городе?
— Есть. Сестра. В Ужгороде. А… а что?
— У вас с ней добрые отношения?
— Да, очень хорошие.
— Давно вы с ней не видались?
— Больше года… А почему вас это интересует? — Мастер с недоумением и тревогой смотрел на майора.
— Почему? — Зубавин помолчал. — Я хотел бы, чтобы вы поехали к сестре в гости. На целую неделю, не меньше. Сегодня же. Прямо вот сейчас. На моей машине.
— Я не понимаю, но…
— Пожалуйста, поезжайте. И постарайтесь не показываться на улицах Ужгорода.
Чеканюк схватил руку майора:
— Все уразумел!
— Вот и хорошо.
Шофер Скибан пришел на работу, как обычно, ранним утром. Председатель артели Дзюба встретил его по-хозяйски строго:
— Машина готова к дальнему рейсу?
— В порядке.
— Проверим!
Придирчиво осматривая грузовик, Дзюба ворчливо выговаривал шоферу за то, что кузов грязный, плохо накачаны баллоны. Выждав, когда поблизости никого не оказалось, Дзюба спросил:
— Как поживает твой сосед?
— Сегодня ночью у него были гости.
— Ну? — Дзюба перестал дышать, в морщинах заблестели капли пота.
Скибан укоризненно покачал головой:
— Разве можно так волноваться? Зря. Гости были не очень беспокойные. Они тихо и незаметно забрали «кума» и уехали.
— Живым?
— Что вы, пан голова! Все получилось так, как и предусмотрено. Вместе со своим кумом исчез и Чеканюк.
Дзюба вытер лоб большим бордовым платком:
— Фу! Значит, они тебе поверили. А я, признаться, боялся. — Он резко повысил голос: — Безобразие! Не позволю выезжать на грязной машине! Сейчас же привести в порядок!
10
Ночевал Кларк в вокзальной гостинице. Утром он помылся в гостиничной душевой, позавтракал и отправился в город устраивать свои дела.
Первым, кого решил атаковать Кларк, был яворский военком, майор Пирожниченко. С его помощью он собирался пустить корни в яворскую почву. Поскольку Кларк в школе специализировался по диверсиям на горных железных дорогах, его интересовал яворский узел. Он был уверен, что создаст здесь мощный кулак, способный в случае войны вывести из строя важнейшие сооружения — тоннели, мосты.
Некоторые коллеги Кларка, менее чем он подготовленные к тайной жизни, не уверенные в себе, попадая в Советский Союз, ползли проторенной дорожкой: искали себе убежища у людей, чье прошлое или настоящее внушало или могло внушить подозрение советским властям. Этим самым недальновидные люди обрекали себя на закономерный провал в будущем. Нет, Кларк избрал другой путь. Имея возможность скрыться после перехода границы на квартире какого-нибудь старого агента американской разведки, вроде Дзюбы, он предпочел пойти на вокзал, контролируемый пограничными патрулями и железнодорожной охраной. С такими документами, как у него, полагал Кларк, с такими внешними данными и с такой выучкой ему не следует прятаться по закоулкам. Чем смелее он будет действовать, тем меньше вызовет подозрений. Кларк отлично знал, что его появление в пограничной зоне связано с определенным риском. Какие бы меры предосторожности он ни принял, все равно те, кому это положено знать, установят достоверно, с точностью до одного часа, когда ты прибыл сюда, откуда, с какой целью и т. д. Значит, надо не прятаться, а действовать решительно, дерзко.
Предстоящая встреча с военкомом Пирожниченко была первой ступенью той большой лестницы, на которую собирался взобраться Кларк.
Майор Пирожниченко, конечно, и не подозревал, какую роль должен сыграть он в судьбе Кларка. Он, разумеется, вознегодовал бы, узнав о намерениях Кларка. Майор Пирожниченко за всю свою жизнь не сделал ничего такого, что запятнало бы его честь, дало бы повод иностранным разведчикам прицепиться к нему, шантажировать. Короче говоря, майор до сих пор, до появления на его пути Кларка, жил спокойно, безмятежно, без всяких угрызений совести, не нарушая долга ни перед родиной, ни перед семьей и друзьями. И так он собирался прожить до конца дней своих.
Не зная биографии того, к кому направлялся, его характера, его привычек и наклонностей, Кларк тем не менее твердо рассчитывал на успех.
Живя в первые годы второй мировой войны в СССР, он тщательно изучал образ жизни, характеры и национальные особенности русских людей. Целыми днями, скромно одетый, тихий и незаметный, он толкался по продовольственным магазинам, в фойе кинотеатров, по рынкам, стоял в очередях, гулял в парках культуры и отдыха, не пропускал ни одного футбольного матча, читал и перечитывал все новые романы и повести. На правах представителя союзной державы ему приходилось общаться с военными людьми, деятелями науки, культуры и искусства. Впоследствии, основываясь на этих своих наблюдениях, он написал сочинение, озаглавив его: «Тайные ключи к сердцам советских людей». Начальство Кларка одобрило его исследование и поставило ему задачу: подкрепить свою теорию практикой.
В исследовании «Тайные ключи к сердцам советских людей» двести миллионов советских граждан разделялись на несколько больших групп: рабочие, колхозники, военные, интеллигенция техническая и художественная, то есть представители искусств и литературы, домохозяйки, молодые девушки, юноши, руководящие партработники и т. д. Характеризуя ту или иную группу, Кларк пытался давать рецепты, какими средствами разведчик может завоевать в этой среде доверие.
Вот что писал Кларк о советских людях, объединенных им в группу военных:
«Это наиболее твердокаменные, одетые в непробиваемую броню бдительности объекты. Они осторожны в своих отношениях с новым для них человеком. Они прячут все свои тайны за семью замками. Они в подавляющей массе безупречно честны, преданны, и прочее и прочее. Они любят свое оружие, гордятся им, берегут его как зеницу ока. Они перед всем миром продемонстрировали на полях сражений свою храбрость, свое презрение к смерти, свою талантливость.
Дурак тот, кто пробует атаковать эту группу в лоб. Этих людей надо пытаться завоевывать обходным маневром.
Уязвимые места советских военных можно нащупать, только серьезно изучив их достоинства. Это парадоксально, но это факт.
