Чингиз Абдуллаев - Упраздненный ритуал
— В фирме какой-то. Водой торгуют. А почему вы спрашиваете? — она повернулась к нему. Этот человек, говоривший с акцентом, был ей интересен.
— Вы только что сказали, что никто из ваших ребят не мог на такое пойти. А если убийца — кто-то со стороны? Он, например, знает, что вы встречались с Габышевым или с Керимовым. Или не знает точно с кем, но злится, видя ваши отношения с бывшими одноклассниками. Творческий человек, бывший режиссер, а вы его оттолкнули. Да, похоже, никогда и не любили. Даже встречаться с ним не хотите. Может, он взял нож и решил таким необычным способом отомстить вашим одноклассникам. Как вы полагаете?
— Мой муж? — она замерла, задумалась, потом решительно тряхнула головой:
— Никогда. Никогда в жизни. Он на такой поступок не способен. Для этого силу нужно иметь особую. Или злобу. А у него нет ни силы, ни злобы.
— Может быть, после того как вы его бросили, силы появились? Он ведь театральный режиссер, — настаивал Эдгар, — мог загримироваться и придти сюда. А потом убить Керимова.
— Загримироваться мог, — задумчиво сказала она, — но зачем он тогда убил Олега Ларченко или Эльмиру Рамазанову? Они-то тут при чем? Нет, мой бывший муж на такое не способен.
— Может, он ревновал вас к ним? — настаивал Эдгар.
— К женщине? — улыбнулась Светлана. — Не думаю, что я опустилась до такой степени.
Вейдеманис умолк. Он посмотрел на Дронго и на Ахмедова, словно давая понять, что исчерпал свои вопросы.
— Спасибо, Кирсанова, — поспешно сказал Ахмедов.
Она поднялась. Неожиданно Дронго подошел к ней.
— Когда вы сейчас говорили об убитых, вы не назвали Самедова. С ним у вас тоже были близкие отношения? Если можно, я прошу вас ответить искренне.
— Хотите узнать, какая я дрянь? Да, один раз. Я его тогда просто пожалела. Как раз за день до его дурацкой смерти. Я как чувствовала, что мы можем с ним никогда больше не увидеться.
— До свидания, — Дронго повернулся к ней спиной.
Когда она вышла, Ахмедов спросил:
— Будем допрашивать остальных? Остались только двое — Лейла Алиева и Леонид Альтман. Оба врачи.
— Врачи, — кивнул Дронго, — и оба прекрасно знают, куда нужно ударить человека, чтобы убить его наверняка. Давайте начнем с мужчины.
Глава 12
Альтман вошел в комнату, протирая очки. Он ждал дольше других и видел, как возвращается с допроса заплаканная Ольга, взволнованная Света, напуганный Фазиль, расстроенный Раис, мрачный Владимир. Он видел их всех и поэтому вошел в комнату уже подготовленным к испытаниям.
— Вы хорошо знали Керимова? — с порога спросил его Ахмедов.
Он тоже поднялся, ему надоело сидеть, захотелось размяться. А Дронго, напротив, прошел к своему прежнему месту и устало сел, слушая, как Ахмедов допрашивает вошедшего Альтмана.
— Знал, конечно. Мы с ним вместе учились.
— Вы с ним дружили?
— Не совсем, — чуть подумав, ответил Альтман, — я понимаю, что сейчас нужно говорить по-другому, но мы были только одноклассниками. У него был свой круг общения, у нас свой.
— У кого это «у нас»? — сразу всполошился Ахмедов. — Что значит «свой круг общения»? О чем вы говорите?
— Вы же все прекрасно понимаете. Он был прокурором, а я всего лишь доцентом. Такие люди обычно не общаются. Конечно, мы встречались, говорили друг другу приятные слова, но и только. Игорь был слишком значительным человеком, чтобы встречаться с каждым из своих одноклассников.
— А вот Магеррамов говорит, что они часто встречались.
— У них были пересекающиеся интересы, — улыбнулся Альтман, — я же говорил, что Игорь общался только с себе подобными. Жаль, что его убили. Он был неплохим человеком. В отличие от большинства наших прокуроров, с ним можно было хотя бы поговорить. Очень жаль, что все так получилось.
— Кто, по-вашему, мог его убить? — спросил Ахмедов. — Вы же знаете всех ваших ребят. Кто это мог сделать?
— Мы уже не ребята, — задумчиво сказал Альтман, — мы уже давно взрослые. У каждого своя жизнь.
— Вы хотите сказать, что мы должны подозревать каждого?
— Нет, конечно. Я просто хотел сказать, что мы давно вышли из детского возраста, и теперь каждый отвечает за себя и за свою жизнь сам.
Дронго улыбнулся. Ему нравился этот философствующий врач.
— Когда погас свет, вы были в конференц-зале? — спросил Дронго.
— Да, мы уже успели подняться наверх. Потом, конечно, спустились. Не могу понять, как это произошло. Игорь был сильным человеком. Не каждый мог бы с ним справиться.
— Значит, вы уверены, что убийцей был сильный мужчина? — уточнил Ахмедов. — Вы на этом настаиваете? — Я не знаю, как его убили.
— Ударили ножом в шею, — пояснил Ахмедов, — а потом втащили в туалет. Видимо, убийство произошло в темноте, и Керимов не успел среагировать. Хотя его убили у окна, а там было достаточно светло, чтобы разглядеть нож в руках убийцы.
— Ножом могла ударить и женщина, — заметил Альтман, — для этого не обязательно нужен мужчина. Если ударили в темноте и неожиданно, то Игорь мог и не увидеть убийцу.
— Как вы думаете, Альтман, если ударить в артерию, можно избежать пятен крови? — спросил Дронго.
— Если убийца стоит прямо, то вряд ли. Только если он ударит сбоку. И то на несколько секунд. Нужно сразу отскочить. Хотя для жителя Баку это не проблема.
— Что вы имеете в виду? — нахмурился Ахмедов. — Хотите сказать, что у нас столько убийц?
— Нет, конечно, — засмеялся Леонид Альтман, — конечно же нет. У нас самые добрые люди в мире. Но в городе многие знают, как резать баранов. Вы ведь знаете, сколько баранов режут на курбан-байрам. Традиционное жертвоприношение. Я всегда удивляюсь, почему не говорят людям, что это был древний иудейский обряд. Бог приказал Аврааму убить сына своего Исаака, но в самый последний момент отвел руку его, послав жертвенную овцу, которую Авраам заколол вместо сына. Конечно, этот обряд внешне малопривлекателен, но какая прекрасная идея — чтить Бога превыше всего на свете, а Бог в милости своей спасает твоего сына, заменяя его заклание жертвенной овцой. Не нужно считать, что я против праздника. Я же еврей, а этот обычай был еще у древних иудеев. Просто я считаю, что в городе очень много специалистов, которые могут перерезать горло барану и не испачкаться кровью. Для этого не обязательно быть врачом. Вы ведь наверняка думаете обо мне. Но я врач, а не мясник.
— Как вы думаете, кто-нибудь из сидевших в классе мог не любить Керимова? — спросил Дронго.
— Нет, конечно. Почему они должны были его не любить? Все к нему относились хорошо. Он был лидером в нашем классе.
— Не все, — сказал Дронго, — с Габышевым они соревновались за лидерство в классе и за красивую женщину. С Фазилем Магеррамовым у него были свои денежные расчеты. Вряд ли Фазиль так уж любил своего бывшего одноклассника. Светлана Кирсанова тоже могла испытывать к домогавшемуся ее Керимову не очень теплые чувства. Наконец, Раис Аббасов. Он просто не любил Игоря. Как видите, много людей, которые могли его недолюбливать. Меня интересует другое. Почему убийства начались с Рауфа Самедова? Почему сначала столкнули его, потом убили Ларченко, потом Рамазанову? И только теперь — Керимова. Почему? Представить, что убийца выбирал первые попавшиеся жертвы, я не могу. Ведь Самедов, судя по рассказам ваших товарищей, вообще никого не обижал. Почему начали с него?
— Мне кажется, он сорвался со скалы случайно, — вздохнул Леонид, — он был в тот день во взвинченном состоянии, напрасно мы его с собой взяли. Они как раз накануне поспорили с Вовой. Вернее, Вова стал задирать Рауфа, мы вмешались, сказали, чтобы они прекратили. Тогда еще Олег вспомнил про нашу поездку в пионерский лагерь.
— Какую поездку?
— Мы тогда все вместе поехали в лагерь, а родители привезли нам черешню. Мы все, конечно, обожрались. А потом нам молоко дали. У некоторых такой понос начался, не успевали до туалета добежать. Вот Олег и вспомнил эту историю. А не успели добежать Рауф и Фазик. Представляете, как они злились. Но Фазик ничего не стал говорить. Он ведь торговый работник, ему нужно свои чувства при себе держать, за столько лет научился. А вот Рауф начал кипятиться, и потом — эта нелепая ссора.
— Вы хотите сказать, что в тот день Олег Ларченко издевался над Магеррамовым? — вступил в разговор Ахмедов. — Он скрыл от нас этот факт.
— А вы хотите, чтобы он рассказывал об этом на каждом углу? — спросил Альтман. — Я тоже не должен был вам об этом говорить. Просто меня спросили про ребят. Я сам не могу понять почему все так происходит. При чем тут Рауф, Олег, Эльмира, Игорь. Все так нелепо перемешалось.
— Все ясно, — сказал Ахмедов. — Вы ничего больше не хотите добавить?
— Если у вас нет больше вопросов.
— У меня есть, — сказал Вейдеманис, — господин Альтман не сказал нам, как он относился к госпоже Кирсановой. И как относился к остальным убитым.
— Мне Кирсанова всегда нравилась, — чуть подумав, сказал Альтман, снимая очки и снова протирая их, — очень нравилась. Но ей больше нравились другие. Керимов и Габышев. Я не в обиде. Все так и должно было быть. Они были высокие, красивые, сильные. А я был неуклюжий увалень, рыжий и в очках… Какой был второй вопрос? Как я относился к убитым? С Рауфом дружил до определенного времени, потом он уехал в Сумгаит и мы перестали общаться. С Олегом у нас были нормальные отношения, ровные, как и у других одноклассников. А вот Эльмиру Рамазанову я не любил.
