Ирина Дегтярева - Под наживкой скрывается крючок
В итоге сработало знакомство с секретарем райкома того района, где находился институт им. Плеханова. Они с Иваном Лукичом встречались несколько раз по служебным надобностям. Затем встречи стали нести не то чтобы дружеский, но более теплый характер. Иван Лукич намного старше, пост приучил его к снисходительности по отношению к молодым коллегам по партии. Юрий расстилался перед ним, как мог, особенно когда узнал, что секретарь райкома навострил лыжи во Внешторг на повышение. Это был шанс. Юрий ночи не спал, понимая, что вот он, счастливый билет. Дедов назанимал денег, взял в кассе взаимопомощи на подарки, чтобы Лукич не забыл о нем при переходе.
И тогда, когда уже Дедову начало казаться, что все его хлопоты и денежные вливания — не в коня корм, Лукич вызвал Юрия к себе во Внешторг.
— Образование тебе позволяет поступить в Академию, — пожевав губами с синеватым оттенком от сердечной недостаточности, сидя за огромным дубовым столом с кожаной вишневой вставкой на столешнице, важно сообщил Иван Лукич. — Но ты достаточно ушлый парень, чтобы понимать, что просто так ничего не бывает. Ты — мне, я — тебе.
— Иван Лукич, я именно такого и ожидал. Это для меня благо. Я всегда готов помогать вам, если и вы поможете мне…
— Какое у тебя происхождение? Надеюсь, рабоче-крестьянское? — так же важно уточнил он. — Для поступления в Академию внешней торговли нужно именно такое.
— Да, — выдохнул Дедов, понимая, что цель близка как никогда, и впервые в жизни его ненавистное нищее прошлое может сослужить ему хорошую службу.
— Значит, так, — сцепил отечные пальцы Иван Лукич. — Поступаешь в Академию. Это, в общем, вопрос решенный. Учишься там три года, как положено, а там поглядим, куда тебя двинуть. Но запомни, ты теперь — мой человек, — он расцепил руки и ткнул кривоватым указательным пальцем в Юрия.
Дедов об этом мог только мечтать — «свой человек» у Ивана Лукича. Главное, с его помощью продвинуться как можно дальше, а там, глядишь, и другой Лукич найдется в качестве локомотива его маленькому, но настойчивому поезду.
Иван Лукич — старый локомотив. Его мощности хватит выдвинуть молодого протеже, а затем руками-ногами барахтайся и выплывай…
Во время учебы в Академии, по совету своего «локомотива», Дедов начал изучать португальский язык по самоучителю. Давался он ему непросто. В то время с Португалией только налаживались дипломатические отношения, после нескольких десятилетий перерыва из-за фашистского диктаторского режима Антониу ди Оливейра Салазара, и найти в Москве педагога по португальскому Дедов долго не мог. Отыскал специалиста в Инязе имени Мориса Тореза. Пришлось платить лингвисту уйму денег, но когда впереди замаячила реальная перспектива загранкомандировки, даже Тамара приняла в реализации его планов действенное участие. Попросила денег у матери.
Родители Тамары — люди состоятельные, они категорически воспротивились свадьбе дочери с «этим голодранцем», поэтому Тамара и отказывала ему столько раз. Родители собирались отлучить ее от «кормушки», если она ослушается и выйдет замуж без родительского благословения. Так и вышло.
Общение с родителями сводилось к минимуму, но сердобольная мамаша Тамары иногда все же подкидывала немного денег непокорной дочери, тем более что Юрий из голодранцев постепенно, с неимоверными усилиями поднимался к высотам советской номенклатуры, ну, если и не к высотам, то крепко держался за ее подножие.
После окончания Академии, после трех лет денежных проблем, наконец, первым результатом стала длительная, на три месяца, командировка в Венгрию и работа во Внешторге на должности заместителя начальника отдела. С редким по тем временам довольно-таки неплохим знанием португальского, Юрий оказался в роли ценного кадра. Не зря прозорливый Лукич сделал ставку на изучение португальского.
Через несколько лет работы, уже в должности начальника отдела, имея за плечами ряд краткосрочных загранкомандировок, а ездил он за границу в качестве старшего специалиста, наконец, наметилась интересная работа.
В тех коротких командировках, которые были до Португалии, Юрий на командировочные хоть и небольшие покупал за границей складные зонтики «Три слона» и шелковые женские платки — в СССР они продавались «на ура» и втридорога. Это, конечно, были еще рубли, а не чеки, но они чрезвычайно скрашивали жизнь семьи. Родившая дочь Тамара была в декретном отпуске, а на грудного ребенка уходила прорва денег. Ведь супруга кормила и дочь да и сына не магазинными продуктам, а с рынка — там приобретала мясо и овощи. А летом, до Лиссабона, в Подмосковье на съемной даче каждый день покупала у соседки, державшей корову, парное молоко, которое, правда, такие частные торговки безбожно разводили водой, но эта, если и мухлевала, то все же не слишком.
В 1985 году Юрий отправился с женой и детьми в Лиссабон. Для годовалой дочери и пятилетнего сына это были райские условия и дикое искушение, поскольку много денег Дедов не зарабатывал (еле-еле хватало, чтобы прокормиться и хоть немного откладывать), а соблазнов — игрушек, сладостей, которых в Советском Союзе и в глаза не видели, в Португалии продавалось достаточно, да и таких ярких, таких экзотичных… Когда они с женой и детьми ходили по городу, только и успевали, что отводить глаза детям от красочных витрин. Тамару это раздражало, но тогда она еще с пониманием относилась к происходящему, зная, что Португалия — это гигантский шаг в карьере мужа. Дедов стал совсем другим по сравнению с тем аспирантом с одной парой трусов в качестве приданого и комнатой в общаге с тараканами и облезлыми стенами.
Однако роль, которую ему уготовил в Португалии Лукич, казалась унизительной. Мальчик на побегушках. Торгпред давал Юрию запечатанные конверты и велел относить тем, на кого указывал. При этом требовалось, чтобы Дедов не любопытствовал насчет содержимого конвертов, а также не вступал в разговоры с адресатами. «Молча отдал, молча ушел», — инструктировал его торгпред.
Поначалу Юрий делал все безупречно и педантично. В конце концов, Лукич слово сдержал — Дедов попал за границу, и даже не в страну социалистического лагеря. Так что и Юрию теперь приходилось поднапрячься, отработать договоренность…
— Ты Дедов? — вывел его скрипучий голос из глубокой задумчивости.
Юрий осмотрелся и увидел подошедшего к его койке бритоголового. Поскольку Дедов лежал на втором ярусе, то видел только голову и верхнюю часть плеч, покрытых татуировками. На шею у парня «взбирались» черные ветки наколотого плюща или колючей проволоки — Юрий не разглядел. А вот наколку на пальце он видел отчетливо: незнакомец положил руки прямо перед его носом — черный перстень, в центре которого — кинжал, обвитый змеей[8].
— Что вы хотели? — Юрий хоть и был растерян вчера, но точно помнил, что этого типа не видел в камере ни вчера, ни сегодня утром до отъезда в прокуратуру.
— Имей в виду, — понизив голос, зашипел парень, сверля Дедова взглядом темных глаз с серыми мешками в подглазьях, — если будешь болтать на допросах, до суда не доживешь.
— Кто тебя послал? — так же негромко спросил Юрий, не испуганный, а скорее удивленный.
— Кто надо, тот и послал. Будешь называть имена и фамилии, вынесут отсюда вперед ногами. Имей в виду, я здесь, рядом. Как мне отмашку дадут — ты не жилец.
Он отошел в противоположный угол камеры, к своей койке. Но теперь Юрий все время чувствовал на себе его взгляд, даже когда парень лежал, отвернувшись к стене. Тот взгляд, которым Дедова наградил уголовник во время разговора, словно бы прилип к подсознанию, как и эти, окруженные серой нездоровой кожей глаза, как у совы.
Ночь вышла совсем бессонной. Храп соседей по койкам особенно пилил по нервам, расщепляя их на болезненные волокна.
Не шли на ум теплые воспоминания. Юрий пытался в себе их разбудить, но будил только депрессию, заполнявшую его отчаянием до краев, так же, как наполняло водой, плохо стекавшей из-за засоров, ржавую почерневшую от грибка раковину здесь, в камере.
«Зачем жить? — ожгла мысль. — Я им не нужен, — имея в виду семью, думал он. — Покровителям — тем паче. Буду молчать — прокурор потребует самого жесткого наказания за несознательность. А на зоне я не выживу».
У него возникла и все больше росла уверенность, что его убьют в любом случае. Не до суда, так после. Слишком он завяз в делах своих покровителей, и более того…
«Деньги эти на себя взял, а вез их Лукичу. Все из-за отпечатков пальцев… Васильев велел признавать. Да и смысл отпираться от очевидного? А теперь, как ни крути, а полмиллиона баксов на моем счету. Крупные хищения — вот что мне припишут. Хотя не докажут, что я их брал из средств торгпредства. Потому что не брал. Но начнут выяснять, откуда. Я буду молчать. А что дальше? Деньги — это факт, против него не попрешь.
