Джон Гришэм - Брокер
— Это совсем не смешно. Вы были знакомы с Робертом Крицем?
Марко выдержал паузу, потом ответил:
— Несколько раз встречался с ним. Он не был мне особенно нужен. Типичная политическая проститутка. Впрочем, как и я.
— Близкий друг президента Моргана, глава аппарата Белого дома, руководитель избирательной кампании.
— И что?
— Вчера вечером убит в Лондоне. Итак, из-за вас мертвы уже пять человек — Джейси Хаббард, три пакистанца и вот теперь Криц. Убийства на этом не закончились и не закончатся, Марко. Наберитесь терпения. Я лишь пытаюсь вас защитить.
Марко откинул голову на подголовник и закрыл глаза. Все эти элементы не складывались воедино.
Они съехали с трассы и подкатили к бензоколонке. Луиджи вернулся к машине с двумя чашечками крепкого кофе.
— Кофе навынос, — улыбнулся Марко. — Я думал, в Италии это не принято.
— Фаст-фуд проникает к нам, тут ничего не поделаешь. Это очень печально.
— Во всем виноваты американцы. Так думают везде и повсюду.
Вскоре они уже едва тащились в пробках на окраине Болоньи. Луиджи рассказывал:
— Здесь делают наши лучшие машины. «Феррари», «ламборгини», «мазерати». Великие спортивные машины.
— Можно мне такую?
— Не заложено в бюджете, извините.
— А что, собственно говоря, есть в этом бюджете?
— Спокойная, простая жизнь.
— Так я и думал.
— Но получше вашей прежней.
Марко потягивал кофе и наблюдал за уличным движением.
— Не здесь ли вы учились?
— Здесь. Университету тысяча лет. Один из лучших в мире. Я потом вам его покажу.
Они свернули с главной трассы и запетляли по окраинным, с брусчатым покрытием улицам, которые стали короче и уже. Похоже, Луиджи хорошо знал дорогу. Они следовали указателям, направлявшим их в центр города, к университету. Внезапно Луиджи резко свернул в сторону, «фиат» подпрыгнул на бордюрном камне и втиснулся на пустое место, куда, по мнению Марко, можно было поставить лишь мотоцикл.
— Давайте-ка поедим, — сказал Луиджи, когда им кое-как удалось выбраться сквозь едва приоткрытые дверцы. Они быстро зашагали по тротуару, ежась от холода.
* * *Следующим пристанищем Марко оказался сомнительный отель в нескольких кварталах от окраины старого города.
— Бюджет срезают прямо на глазах, — пробормотал он, следуя за Луиджи по тесному холлу к лестнице.
— Всего на несколько дней, — объяснил Луиджи.
— А что дальше? — Марко тащился с сумками по лестнице. Луиджи шел с пустыми руками. К счастью, номер был на втором этаже, очень маленький, с узкой кроватью и занавесками, которые не открывались много дней.
— В Тревизо было лучше, — сказал Марко, оглядывая стены.
Луиджи раздвинул занавески. Солнечного света прибавилось совсем немного.
— Неплохо, — сказал он без особой уверенности.
— В тюремной камере было уютнее.
— Вы слишком много жалуетесь.
— Не без оснований.
— Распакуйте вещи. Жду вас внизу через десять минут. У нас встреча с Эрманно.
Эрманно, похоже, был озадачен переменой места не меньше, чем Марко. Он выглядел раздраженным и каким-то помятым, словно гнался за ними из Тревизо всю ночь напролет. Все вместе они прошли три квартала до изрядно запущенного жилого дома. Лифта не было, они поднялись на четыре пролета и вошли в крошечную двухкомнатную квартиру, где оказалось меньше мебели, чем в квартире в Тревизо. Эрманно, по-видимому, складывал вещи в спешке и распаковывал еще быстрее.
— Ваш хлам выглядит хуже моего, — сказал Марко, оценив увиденное.
На узком столике лежали наготове учебные материалы, которыми они пользовались накануне.
— Я вернусь к ленчу, — сказал Луиджи и исчез.
— Andiamo a studiare,[14] — объявил Эрманно.
— Я уже все забыл.
— Но ведь вчера мы хорошо поработали.
— Нельзя ли нам сходить в бар и немножко выпить? Я совершенно не расположен к уроку.
Но Эрманно занял свое место за столиком и уже листал учебник. Марко нехотя уселся напротив.
* * *Ленч и обед оказались хуже некуда. Оба раза это были закуски в жалких тратториях, итальянский вариант еды на скорую руку. Луиджи был в плохом настроении, подчас резок, настаивая, чтобы разговор велся по-итальянски. Луиджи говорил медленно, ясно, повторял все по четыре раза, пока Марко не понимал его вполне, и только затем переходил к следующей фразе. В столь напряженной обстановке еда не доставляла удовольствия.
В полночь Марко забрался в постель в холодной комнате, закутался в тонкое одеяло, выпил апельсинового сока, который самостоятельно заказал в номер, и принялся зубрить глаголы и прилагательные страница за страницей.
Что сделал Роберт Криц, чтобы его убили люди, которые хотят убить и его, Джоэла Бэкмана? Вопрос довольно странный. Он не мог заставить себя обдумать ответ и предположил, что Криц присутствовал при подписании акта помилования; бывший президент Морган был не способен сам принять такое решение. Однако трудно было представить Крица, берущего на себя такое ответственное решение. За несколько десятилетий он проявил себя не более, чем хорошим исполнителем. Доверяли ему немногие.
Но если люди продолжают умирать, то жизненно важно вызубрить глаголы и прилагательные, раскиданные на листочках поверх одеяла. Язык равнозначен выживанию, способности к передвижению. Луиджи и Эрманно скоро исчезнут, и Марко Лаццери придется самому о себе заботиться.
Глава 12
Марко сбежал из замкнутого пространства номера, или «апартамента», как он именовался, и с первыми лучами солнца отправился на долгую прогулку. Тротуары были столь же сырыми, как и холодный воздух. С картой города в кармане, которой его снабдил Луиджи, он дошел до старого города и, миновав руины древних стен у Порта-Сан-Донато, двинулся на запад по улице Ирнерио вдоль северного края университетской части Болоньи. Тротуарам здесь тоже было немало столетий, и, казалось, на протяжении многих миль их накрывали сводчатые галереи.
По-видимому, уличная жизнь в университетском городе начиналась довольно поздно. Проехала какая-то машина, потом велосипедист, за ним другой, но пешеходы, наверное, еще не проснулись. Луиджи объяснил, что Болонья известна давними левыми, коммунистическими пристрастиями. Он обещал познакомить его с богатой историей города.
Впереди Марко увидел неброскую неоновую вывеску, ненавязчиво рекламирующую бар «Фонтана», и, приближаясь к нему, уловил аромат крепкого кофе. Бар втиснулся в угол старого дома, хотя все здания тут были старые. Дверь еле поддалась, но, очутившись внутри, Марко не смог сдержать улыбки от ударивших в нос запахов — кофе, сигарет, кондитерских изделий, блюд, жарившихся на гриле где-то в глубине. Затем пришел страх, обычное волнение, когда надо было сделать заказ на чужом языке.
Бар «Фонтана» не предназначался ни для студентов, ни для женщин. Посетители были одного с Марко возраста, лет пятидесяти, одеты весьма небрежно, многие курили трубку и носили бородку, из чего можно было заключить, что это любимое местечко профессуры. Один или два человека вроде бы повернулись в его сторону, но в университетском городе с сотней тысяч студентов привлечь к себе внимание не так-то просто.
Марко выбрал стол в самом конце и когда наконец втиснулся на свободное пространство спиной к стене, то оказался буквально плечо к плечу с соседями, погруженными в утренние газеты; никто его, наверное, и не заметил. В одной из своих лекций об итальянской культуре Луиджи объяснил ему европейскую концепцию пространства и чем она кардинально отличается от американской. В Европе пространство совместное, а не личное. Общие столы, общий воздух — курение никого не беспокоит. Автомобили, дома, автобусы, квартиры, кафе — очень многие аспекты повседневной жизни куда меньших размеров, а потому в них тесно от людей, охотно делящих это пространство. Никого не шокирует, если, разговаривая со знакомым, вы чуть ли не касаетесь друг друга носами, потому что никакого нарушения пространства не происходит. Можете размахивать руками, обниматься и целоваться.
Американцам довольно трудно привыкнуть к такой фамильярности даже между близкими друзьями.
Марко еще не был готов к таким уступкам. Он взял изрядно потрепанное меню и быстро остановился на первой же полностью понятой строчке. Когда подошел официант, он со всей возможной непринужденностью бросил:
— Espresso, e un panino al formaggio. — Эспрессо и бутерброд с сыром.
Официант понимающе кивнул. Никто не поднял глаз на человека, говорившего по-итальянски с явным акцентом. Никто не опустил газету, чтобы посмотреть, кто бы это мог быть. Никого это не интересовало. Эти люди все время слышат иностранный акцент. Положив меню на стол, Марко Лаццери решил, что Болонья ему понравится, пусть даже она кишмя кишит коммунистами. При таком количестве прибывающих и отбывающих студентов и преподавателей со всего мира иностранцы воспринимались здесь как часть местной культуры. Быть может, это шикарно — говорить с акцентом и одеваться не так, как все. Наверное, нет ничего зазорного в том, что ты только еще учишь язык.
