Джамшид Амиров - Береговая операция
— Правильно запомнил, — заметил Никезин. — Да вот еще что, не вздумай фокусничать в дороге, пей поменьше. Осторожнее будь. А если обмануть задумаешь — пощады не жди. Найду на дне морском, ясно?
— Ясно, ответил Вася.
— Ну то-то же, счастливого пути.
Татьяна и Вася вошли в садик одновременно. Татьяна сразу увела его в маленькую тенистую боковую аллейку, где было пусто и только на первой скамеечке сидела пожилая женщина с малышом, видимо, бабушка с внучком. Татьяна все сокрушалась, что не сможет проводить Васю.
— Ты знаешь, милый, я поменялась с подругами на всю неделю, взяла на себя ночные дежурства. Не хочу без тебя нигде бывать. Я тебя попрошу вот о чем. Через три дня после приезда в Москву дай телеграмму, чтобы я знала, что у тебя все хорошо. Только телеграфируй не мне, а то пойдут разговоры — у меня любопытные соседи, а на работе и того любопытнее. Дай телеграмму своей матери такого содержания: «От Москвы в восторге, выезжаю в Ленинград». Я позвоню ей, назовусь ей какой-нибудь твоей знакомой или студенткой, и, конечно, такую крохотную телеграмму она волей-неволей перескажет, и я буду знать, что ты меня ждешь. А потом еще через два дня — это будет перед самым моим отпуском — дай мне телеграмму прямо на госпиталь: «Жду тебя в Белой Церкви. Марина». Ты понимаешь, я ведь в Киев поеду с ансамблем. У нас там только одно выступление, а потом я буду свободна, как ветер, и мы умчимся в Крым, а оттуда в Ригу. Эту телеграмму я всем покажу, скажу, что это от сестры моего мужа Марины, и сойду в Белой Церкви. Это городок под самым Киевом. И ты меня там будешь ждать. Я выеду Киевским поездом двадцатого. Хорошо? Ты запомнишь?
— Запомню, — сказал Вася. — Это не трудно. — И повторил: «От Москвы в восторге, выезжаю в Ленинград». «Жду тебя в Белой Церкви. Марина».
— Чудесно! И еще знаешь что? — Татьяна взглянула на часы, они показывали три часа, — телеграммы подавай ровно в три часа дня.
— А почему такая точность? — удивился Вася.
— Ты недогадливый. — Мы с тобой прощаемся ровно в три, чтобы все эти дни ровно в три ты вспоминал обо мне, думал обо мне.
— Я буду думать о тебе все время. Я мечтаю о той минуте, когда встречу тебя в Белой Церкви! — воскликнул Вася.
— Я верю тебе, — сказала Татьяна, оглянулась и убедившись, что на них никто не смотрит, обняла Васю и крепко поцеловала в губы.
— Да, — сказала Татьяна, — Петр Афанасьевич очень хорошо к тебе относится. Он решил подарить нам с тобой «Зенит», совсем новенький. Отдай, говорит, Васе, будет кататься по разным местам, пусть фотографирует на память. — Татьяна открыла сумочку, достала билет и тоже передала Васе. — И это от Петра Афанасьевича. А что же я на память тебе оставлю? — Она пошарила у себя в сумочке. Там не было ничего, кроме носового платочка и тюбика губной помады. — Платок — дурная примета, к разлуке, а я всегда хочу быть с тобой. Знаешь что, возьми вот это! — и Татьяна, оторвав от своей блузки верхнюю крохотную перламутровую пуговичку, протянула ее Васе. — Только смотри не потеряй. Пусть это будет твой талисман, береги его. Она опять поцеловала Васю и сказала: — А теперь иди, а то наши увидят, госпиталь-то рядом.
Вася ушел. В конце аллеи он еще раз обернулся, Татьяна сидела на скамейке и смотрела ему вслед.
К московскому поезду собралось, как всегда, много народу. Васю провожала мать. Отец на вокзал не поехал, простился с Васей дома, но против поездки не возражал. Профессору не очень нравились друзья сына, которых он иной раз заставал дома. Тревожили его и поздние ночные прогулки. Он считал, что поездка со студентами-туристами отвлечет Васю от дурных привычек.
У Васи оказалось нижнее место в мягком вагоне. Он оценил заботу Петра Афанасьевича. Оставив в купе свой чемоданчик, спустился к матери на перрон. Они стояли, обмениваясь, как всегда при проводах, ничего не значащими фразами. Подошло время отхода поезда. Вася поднялся на ступеньки и, когда обернулся, чтобы помахать матери рукой, увидел, как мимо вагона, глядя на него в упор, но не здороваясь, прошел Никезин.
Начало путешествия было малоинтересным. В одном купе с Васей ехали двое пожилых рабочих отдыхать в санаторий. Они поговорили о своих делах и вскоре завалились спать. Вася прошлой ночью не выспался и тоже последовал их примеру.
Проснулся Вася поздно. Его соседи давно уже позавтракали, на столике стояли пустые чайные стаканы и опустошенная банка из-под простокваши. Соседи сидели на диванчике и играли в подкидного.
— Долго спите, молодой человек, видать, за все экзамены. Студент, небось, как и мой, Николай. Тот тоже после экзаменов двое суток подряд спал.
— Да, в дороге вообще хорошо спится, — заметил Вася и пошел умываться. Зятем он вернулся, надел сорочку и направился завтракать в вагон-ресторан. Плотно позавтракав и выпив стопку коньяку, Вася вернулся к себе. Теперь он лежал с закрытыми глазами и все мечтал о предстоящем путешествии по курортам. О неприятном поручении старался не думать, а впрочем, когда и думал, то оно ему сейчас казалось совсем не таким страшным. Ну, подумаешь, положил аппарат, взял аппарат, ушел со стадиона, — сам себя успокаивал Вася. А девчонку какую-нибудь я в Москве, конечно, подыщу, не скучать же одному.
На станции Минеральные Воды Вася спустилса, погулял по перрону и с удовольствием поел пломбир — здесь он был особенно вкусен. Увидев в киоске коньяк «Юбилейный», он прихватил бутылочку, чтобы не бегать каждый раз в ресторан. Когда Вася вернулся в вагон, его ждала приятная неожиданность: попутчики сошли, а место заняли трое новых пассажиров. Какой-то толстяк пыхтел, пытаясь взгромоздить свой чемодан на верхнюю полку. Молодой железнодорожник кинул свой чемоданчик на диван и сказал, что уходит к друзьям. Третьим пассажиром, который больше всего заинтересовал Васю, оказалась девушка лет двадцати двух, «стильно» одетая, с прической под Марину Влади и весьма искусно удлиненными ресницами.
— Вы едете в этом купе? — спросила она Васю тоном великосветской дамы, в будуар которой проник незнакомец.
Ни прической, ни тоном Васю удивить было нельзя. Этим блистали многие его приятельницы, начиная с Леночки Астаховой. Это был, так сказать, шикарный стандарт модных девиц, которого они придерживались свято и неукоснительно. И Вася ответил ей в тон, с изысканной галантностью;
— Если разрешите, мадемуазель, то да.
— Леди и джентльмены, — обратился к ним толстяк, уложив, наконец, свой чемодан. — Не проследуете ли вы на парочку минут в тамбур на рандеву, пока я, простите, не знаю как выразиться по-французски, не переодену штаны.
— Пожалуйста, — неповторимо передернула плечиками доморощенная Марина Влади и вышла из купе.
Вася последовал за ней.
— Далеко путешествуете, мадемуазель? — пардон, не знаю нашего имени, — сказал Вася.
— Из Кисловодска в Москву. Отдыхала по путевке. Скука. Надо было ехать позже и в Сочи, но обстоятельства заставили. В Сочи поеду без сохранения. Шеф обещал.
— Этот толстячок?
— Нет, этот забавный дяденька за два часа успел мне наговорить кучу комплиментов, а когда выяснилось, — что у нас билеты в одно купе, сказал, что готов меня удочерить на все время его пребывания в Москве.
— О, мадемуазель, у меня, кажется, опасный соперник.
— У вас? Вы что, тоже с первого взгляда хотите меня удочерить?
— Нет, не удочерить, а, скажем, усестрить!
— Ха-ха, а вы кажется не из глупеньких, — усмехнулась девица.
— Ну, если так, назовите мне в награду ваше имя, — попросил Вася.
— Нонна. А вы кто?
— Мужчина! — не растерялся Вася.
— Ну, это надо еще как-то доказать, — значительно заметила Нонна и бросила на Васю из-под подозрительно длинных ресниц вызывающий взгляд. — Я вас спрашиваю об имени.
— Зовут меня Вася, еду в Москву развлекаться. Улавливаете программу? Другой анкеты не требуется?
— Улавливаю, — заметила Нонна. — Подробности, как говорится, в афишах. Кажется, мы уже можем попасть в свое купе.
Нонна постучала в дверь. Послышался голос — «можно».
Они вошли в купе. Толстяк застегивал с трудом сходившиеся на животе полы пижамной полосатой куртки.
— Это туалет специально для торжественного акта удочерения? — ехидно заметила Нонна.
— Не смейтесь, девушка, — благодушно ответил толстяк. — Будьте паинькой, иначе этот бледный юноша, со взором горящим, вас немедленно разлюбит.
— А вы уверены, что он в меня влюбился? — спросила Нонна таким тоном, будто сама в этом нисколько не сомневалась.
— Разумеется, разумеется, — ответил толстяк. — И такое событие в порядочном обществе обязательно отмечают бокалом шампанского, тем более, что у меня жажда страшная. Ведь я уже часа четыре, а то и все пять, в рот ничего не брал.
У толстяка нашлось кое-что в запасе. Выставил свою бутылочку «Юбилейного» и Вася. Ужин состоялся на славу. Когда молодой железнодорожник вернулся в купе, его попутчики были уже под хмельком. Он пожелал всем спокойной ночи, взобрался на полку и тут же заснул.
