Джек Хиггинс - Орел улетел
– Боже, как вы надежно охраняете этого человека, – произнес отец Мартин.
Бенсон открыл ключом дверь, и они вошли. Штайнер стоял у окна спиной к ним. Он повернулся и поздоровался. В серо-голубой форме люфтваффе, которую украшали медали и Рыцарский крест с дубовыми листьями, Штайнер выглядел впечатляюще.
Картер представил вошедших:
– Это настоятельница монастыря, сестра Мария Палмер. У вас еще не было возможности поговорить с ней. А это отец Мартин.
– Завтра вы придете ко мне в амбулаторию, подполковник, и вас там полностью обследуют, – сказала настоятельница.
– А это можно, сэр? – обратился Бенсон к Картеру.
– Ради всего святого, лейтенант, можете взять всех своих людей для охраны и доставить его ко мне лично сами. Но если его не приведут в амбулаторию к десяти часам, у нас с вами будет неприятный разговор, – предупредила настоятельница.
– Решено, – сказал Картер. – Проследите за этим, Бенсон. Какие еще будут указания, сестра?
– Пока никаких.
– Я бы хотел побеседовать с подполковником наедине, – попросил отец Мартин, – если вы не возражаете.
Картер кивнул и обратился к Штайнеру:
– Я буду приходить время от времени.
– Я в этом не сомневаюсь.
Все вышли, кроме отца Мартина. Священник закрыл за ними дверь и присел на кровать.
– Сын мой, вы пережили трудные дни. Я вижу это по вашему лицу. Когда вы в последний раз были в церкви?
– Уже и не помню. На войне, святой отец, об этом думать некогда.
– И наверное, давно не исповедовались? Давно не имели возможности снять с души тяжесть грехов.
– Вы правы. – Штайнер улыбнулся. Ему нравился этот священник. – Я знаю, вы желаете мне добра, святой отец.
– О Боже! Молодой человек, меня не беспокоят наши с вами отношения. Я говорю о ваших отношениях с Господом. – Отец Мартин поднялся. – Я буду молиться за вас, сын мой. Я каждый день бываю в монастыре. Как только захотите исповедаться или помолиться в храме, сообщите мне, и я устрою, чтобы вам разрешили спуститься в часовню.
– Боюсь, лейтенант Бенсон тоже пожелает пойти со мной, – сказал Штайнер.
– Ну что ж, его бессмертной душе это тоже не повредит. – Старый священник сдавленно засмеялся и вышел.
* * *Аза Вон сидел за обеденным столом в гостиной Ильзе Хюбер. Напротив него расположился Девлин.
– Ты в самом деле считаешь, что это сработает? – спросил американец.
– Конечно, если мотор не заглохнет. Разве не так?
Аза встал из-за стола и зашагал по комнате.
– Какого черта я сижу здесь? Неужели ты не понимаешь? Я же стал жертвой обстоятельств. Так уж получилось. Тогда у меня не было выбора. Да и сейчас, кажется, нет.
– Почему же, – возразил Девлин. – Ты можешь согласиться, прилететь в Англию, совершить посадку и сдаться британским властям.
– Ну и что дальше? Мне никто не поверит, Девлин. – На его лице отразился ужас. – Никогда.
– Тогда остается только надеяться, что Адольф выиграет войну, – сказал Девлин.
* * *Но на следующее утро, осматривая самолеты на военной базе в Хильдорфе, Аза был в гораздо лучшем расположении духа. Командир подразделения майор Кёниг провел их по территории базы, где имелись почти все самолеты ВВС союзников. Здесь стояли бомбардировщики В-17, «Ланкастер», истребитель «Харрикейн», «Мустанг» – все самолеты с эмблемой люфтваффе.
– А сейчас я покажу самолет, который должен вам подойти, – сказал майор Кёниг. – Вот здесь, в последнем ангаре.
Это был одномоторный моноплан с размахом крыла более пятидесяти футов.
– Хорошая машина, – одобрительно произнес Аза. – Как называется?
– Это «Лисандер» производства компании «Уэстлэнд». Его максимальная скорость – двести тридцать миль в час на высоте десять тысяч футов. Короткий взлет и посадка. Разбег при полной загрузке – не более 240 ярдов.
– Значит, вы сможете долететь до места меньше чем за час, – заметил Шелленберг.
Аза не обратил внимания на его слова.
– Сколько пассажиров вмещает этот самолет?
– А сколько вы собираетесь взять? – спросил Кёниг.
– Двоих.
– Для двоих этот самолет очень удобен. Вообще он рассчитан на трех пассажиров, а при необходимости вместятся и четверо. – Кёниг повернулся к Шелленбергу. – Я сразу подумал об этом самолете, когда узнал о вашей просьбе. Эту машину захватили во Франции месяц назад. Это английский самолет. Его атаковал «юнкерс», и пилот был ранен в грудь. Ему удалось посадить самолет, но он не успел взорвать его, потому что потерял сознание. Британская разведка использует такие машины для полетов в тыл противника. Они действуют совместно с движением Сопротивления: на этих самолетах забрасывают агентов из Англии во Францию и забирают их обратно. Для таких целей лучшего самолета не найти.
– Прекрасно. Мы берем его, – сказал Шелленберг.
– Но, генерал... – собрался было запротестовать Кёниг.
Шелленберг вытащил из кармана документ с подписью фюрера.
– Читайте.
Кёниг прочел документ и, щелкнув каблуками, вернул его Шелленбергу.
– Слушаюсь, генерал.
Шелленберг повернулся к Азе:
– Что вам нужно, чтобы подготовить машину к полету?
– Сначала я должен опробовать самолет. Привыкнуть к нему. Хотя думаю, проблем не будет.
– Что еще?
– Нужно прикрепить щитки с эмблемой ВВС Великобритании. Но так, чтобы их можно было потом снять. Эти щитки можно сделать из парусины. Их легко будет отодрать, чтобы на обратном пути немцы видели, что это немецкий самолет.
– Это не составит труда, – пообещал Кёниг.
– Прекрасно, – сказал Шелленберг. – Гауптштурмфюрер Вон останется здесь и совершит пробный полет или несколько полетов – сколько он сочтет нужным. После этого вы подготовите самолет и в выходные дни доставите его во Францию. Куда конкретно, вам сообщит моя секретарша.
– Слушаюсь, генерал.
Шелленберг повернулся к Азе.
– Желаю вам хорошо провести время, пока есть такая возможность. Я договорился с люфтваффе, чтобы они одолжили нам на время один из своих самолетов. Завтра мы слетаем в Шерне и проверим взлетно-посадочную полосу. И раз уж мы будем там, мне бы хотелось взглянуть на замок Бель-Иль.
– И вы хотите, чтобы я вел самолет? – спросил Аза.
– Не беспокойся, сынок, мы тебе полностью доверяем, – сказал Девлин, и они с Шелленбергом ушли.
* * *Джек Картер вошел в кабинет Манроу. Тот работал, сидя за столом.
– Какие новости, Джек?
– Сестра Мария Палмер дала заключение о состоянии здоровья Штайнера, сэр.
– И что же она сказала?
– Он еще не совсем оправился. Какая-то остаточная инфекция. Она просила помочь ей достать одно из новых чудо-лекарств – пенициллин. Считают, что он вылечивает от всех болезней, но это большой дефицит.
– Надо помочь достать ей лекарство, Джек.
– Хорошо, сэр. Думаю, это возможно.
Картер подошел к двери и остановился в нерешительности. Манроу с раздражением спросил:
– Ну что там еще, Джек? Я по уши завален работой. А в три часа совещание в штабе верховного главнокомандующего союзных войск. Проводит сам генерал Эйзенхауэр.
– Я снова о Штайнере, сэр. Итак, мы перевезли его в монастырь. Что дальше?
– Лайам Девлин, если они выбрали Девлина, вряд ли спрыгнет на парашюте во двор монастыря прямо завтра, Джек. Ну а если и спрыгнет, ничего страшного. Штайнера тщательно охраняют. Можно, конечно, устроить, чтобы один из охранников спал с ним в одной постели, – но, согласись, это глупо.
– Значит, остается только ждать, сэр?
– Да, ждать. Если они решили действовать, то подготовка операции займет несколько недель. Но это не важно. Ведь у нас есть Варгас. О любых шагах со стороны немцев мы будем узнавать сразу же.
– Да, конечно, сэр.
Когда Картер открыл дверь, Манроу добавил:
– У нас много времени, Джек. И у Штайнера тоже.
* * *Вечером Штайнер в сопровождении лейтенанта Бенсона и капрала военной полиции отправился в часовню. Там было холодно, сыро и мрачно. Помещение освещалось только свечами у алтаря и единственной лампой, которая излучала красноватый свет. Это напомнило Штайнеру о его детстве, и он инстинктивно окунул пальцы в сосуд со святой водой, а затем в ожидании своей очереди на исповедь сел на скамью рядом с двумя монахинями. Дверь исповедальни отворилась, и появилась мать-настоятельница. Она улыбнулась Штайнеру и направилась к выходу. В кабинку прошла одна из монахинь. Спустя некоторое время она вышла, уступив место второй монахине.
Затем подошла очередь Штайнера. Он вошел в неосвещенную кабинку и сел. Темнота действовала на него успокаивающе. Он помолчал немного в нерешительности, воспоминания детства снова ожили в нем, и, не задумываясь, Штайнер произнес: