Чингиз Абдуллаев - Кубинское каприччио
– Фатьма видела, как вы ищете алмаз. Вы могли бы ей сказать, что именно вы ищете?
– Зачем? Мы не считали нужным посвящать ее в подобные семейные тайны. Если бы она нашла алмаз, она бы его нам отдала, в этом я почти уверен. Она видела, как мы пригласили специалистов, чтобы они искали алмаз по всему дому. Она видела, как мы перерыли весь дом. И могла понять, что мы ищем какой-то предмет, о котором не считаем нужным ее расспрашивать. В общем, было бы смешно, если бы мы с братом бегали и спрашивали у нашей домработницы, не видела ли она алмаз, который мы куда-то положили. Глупо и смешно. Асиф рассудил правильно. Если она знает, где алмаз, и не говорит нам, то она не скажет о нем никогда. А если не знает, то не стоит и расспрашивать. По-моему, верная логика.
Они прошли на кухню, где у плиты стояла Фатьма. Увидев вошедших, она испуганно оглянулась.
– Наш друг хочет с тобой поговорить, – показал на Дронго Борис, – ты успокойся, выключи плиту и садись на стул. У него есть к тебе несколько вопросов.
Она кивнула в знак понимания. Затем накинула платок на голову и уселась на стул, ожидая вопросов. Дронго и Борис устроились на других стульях с другой стороны стола.
– Извините меня, что я отвлекаю вас от дел, – начал Дронго, – вы были здесь все последние годы, когда болел Семен Борисович? Верно?
– Да, – кивнула она, – все время.
– К нему часто приезжали чужие или гости?
– Раньше приезжали, а в последний год нет. Ему не хотелось показываться перед гостями в таком виде. Он очень похудел, ослаб, нервничал, когда в дом входил посторонний. Были только его племянники и мы с врачом.
– И больше никого? Кто еще навещал его в последние дни?
– Больше никто, – удивилась Фатьма, – мы были с ним рядом. Его племянники, врач и я. Больше никто не оставался в доме.
– Это я уже понял. Кто еще приходил к вам в последнюю неделю его жизни? Кто здесь был?
– Хуршида все время приходила. И ее сын Туфан. Зинур Марчиев два раза приезжал. Больше никого не было.
– А садовник и водитель. Они не входили в дом?
– Конечно, входили. Много раз входили и выходили. Но они свои. Гулам и Иса. Оба все время были рядом и нам очень помогали.
– И Валида тоже приезжала?
– Только один раз. Он не хотел, чтобы она к нему приезжала. Очень переживал. Просил его побрить и одеть. Стеснялся надевать рубашку, она была ему очень большой. И тогда он надел водолазку, чтобы не так было заметно, как он похудел. Но она приехала и все поняла. Я потом видела, как она внизу плакала.
Дронго и Борис переглянулись.
– Вы можете рассказать более подробно, что случилось после смерти Семена Борисовича, – попросил Дронго, – мне важно знать, кто именно входил в его спальную комнату?
– Никто не входил. В эту ночь мы были втроем: Асиф, наш доктор и я. Доктор все время посылал меня за горячей водой. Утром Семену Борисовичу стало совсем плохо. Потом он захрипел. Асиф начал громко плакать, доктор его успокаивал. Я тоже заплакала. Доктор вышел из спальни, чтобы позвонить. Я тоже всем звонить стала, чтобы приехали. Раньше всех Хуршида приехала.
Она вздохнула. Было понятно, что ей нелегко вспоминать события того рокового дня.
– Потом мы перенесли тело на первый этаж, – сообщила Фатьма, – приехали Зинур и Туфан. Вместе с Гуламом и Исой они перенесли тело Семена Борисовича вниз, на первый этаж. И я закрыла дверь в спальню, чтобы туда никто не входил.
– Значит, никто туда больше не входил?
– Нет, – ответила она, – никто не входил. Потом пришли из синагоги, потом много людей собралось. И все уехали в Баку. А я осталась в доме одна.
– Вы не участвовали в похоронах? – понял Дронго.
– Я ведь мусульманка, – ответила Фатьма, – вы же знаете, что по нашим законам мне нельзя ходить на кладбище во время похорон. И поэтому я не поехала в Баку. У меня брат был на заработках в Дербенте, а его жена в это время болела. И я еще должна была присматривать за моей племянницей Назрин. Поэтому взяла ее сюда, к себе. Но в доме нужно было все убрать. Два дня я все чистила и убирала. Везде было грязно, много людей к нам поднимались, чтобы проститься с Семеном Борисовичем. Я знаю, что он был евреем, но все равно пошла в мечеть и помолилась за него. Он был очень хорошим человеком, упокой Господь его душу.
Борис отвернулся, чтобы скрыть набежавшие слезы.
– Спасибо тебе, Фатьма, – искренне сказал он, – ты всегда была верным другом нашей семьи.
– Что было потом? – спросил Дронго.
– Через три дня Асиф и Борис вернулись сюда. Потом они здесь оставались и снова уехали. Но на третий день и на седьмой сюда опять приходило много людей. Они во дворе собирались, под навесом. Мы там палатку поставили и длинные столы. И еще двое ребят из нашего ресторана внизу дежурили, всем чай подавали с лимоном. Хорошие ребята.
– Они в дом поднимались?
– Нет. Зачем им в дом подниматься? Некоторые женщины на кухню приходили. Сидели рядом со мной, плакали, вспоминали Измайлова. У них много родственников в Красной Слободе, все его очень уважали.
– А на второй этаж кто-нибудь поднимался?
– Нет. Там только спальные комнаты. Зачем кому-то подниматься на второй этаж? Только Асиф поднимался. И больше никто.
– Понятно. Вы слышали, что вчера убили Валиду?
– Я услышала, как кричала Хуршида, и поняла, что Валиду убили. Жалко ее. Семен Борисович очень ее любил, даже фотографию ее держал у себя в кабинете.
– Я об этом не знал, – прошептал Борис.
– Он стеснялся. Прятал фотографию в альбоме. А раньше она стояла в рамочке у него на столике. Он ее очень любил, когда сюда приезжал, каждый вечер ей звонил. Или она ему звонила.
– У меня к вам такой вопрос. Только отвечайте не спеша, вспоминайте. Когда в последний день жизни Семена Борисовича вы спускались на кухню за горячей водой, были такие моменты, когда Асиф тоже выходил из спальни и доктор Мильман оставался с Семеном Борисовичем вдвоем?
– Много раз, – сразу ответила Фатьма, – конечно, оставался. Он вообще дежурил рядом с умирающим всю ночь. Такой хороший доктор. Я много разных докторов видела, и в нашей больнице тоже. Есть такие, которые к больному не подойдут, пока им не заплатят. Есть такие, которым лучше не в больнице работать, а на бойне, животных убивать. А доктор Мильман настоящий врач. Как он пытался помочь Семену Борисовичу, как он за него переживал. Я часто его вспоминаю.
– Что было потом? – спросил Дронго. – Мильман оставался с умирающим?
– Да. Ночью он отправил нас спать и сказал, что останется дежурить у постели до утра. И остался. Вот такой человек. А ведь ему уже много лет. Но потом Асиф пришел и заставил его пойти в другую комнату и немного поспать. А сам Асиф остался рядом со своим дядей. Я вам скажу, чтобы вы знали. Асиф и Борис были ему как сыновья. Нет, даже ближе. Он их очень любил.
Борис поднялся и вышел из комнаты, с трудом сдерживаясь, чтобы не расплакаться.
– А шкатулку, о который вы мне говорили, они сразу с собой забрали или оставили в доме? – поинтересовался Дронго.
– Нет. Сразу забрали, – ответила Фатьма, – Бориса здесь не было, и Асиф сам шкатулку положил в свой чемодан и увез в город.
– Асиф сильно переживал из-за смерти своего дяди?
– Очень переживал. Как маленький мальчик плакал. Я не хотела говорить при его младшем брате. Он даже сознание потерял, когда мы с доктором вышли из комнаты. Мы вернулись и увидели Асифа на полу. Я даже за него испугалась, но доктор сказал, что у него обморок. Мы позвали Гулама с Исой и перенесли Асифа в другую спальню. Он действительно очень сильно переживал.
– И Валида больше здесь не появлялась? После смерти Семена Борисовича?
– Нет. Что ей здесь было делать? Нет, она больше сюда не приезжала. И не звонила. Но говорят, что на его похороны она пришла. И очень сильно переживала. Я думаю, что она не совсем правильно сделала. Мусульманка не должна ходить на похороны и тем более громко скорбеть. Это неправильно. Но она его, наверно, тоже любила. Поэтому и пошла. Я думаю, Аллах простит ей этот небольшой грех. Как вы считаете?
– Да, – согласился Дронго, – обязательно простит.
Глава 12
Ближе к вечеру, когда за окнами начали сгущаться сумерки, Борис вошел в комнату, которую отвели для Дронго. Раньше здесь оставался Мильман. Дронго сидел на стуле, глядя в окно. Отсюда открывался красивый вид на новую синагогу и на реку. Измайлов подошел к нему, взял второй стул и уселся рядом.
– Я все думаю о наших подозрениях, – сказал Борис, – особенно после слов Фатьмы. Она такой человек, столько для нас сделала. А мы ее тоже включили в этот список. Может, дядя сам куда-то выбросил этот проклятый алмаз. Например, в реку. Решил, что его нельзя оставлять в доме, ведь на нем столько крови. И мы напрасно ищем этот алмаз, который уже невозможно найти. Подозреваем друг друга, ненавидим, презираем, интригуем. Как вы думаете?
– Ваш дядя был умным человеком, – ответил Дронго, – и он хорошо представлял себе опасность нахождения в вашей семье этого алмаза. С другой стороны, он был настоящим ювелиром. И его мечта, чтобы этот камень хранился у вас. Я не думаю, что ювелир мог бы выбросить этот алмаз. Слишком не похоже на вашего дядю. К тому же теперь уже поздно. Даже если алмаз действительно не существует, то все равно есть кто-то другой, кто ищет этот камень. Есть убийца, который вчера решился на подобное преступление. И теперь он не остановится. Если во имя этого алмаза он один раз убил человека, то может убить и во второй раз. Зверь, раз вкусивший крови, уже не остановится. Нужно его найти. Хотя бы для того, чтобы остановить.
