Андрей Гуляшки - Драгоценный камень
Теперь позвольте мне самому продолжить рассказ, хотя мне очень перед вами неудобно: ведь, в сущности, все, что я вам рассказываю, — это только пересказ того, что я слышал от других — очевидцев и участников этой интересной истории.
Как я вам уже говорил, в лагере бригады, кроме сторожа из села Цвят и цыгана с двумя мулами, оставались только Вылю Власев и лаборантка Рашеева. Вы ошибетесь, если подумаете, что эти люди проводили время только в спанье или в пустых разговорах и веселых прогулках по окрестностям. Я скажу без преувеличения, что они выполняли свою исследовательскую работу не менее добросовестно, чем другие члены бригады.
Вылю Власев вставал рано, иногда до восхода солнца, отламывал себе кусок черствого хлеба, потом пододвигал ящик к мулу, по имени Милчо, — этот мул был пониже другого — и решительно вскарабкивался ему на спину, крепко ухватившись за косматую шею животного. Увещаниями или прутиком он сдвигал его с места и отправлялся туда, где работали геологи. И, хотя он не пользовался компасом и ехал по однообразному, густому и ровному лесу, без дорог и тропинок, он всегда точно выезжал к намеченному пункту, отклоняясь не больше, чем на несколько секунд. Он проверял работу, давал наставления, наполнял переметные сумки собранными пробами и к четырем часам возвращался в лагерь. Лаборантка Рашеева, приняв пробы, сейчас же бралась за их исследование и описание. Весы, лупа, микроскоп, каление в стеклянных пробирках, кислотные реакции — все пускалось в ход, чтобы открыть истину — металл — и определить процент этой истины в блестящих кусочках руды.
А сторож стоял у самого входа в палатку, смотрел, открыв рот, и то и дело качал головой и цокал языком. Он не переставал удивляться, глядя на ловкую, как белочка, девушку, и относился к ней даже с большим почтением, чем к «командиру». В его глазах она была чем-то вроде пророка-ясновидца, толкователя тайн природы. Это его немое удивление превратилось в чудесную привязанность; ночью он, как настоящий часовой, стоял на посту не где-нибудь, а около ее палатки. Он был готов застрелить каждого, кто попытался бы причинить ей какое-нибудь зло.
Вылю Власев встретил Андрея недружелюбно, хмуро — как встречают непрошеного и неприятного гостя. Что за безумие помрачило рассудок этого молодого человека и что он теперь с ним будет делать? Исследование его района отстанет, а это отставание совершенно подорвет стройное здание рабочего графика. Все предусмотренные им сроки рухнут, и его крепкая, обдуманная, хорошо построенная система превратится в мыльный пузырь!
— Ну, — выдохнул он, не глядя на Андрея, и подумал: «Какое же наказание ему придумать? И посылать ли рапорт Слави Спиридонову?»
— Да вот, вернулся, — сказал Андрей. Он сел верхом на стул и улыбнулся. — Вернулся, как видите, благополучно.
— Да, я вижу, что ты вернулся, — сказал Вылю Власев, стараясь придать своему лицу как можно более суровое выражение. — Это очевидно. Но в связи с этой очевидной истиной я хотел бы, чтобы ты мне объяснил следующее: кто позволил тебе бросить свое рабочее место? У кого ты просил разрешения прекратить раньше срока исследование своего района?
— Вы напрасно поднимаете шум, — засмеялся Андрей. Он потер покрасневшие от недосыпания глаза и помолчал. — По-вашему, я человек скомпрометированный, да?
— Не совсем, — ответил Вылю Власев. — Ты все еще не совсем скомпрометирован. В моих глазах ты потерял около шестидесяти процентов своего доброго имени. Тридцать процентов — разговорами о берилле и еще тридцать — этой глупой выходкой со Спиридоновым. Но я вижу, что ты на пути к тому, чтобы потерять и те сорок процентов, которые у тебя еще остаются. Мне очень жаль.
— И мне жаль, — сказал Андрей.
Он вышел из палатки и через несколько минут вернулся, волоча за собой оба рюкзака с собранными пробами. Потом вытащил из планшета схемы картографа и положил их на стол.
— Мне жаль, что вы и на этот раз промахнулись! — Он снова уселся верхом на стул, достал папиросу и спокойно закурил. Это была первая папироса с тех пор, как он семь дней назад вышел из лагеря. — И относительно прошлого вы ошиблись, и теперешний ваш прогноз неверен. Хотя мне очень неловко поправлять такого исследователя, как вы, позвольте вам сказать: в вашем прогнозе нет ни одного процента истины. Он целиком ошибочен.
Он встал со стула, открыл оба рюкзака, потом постучал пальцем по стопке схем.
— Это геодезические схемы всего района X. Тридцать штук. Когда вы перенесете их на общий план района, вы получите полную картину расположения и направления рудоносных жил. Каждому отмеченному месту соответствует проба. — Он показал на рюкзаки. — На этикетках я проставил те же номера, что на схемах, так что картина совершенно ясна.
— Постой! — прервал его Вылю Власев, пятясь и обходя стол. — Что ты хочешь сказать? Что ты обследовал весь район?
Андрей смял недокуренную папироску и выбросил ее из палатки. Он ничего не ответил.
— Ты разыгрываешь ту же комедию, что у Слави Спиридонова, так, что ли?
— Район обследован по градусам, веерообразно, с точностью до минуты.
Он сдул с рукава пепел от папиросы и вышел на улицу.
Перед входом в конусовидную одиночную палатку Андрея стояла лаборантка. Увидев его, она прижала руки к груди и вдруг побледнела.
— Никаких происшествий, — улыбнулся ей Андрей. Потом, всмотревшись в ее лицо, спросил: — А ты не болела?
— Почему ты вернулся? — шепнула она. И покачала головой: — Это нехорошо! Надо было выдержать до конца!
— Да? — Андрей зевнул. — До конца! — Он снял куртку, потянулся. — Вот что, — сказал он, — дай несколько таблеток аспирина Делчо Эневу. И чай ему завари, если можно. Вообще это нехорошо, что ты болела.
Андрей вытянулся на полотнище, служившем палатке полом, и закрыл глаза.
— Это, наверно, от погоды... Конечно, от погоды... Что я тебе хотел сказать?
Голос его затих.
Она присела на корточки, склонилась над его головой,
— Что?
Но он уже глубоко дышал — заснул.
Она поднялась, огляделась, увидела в углу палатки свое одеяло из мериносовой шерсти. Развернула его и, закусив губу, чтобы потише дышать, заботливо укрыла Андрея.
Только выйдя из палатки, она перевела дыхание и тут увидела сторожа. Он стоял по ту сторону дороги и махал ей рукой.
— Главный тебя зовет! — крикнул он.
А «главный», уткнувшись носом в схемы и не поднимая на нее глаз, сердито пробормотал:
— Говорит: исследовал весь район. Сказки! Он вообще фантазер. Но зачем он вводит людей в заблуждение? Я уверен, что половина этих проб — самый обыкновенный щебень!
— Я сейчас начну проверку! — сказала лаборантка и вспыхнула.
— Будь внимательна! — Вылю Власев поднял палец. — В оба смотри! — Он помолчал. — Впрочем, я просмотрю эти схемы и приду тебе помогу. А пока начинай!
На другое утро Вылю Власев заварил в большом кофейнике кофе и послал сторожа за Андреем. Когда геолог вошел в палатку, он кивнул ему, чтобы тот сел рядом, налил ему чашку кофе и сдержанно улыбнулся.
— Проверка говорит как будто в твою пользу, — сказал он и шумно отхлебнул кофе. — Из шестидесяти четырех представленных тобой проб только одна оказалась фальшивой. В общем можно считать, что ты выполнил свое задание удовлетворительно.
— Более или менее! — засмеялся Андрей.
— Разумеется, — продолжал Вылю Власев, — самое радостное — это то, что район богат медью. То есть исследование доказывает, что мои предположения правильны. Я составлю рапорт начальству и предложу выслать сюда бурильщиков.
— А для меня не потребуете наказания? — спросил Андрей.
Вылю Власев задумался. Он перевернул пустую кофейную чашечку и подержал ее над блюдцем; потом стал рассеянно рассматривать узоры, образованные на дне чашки кофейной гущей.
— Твой случай достаточно сложен, — сказал он. — Я считаю, что ты заслуживаешь и наказания и поощрения. Скажем, сорок процентов наказания и шестьдесят процентов поощрения. Я похвалил бы тебя за то, что из шестидесяти четырех проб только одна фальшивая. И я наказал бы тебя за твой сумасшедший энтузиазм. Собственно говоря, чего ты добился этим необдуманным штурмом? Истощил силы и свои и товарища, расстроил мои планы. Я предусмотрел для исследования этого района четырнадцать дней, а ты кончил за семь.
— Прямо беда, — вздохнул Андрей.
— Именно, — кивнул Вылю Власев. — В известном смысле — беда. Наша исследовательская работа требует ритмичности, требует, чтобы все было предварительно указано, уточнено и предусмотрено. А ты ставишь меня перед свершившимся фактом, сбиваешь весь мой график! Что останется от этого графика, если никто не будет считаться с предусмотренными мной сроками? Тогда вообще не будет графика. Наступит путаница, хаос. Вообще — анархия и нигилизм.
— Плохо, — вздохнул Андрей и едва удержался, чтобы не засмеяться вслух.
