Иван Дорба - Свой среди чужих. В омуте истины
Но вот поднялся занавес, и я направил свой бинокль на сцену: танец лебедят — такой знакомый, родной с его необыкновенной чарующей музыкой... Не хватало только лебеденка Ниночки... Она вышла позже.
Во время антракта мы спустились в фойе и почти нос к носу столкнулись с Лили Каре—«Кошечкой». Она шла под руку уже с другим кавалером, темноволосым плотным французом.
— Твоя Мата Хари, мне кажется, искушает судьбу! Подручные Канариса не дремлют! Ты бы, Иван, ей сказал.
И вот прозвучали последние аккорды, опустился занавес; поаплодировав, публика начала расходиться.
Катков, взяв меня под руку, повел за кулисы. В маленькой уборной открыла на стук дверь она. Выслушав комплименты и приняв цветы—весьма жалкие—поблагодарила и обратилась к Каткову:
— Иван Михайлович, вы меня проводите? Пожалуйста! Я так устала! — Быстро взглянув на меня, своего бывшего жениха, добавила: — Хочется все забыть...
Я вспыхнул, хотел что-то ответить, но помешала внезапно открывшаяся дверь — на пороге появилась Лили Каре. Кинувшись к Нине, она крепко обняла ее. Потом поздоровалась с Иваном и, повернувшись ко мне, церемонно протянула для поцелуя сильно надушенную руку:
— Милочка, какие у тебя интересные кавалеры...
Щеки Нины покрыл легкий румянец, и она растерянно улыбнулась.
— Вас, Лили, окружают не менее интересные кавалеры. Один только красавец блондин чего стоит, да и шатен!
— Вы и его заметили?
— Весь театр заметил.
Лили поняла намек и, чуть кивнув головой, процедила:
— Арман настаивал!
Арман!.. Ни Иван Катков, ни я не могли в то время себе представить, что через несколько дней Роман Чернявский будет арестован, а вслед за ним и Лили Каре...
А спустя несколько лет, осужденная поначалу на смерть, «Кошечка» будет ломать голову над тем, почему осталась покрыта тайной работа Чернявского в абвере. Почему следствие, начатое над ним верховным комиссаром в Бордо, прекращено по приказу высших властей? Почему Арман не явился на суд, чтобы защитить ее, зная, что его свидетельство сыграло бы решающую роль?! И как, наконец, объяснить, что он безнаказанно дослужился в Англии до генерала?!
Бедная Лили!.. Она не знала, что такое соперничество разведок, которое нередко играет судьбами людей...
«Кошечка» подошла к застекленному шкафчику и, всплеснув руками, воскликнула:
— Поглядите на эту красавицу!
А когда мужчины подошли, отвела в сторонку Нину, заговорила вполголоса:
— Дорогая, приходи в субботу в шесть на новоселье: мы переехали на Корто, три. Знаешь, рядом с Бенедиктинцами? Мой балкон выходит прямо в монастырский сад — просто чудо! Посидим, есть о чем поговорить. Арман хочет отметить годовщину нашего «Интер»... Соберутся друзья. Я пригласила вашего русского писателя господина Николаса Рошеи. Скажи и господину Жану, вместе и приходите...
Чтобы не ставить дам в неловкое положение, я внимательно разглядывал портрет королевы красоты русского Парижа 1934 года и рассуждал про себя: «Жизнь мало заботится об удовлетворении нашего тщеславия, на котором зиждется многое, в том числе, пожалуй, и влечение сердца. Медленно, но верно трясет оно в своем жестком сите, и отпадает вся труха, забываются глупости и мелочи, исчезают иллюзии, пока не останется от тебя твое человеческое ядро, если, конечно, у тебя оно было. Вот и подумай: честно ли в таком неопределенном положении, в каком находишься, обольщать женщину, которая еще к тебе неравнодушна... тем более, что завтра ты можешь очутиться на краю пропасти. И еще: ты не имеешь права рисковать и терять ритм жизни, как это нередко делают выбитые из колеи люди, как эта сбившаяся с него усталая, издерганная и сильно надушенная француженка»... — и стал прощаться.
Нина Поль, досадуя на себя за просьбу к Каткову, растерянно протянула руку и, сжав мне пальцы, перейдя на русский, шепнула:
— Я говорила о вас папе и маме... Приходите...
Иван Катков удивленно поглядел на меня и вскинул руку:
— Ты чего? Глубокая ночь. Куда тебя понесло?
— Не надо, Кот, меня царапать... Пока ты всех развезешь, я буду уже дома, — и, сделав общий поклон, покинул молча глядящих вслед женщин и пожимающего плечами Ивана.
3
17 ноября 1941 года, поздно вечером, Катков ввалился в гостиную с бутылкой «смирновки» и уселся за стол:
— Ну, Володька, давай выпьем за победу над врагом! Идет решающая схватка под Москвой! Советское радио передает, что части генералов Панфилова, Белобородова, Доватора, полковника Катукова — чуть не Каткова — успешно отбивают натиск врага. Немцы несут большие потери, чему немало способствуют морозы.
Просидели мы до глубокой ночи. А на другой день я пошел к Жерару, в надежде застать там Павла Ивановича и поделиться новостями. В условленном месте лежала записка: «Буду вечером. 21». Однако днем за мной пришла машина: вызывал Гуго Блайхер. Шофер повез меня в Сен-Жермен-ан-Лэ и подкатил к красивой вилле «Приере».
— Капитан недавно сюда переехал. Заходите! — сказал шофер и пошел отворять ворота.
Вслед за машиной я скользнул во двор и направился к черному ходу. Дверь была не заперта. Но в коридоре мне преградил дорогу поднявшийся со стула солдат:
— Нельзя!
—Я по вызову капитана Блайхера, — строго бросил я, — он посылал за мной машину, слыхали, как она въехала во двор?
— Понял! Но сюда никого не велено пускать. Подождите минутку! — Он отворил дверь и скрылся за ней. И тут же послышался его глухой басок, а вслед за ним отчетливо прозвучал женский голос:
— Тут де сюит[43].
У меня екнуло сердце: «Чей это знакомый голос? Вроде его слышал», — мысль мелькнула и погасла.
На пороге появился солдат и, широко отворив дверь, отчеканил:
— Вот сюда пожалуйте, прямо и направо, по лестнице на этаж.
Пройдя по холлу мимо закрытой двери, я уловил запах духов. И тут же перед глазами возникла красивая рука Лили Каре, которую целовал всего несколько дней тому назад. Ошибки быть не могло! Каждая следящая за собой женщина, тем более француженка, чтобы подчеркнуть свою неповторимость, составляет из набора духов собственную композицию, которая, смешавшись с запахом тела, дает тот особенный, свойственный только ей аромат. В этом многие женщины, особенно француженки, проявляют неизменное постоянство. Я это знал по собственному опыту.
Несколько лет тому назад, зайдя в магазин, вдруг почувствовал знакомый запах... и вспомнил густую аллею неподалеку от здания женского Донского Мариинского института в Белой Церкви, себя, кадета Крымского кадетского корпуса, а в моих объятиях мечта грез — хорошенькая институточка, выпускница... Я тут же отыскал ее в толпе и, отведя, удивленную, в сторонку, рассказал, как изображал «легавую»...
«Мой дорогой!.. Володя... Женщина должна быть упорна в своих навыках, в том числе и с избранными ею духами — даже самая ветреная, непостоянная, — ибо в этом ее сила»!
Вернуться, отворить дверь и окончательно убедиться, что там Лили Каре, было слишком рискованно. Солдат, наверно, смотрел вслед, да и сама «Кошечка» тут же меня бы предала! Поднимаясь по лестнице, я думал: «Надо срочно предупредить Каткова, Жерара, Павла Ивановича, Рощина и, конечно, Нину и ее родных! И нужно обязательно приобрести хороший бельгийский браунинг».
И вдруг досадливо хлопнул себя по лбу: «Дурак! Каре, скорей всего, арестована, и опытный, коварный Блайхер ее обхаживает!.. Паниковать рановато... Даже если меня ждет ловушка»...
В просторной приемной за столом сидела полная, крупная, неопределенного возраста блондинка, скорей всего, немка. Она подняла голову.
— Пришел по вызову господина капитана! Хайль!
—Герр Вольдемар?—улыбнулась секретарша.—Заходите, пожалуйста. Гуго вас ждет.
Он сидел за огромным письменным столом и разговаривал по телефону. Увидав входящего, жестом указал на кресло и, чуть понизив голос, продолжал:
— Так точно, господин полковник, шестого ноября... Предыстория? Месть ревнивой женщины. Ха! Ха! Ха! Дениза Бифе. Он возглавляет организацию «Интералие». Да. Шпионит в пользу Англии. По ее подсказке нам удалось в Шербурге арестовать связного, под кличкой «Кики». Что? Взяли на перроне и доставили в Париж. Да. Согласился... Катушка раскручивается. Разумеется, господин полковник! Постараемся сохранить связь с «Сарданапалом»... Что касается поляка, то у него контакты с Интеллидженс сервис. Да, да, Ми-6. Еще не все выяснено, господин полковник...
Судя по почтительному тону, Блайхер, видимо, разговаривал с начальником 3-го отдела абвера. «Значит, я не ошибся... "Интералие" раскрыт!»
— У меня к вам просьба, — кладя на рычаг трубку и отвалившись в кресле, обратился ко мне немец.
— Я вас слушаю.
— Открыта, как вы уже поняли из моего разговора, шпионская сеть. Хотелось бы, чтобы вы мне помогли, включив в работу всех надежных энтеэсовцев. Я опасаюсь, что «Интералие» запустила свои щупальца в среду белоэмигрантов. К ним, как вы наверное заметили, я питаю уважение. Мне довелось встречаться с вашими руководителями в Белграде, познакомиться в Берлине с некоторыми белыми генералами, однако сейчас меня беспокоят настроения некоторых весьма уважаемых писателей, ученых, военных, порой весьма известных всей Европе. Я понимаю, что покуда это все еще болтовня, однако лиха беда начало, боюсь, что отыщутся глупые головы, которые пойдут на эскалацию — шпионаж, террор... Поэтому постарайтесь внушить своим землякам не поддаваться на провокацию, не связываться с иностранными разведками, поскольку, согласно законам военного времени, это грозит строгой карой! Попытайтесь организовать несколько «опорных» пунктов в Париже из коллаборационистов — пусть не пугает вас это слово,—чтобы наладить контакты с русским Сопротивлением, раскрыть им таза на всю безнадежность военных действий, на которые очертя голову идут некоторые французы, поляки, да еще российские военнопленные, бежавшие из лагерей.
