Анатолий Чехов - Кара-курт
— Как доехали? — держась подчеркнуто корректно, спросил Овсянников и, когда Андрей сказал, что доехал хорошо, приступил к делу без проволочек:
— Расскажите подробно, что произошло у вас на борту сейнера, постарайтесь вспомнить все, о чем вы говорили с Белухиным, слово в слово...
...Когда закончилась беседа с Овсянниковым, уже наступил вечер.
Самохин и Овсянников вышли во двор, где их ждала машина, с которой они должны были ехать в Ашхабад.
Из-за гор поднималась луна, над темными зубцами и увалами разливалось ее неяркое сияние. Тянуло ветерком. В поселке дружно горланили петухи, возвещая конец такого нескончаемого и такого утомительного дня, первого дня старшего политрука Самохина на среднеазиатской земле.
ГЛАВА 6. ЯКОВ КАЙМАНОВ
Полковник выслушал Рамазана, похвалил за расторопность, распорядился, чтобы его до рассвета вместе с ишаком доставили на машине в район тех родников, куда должна была прийти отара Ичана.
Перед тем как отпустить чолока, Аким Спиридонович усадил его перед собой, придерживая за плечо крупной рукой, сказал:
— Ты принес важную новость, Рамазан, я напишу твоему отцу, пусть знает, что у него растет добрый сын. Насчет матери Фатиме не беспокойся, Яков Григорьевич часто бывает у нее на Даугане. А ты, если еще кого заметишь или узнаешь что-нибудь, сообщай нам.
Жаркий румянец пробился у Рамазана сквозь многолетний загар: еще бы, сам полковник с ним разговаривает, как со взрослым! Отец на фронте получит письмо, гордиться будет.
Кайманов знал, Аким Спиридонович сегодня же исполнит свое обещание. То-то обрадуется Барат! Яков представил себе чернобородого (наверное, он и на фронте не сбрил свою бороду), с мощной грудью, почти квадратного, короткого и широкого, не унывающего друга детства Барата, с которым прошли лучшие годы. Где он сейчас, что с ним? Жив ли? Не ранен ли? Что ж, славный растет у Барата сынок, радость отцу.
— Зайди к моей Оле-ханум, — сказал Яков Рамазану, — она там приготовила тебе кое-что в дорогу. Я проводить тебя не могу, проводит старшина Галиев.
— Болды! — кивнул головой Рамазан. — Хош! — сказал он, прощаясь, и всем троим — Кайманову, Ястребилову и полковнику — подал в знак уважения не одну, а сразу две руки. Ястребилов приказал дежурному вызвать Галиева.
— А теперь прошу еще немного внимания, — сказал полковник, когда Рамазан в сопровождении старшины вышел, и развернул на столе карту участка отряда.
Горные хребты расползались по всей карте коричневыми многоножками. Между ними, с трудом выбираясь на склоны, пролегли извилистые линии дорог, ломаным рубцом пролегла через всю карту граница. Рядом с границей, по ту сторону рубежа — скопление квадратиков, означающих закордонный пограничный город. Дорога проходила через него и уходила в такую густоту коричневой краски, что даже привычному к топографическим картам глазу и то нелегко было представить, какие там горы.
Артамонов подвинул к себе ту часть карты, где было обозначено прикордонье.
— Уже сейчас поступают сведения, — сказал он, — о появлении немалого количества мелких банд. Базируются они в Кара-Кумах и в этих горах. Направляет их, по крайней мере большую часть, одна и та же рука — германская разведка. Цель: воспользовавшись трудностями военного времени, учинить беспорядки, отвлечь на эти банды наши силы. Кстати, тот же Аббас-Кули может задуматься: «А почему старому Хейдару разрешили в военное время жить в погранзоне?» Тебе, Яков Григорьевич, поручается все узнать насчет Хейдара и дать свои предложения. Как только найдешь его семью, немедленно сообщи мне. Комендант! — Полковник всем корпусом повернулся к Ястребилову: — Когда у тебя начинают работать курсы следопытов?
— С завтрашнего дня, товарищ полковник.
— Завтра не торопись, а послезавтра — начинай. Привлеки местных профессоров этого дела, например, Амангельды!.. Занятия со следопытами проводить на местности практически. Отобрали-то толковых? Так... Ладно... Будут ходить старшими нарядов. Тебе, Яков Григорьевич, к утру быть на Даугане, встретишься с народом в поселке. Основная задача — разведать, где, по мнению твоих односельчан, могут базироваться бандитские группы.
Кайманов молча кивнул. Он смотрел на карту и видел там гораздо больше, чем мог видеть капитан Ястребилов, чем даже начальник отряда полковник Артамонов. Скольких контрабандистов и перебежчиков он допрашивал, сколько знал троп и дорог! С самого начала охраны границы в трудную минуту начальник заставы, а потом и начальник комендатуры Даугана старший лейтенант Федор Карачун обращался к народу. Яков усвоил это правило на всю жизнь.
— Тогда я не буду терять время, товарищ полковник, — сказал Кайманов. — В ночь выеду.
— Собирайся и поезжай. Скажи Гиви, он отвезет тебя. Ичан и Хейдар нужны бандиту Аббасу-Кули. Но нам они нужны еще больше: наши люди…
* * *Дорога, все время поднимавшаяся в гору, миновала последнюю излучину, огибавшую каменистый склон, прямой стрелой вонзилась в долину Даугана. Кайманов с щемящим чувством в груди увидел в верхней части долины глинобитные домики родного поселка, над которым раскинули ветвистые кроны высокие чинары и карагачи.
Яков знал, что всю ночь по дороге шли и шли тяжело груженные машины с прицепами, без прицепов, танки и артиллерия, повозки, двуколки. Сейчас на дороге — ни души, то пропылит машина, то фургон проедет — обычная картина. У въезда в долину Гиргидава догнал караван верблюдов. Но, судя по следам, оставшимся на шоссе и обочинах, Кайманов видел, какая огромная масса народа сдвинута с места, переброшена сюда, как напряженно работают люди, как перегружена ночами дорога, которую когда-то строили и его отец и он сам.
Такого скопления людей, рассредоточившихся в ближайших к границе ущельях и распадках, еще не видели эти окружавшие Дауган горы.
Рассвет восстановил обычную картину. Все утихло. Но с наступлением темноты снова начнется приглушенное, мощное и повсеместное движение. Никто и ничто не должно ему помешать. Для этого и выехал сюда, непосредственно к границе, Яков Кайманов.
У поселкового кладбища он попросил шофера остановиться.
Едва справляясь с охватившим его волнением, Яков медленно вышел на обочину, окинул взглядом весь этот мир — необъятный в детстве, а теперь маленький, но от этого не менее близкий и дорогой, стал жадно всматриваться в привычные очертания гор, постройки караван-сарая, до боли знакомые улицы, дома. Там вон на склоне Змеиной горы поймали они с Баратом гюрзу в тот страшный день, когда белые налетели на поселок и расстреляли отца. До сих пор чувство вины перед родными не давало покоя, отзывалось глухой болью. Как знать, может быть, все сложилось бы иначе, если бы в то трагическое утро гюрза не хватила бы Яшку за палец и молодой доктор Вениамин Лозовой — брат Василия Фомича, комиссара Лозового, не ампутировал бы ему палец. Боясь отцовского гнева, Яшка увел компанию ребят к дороге встречать караван. Не искал бы его отец, успел бы. скрыться... На всю жизнь остался в ушах Якова истошный крик матери: «Ой, да сирота ты сирая, бесталанная, сам придешь теперь ко холодным ногам!»
Кайманов медленно прошел в сопровождении шофера по заросшей полынью тропинке к поселковому кладбищу. Сегодня приехал он сюда не как замкоменданта, а как односельчанин дауганцев Яков Кайманов, на всю жизнь оставшийся для них просто Ёшкой.
В конце кладбища издали виден обелиск, сложенный из ракушечника. Яков подошел ближе, прочитал такую знакомую, выжженную на дощечке увеличительным стеклом надпись: «Григорий Яковлевич Кайманов, Вениамин Фомич Лозовой пали в борьбе с врагами Советской власти в 1918 году. Пусть вам будет земля пухом, дорогие товарищи». Рядом скромная могила с простым дубовым крестом. На кресте такая же табличка с выжженными буквами: «Глафира Семеновна Кайманова погибла от руки бандита в 1940 году». Обе могилы аккуратно обложены побеленными камешками, у основания креста и обелиска лежит иссушенные зноем цветы.
«Уважение к живым начинается с уважения к памяти мертвых», — так говорил начальник заставы Дауган — Федор Карачун, с которым впервые стал охранять границу Кайманов. Живые в ответе перед умершими, особенно перед близкими за то, что они живут.
Так ли живет он, Яков Кайманов? Так ли живут все те, кто окружает его?
Быстро идет время! Совсем недавно была та счастливая пора, когда он, вернувшись в родной поселок с молодой женой, впервые вышел на границу с таким же, как и сам, парнем, но уже начальником заставы, Федором Карачуном. Как тогда все было просто и ясно! Молодой и сильный, он только и беспокоился, что о собственной семье, да иной раз придумывал с друзьями очередную «комедь». Назначили старшим в бригаде, поручили руководить дружинниками — забот прибавилось. Днем на работе, ночью в наряде, да еще семья на плечах, времени стало не хватать. Выбрали председателем поселкового Совета, думал, что больше, чем у него, не может быть у человека забот. А если бы сейчас, в военное время, сравнить должность председателя с обязанностями замкоменданта, потребовалось бы не меньше десятка таких поселковых советов.
