Вадим Кожевников - Щит и меч. Книга вторая
Скептическую оценку использования военнопленных в качестве агентуры, данную Лансдорфом в разговоре, Иоганн приписал не столько его проницательности, сколько своего рода перестраховке. Было известно, что из-за козней Гиммлера фюрер вновь устроил разнос Канарису. Тот представил Гитлеру добытые агентурой чертежи новых советских танков.
Построенный по этим чертежам из соответствующих сортов броневой стали танк был расколочен вдребезги на танкодроме немецкими противотанковыми пушками.
Этот успех немецкой противотанковой артиллерии Иоганн мог всецело приписать своим заслугам, так как особо тщательно подготовил группу для этой операции и его стараниями разведчик-ходок доставил чертежи танка и рецептуру стали. А при освобождении нашими войсками Ростова немецкие танкисты в дуэльном сражении с советскими танками понесли серьезные потери.
Лансдорф уже давно искал возможность переместиться из "штаба Вали" в Берлин, так как полагал, что там найдет более эффективное и безопасное применение своим способностям. Поэтому приезд Горфельда был ему на руку, ибо через него он решил напомнить о себе Гиммлеру, надеясь, что тот, возможно, сочтет своевременным вернуть его туда, где сейчас делается политика.
Иоганн выполнял возложенные на него поручения с неуклонной точностью, которая соответствовала четкому стилю работы всего аппарата абвера. За это время обстановка на фронтах сложилась столь неблагоприятно для вермахта, что потери, понесенные недавно в России, было уже невосполнимы. Нарастало недовольство среди союзников Германии.
Бомбардировки немецких городов приобретали все более разрушительный характер. Однако Иоганн с изумлением наблюдал, что, вопреки всему этому, сотрудники "штаба Вали" ведут себя так, будто самое течение времени и дух его не подвержены никаким влияниям извне.
Какие бы ни происходили бури в безбрежном океане фронта, островок "штаба Вали", гарнизон его жил по раз и навсегда установленному распорядку и люди мыслили так же, как мыслили год назад. Здесь считалось доблестью, неким особым шиком игнорировать все, что не имело отношения к прямым служебным обязанностям.
И если следователи из отеля "штаба Вали III" в первые дни войны, вербуя в концлагерях заключенных, с механической точность доказывали им, почему Германия станет властительницей мира, а Советский Союз рухнет под ударами доблестных сил вермахта, то и теперь они с той же механической точностью повторяли прежнюю аргументацию, не пытаясь ни на йоту приспособить ее к изменившейся обстановке.
Вначале Иоганн чуть было не впал в заблуждение, считая эту механическую аргументацию плодом пропагандистской догматики, приписывая ее чиновничьему безынициативному педантизму. Но потом он понял, что дело тут гораздо сложнее и корни надо искать в той почве, которая питала стиль и дух империи.
Поражение на Восточном фронте вызвало еще большую активность всех карательных и сыскных служб рейха, направленную против самих же немцев.
Поэтому даже сотрудники абвера — доверенные люди империи — не решались "обрабатывать" агентуру в соответствии с изменившейся обстановкой. Ведь сам факт констатации сотрудником абвера изменения обстановки на Восточном фронте мог быть обращен против него, как свидетельство неверия в победу. А это преступление, равно как и малейшие сомнения в непогрешимости фюрера, жестоко каралось.
И если что и изменилось в поведении рядовых сотрудников "штаба Вали", то заметно это было только в том, что теперь они публично, с показным пылом, состязались между собой в выражении преданности фюреру и предсказаниях победы в самые ближайшие сроки.
Но когда эти давно приноровившиеся друг к другу люди разрабатывали план операции для очередной группы, засылаемой в советский тыл, они трудились с необычайной тщательностью и всеохватывающей предусмотрительностью. И Вайс понимал, насколько теперь трудно, вернее, почти невозможно было бы предотвращать подобные операции, если бы он своевременно, действуя с величайшей осторожностью, не расставил во многих звеньях штабной работы "Вали" своих людей.
Даже в сапожной мастерской у Вайса был свой человек. И подковку на каблук к трофейному советскому кирзовому сапогу он прибивал под определенным углом, чтобы след этого сапога был для советского следопыта-контрразведчика уликой того, что здесь проходил преступник.
С помощью несостоявшегося курсанта — заключенного N 740014 — Вайсу удалось найти верных людей среди партии лагерников, прокладывающих траншеи для телефонного кабеля к одной из ставок на Восточном фронте.
Они сделали подкоп под этот кабель, соорудили нечто вроде блиндажика, где, как в могиле, обложенной дерном, долгое время скрывался наш связист, заброшенный сюда для того, чтобы подключать свой аппарат к кабелю, соединяющему ставку на фронте с рейхсканцелярией в Берлине.
Но каждый свой шаг, слово, поступок Иоганн теперь, как никогда раньше, должен был особенно тщательно контролировать в сгустившейся атмосфере слежки и недоверия, которая столь ощутимо нависла над головами всех без исключения немцев. Даже тех, кто имел особые заслуги перед рейхом и ранее не раз проявил бесстрашие, когда приходилось собственноручно применять самые изощренные способы быстрейшей ликвидации людей.
Теперь даже такие "мастера" своего дела теряли самообладание и не могли унять дрожь в пальцах, если кто-нибудь из их же сотрудников ехидно осведомлялся:
— Так вы, кажется, выразили желание войти в специальную группу добровольно сдавшихся немецких военнослужащих, чтобы принять личное участие в диверсионной операции освобождения из советского плена старших немецких офицеров?
Нечто подобно проделали недавно трое чекистов. Они проникли в один из немецких концлагерей вместе с партией военнопленных, освободили большую группу узников, а потом втроем под при прикрытием металлического дорожного катка вели двухчасовой бой на шоссе, не давая эсэсовскому моторизованному подразделению возможности преследовать беглецов.
Вся эта операция была разработана Вайсом.
После длительных допросов и изучения следственного материала контрразведка абвера и соответствующий отдел гестапо констатировали: все детали операции и совокупность связанных с ней мероприятий свидетельствуют о том, что ею руководил выдающийся мастер.
И описание этой операции было разослано абвергруппам не только в качестве информации, чтобы принять меры для предотвращения впредь подобных эксцессов, но и как рекомендация агентам. Тем, кто, обладая высоким мужеством, сочтет возможным попытаться повторить подобную операцию в советскому тылу для освобождения немецких военнопленных.
Но в этой информации умалчивалось о том, что три советских чекиста, превратив дорожный каток как бы в бронеколпак цилиндрической формы, тащили его трактором по шоссе и продолжали вести бой под его защитой. А когда въехали на железнодорожный виадук, последний из оставшихся в живых героев заложил в каток такое количество взрывчатки, что при взрыве его осколки с силой бронебойных снарядов срезали устои ферм и пробили баки нефтецистерн так, будто они были не металлические, а картонные. Даже клочья тел героев невозможно было обнаружить на опаленной, закиданной обгорелым и скрученным металлом почве. Они как бы испарились, исчезли.
Последователей подобной методики крупной освободительной операции среди сотрудников абвера что-то не обнаруживалось. Хотя по заданию Канариса сотни чиновников подбирали в архивах разведок все схемы побегов, когда-либо совершенных из лагерей военнопленных, чтобы рекомендовать наиболее удачные из них своим группам. Ведь теперь, помимо всего прочего, перед абвером возникла задача освободить ряд офицеров вермахта из советского плена, что до сего времени не было предусмотрено ни в функциях абвера, ни в плане "Барбаросса".
Дитрих направил на фронт специальную группу немцев, сотрудников абвера.
Они получили задание добровольно сдаться противнику, чтобы в советских лагерях для военнопленных расправиться с немцами, которые, попав в плен, позволяют себе усомниться в победоносном величии Третьей империи7 И от Вайса потребовалось немало изворотливости, прозорливости да и времени, чтобы выявить цель этого задания, ознакомиться со списками отобранных Дитрихом сотрудников, составить картотеку их примет и без задержки переправить все эти материалы в Центр.
Если исключить из сферы деятельности Иоганна Вайса обязанности, которые возлагались на него как на сотрудника "штаба Вали", а взять в чистом виде только многосложные задания, какие ему приходилось выполнять как советскому разведчику, то и тогда можно было бы считать, что человек работает с величайшим перенапряжением всех нервных, физических и умственных сил.
