Сергей Костин - Страстная неделя
Красную будку автомата на углу Пэлл-Мэлл я заметил издали, но заходить в нее прямо с движения не стал. Нырнул в толпу фотографирующих итальянцев и привычно поискал глазами камеры видеонаблюдения. Вот они: одна — на стене банка, вторая, следящая за перекрестком — над навесом кафе, и там еще две, между третьим и четвертым этажами, направленные на площадь. Будем исходить из того, что еще одну-две я не определил.
Я зашел в телефонную будку, сунул в автомат карточку и набрал коммутатор адвокатской конторы. Любезный мужской голос тут же вызвался соединить меня с добавочным Питера, но прошла секунда, две, три, а соединение так и не было установлено. Выигрывают время, чтобы засечь меня. Я повесил трубку. Сколько я был у них на линии? Секунд десять. Теоретически, за это время не установить даже телефонную станцию, но лучше не рисковать. Я не спеша пересек площадь и у книжного магазина «Уотерстоунз» вошел в другой автомат. Добавочный Питера у меня был, просто было бы странно, что кто-то посторонний мог его узнать. Но давать своим противникам фору я не собирался.
Питер снял трубку сразу. Вчера он шутил, представляясь, сказал что-то типа: «Если я могу быть чем-то полезен, можете на меня рассчитывать». Сейчас же просто назвал себя: «Питер Осборн». Нервничает.
— Здравствуйте, мистер Осборн, — вчерашним задорным голосом сказал я, засекая время на часах. — Это Майкл Гусман, я звонил вам вчера по поводу Влада Мохова. У вас нет от него новостей?
— Новостей нет, мистер Гусман, но у меня есть для вас информация.
Сейчас тоже будет тянуть время. А чего мне дальше темнить?
— Тогда давайте скорее. Через десять секунд я вешаю трубку.
— Мой отец хотел с вами встретиться.
— Его телефон!
— Сейчас найду.
— Я вешаю трубку.
— Вот.
Питер быстро прочел мне восемь цифр, и я без лишних церемоний нажал на рычаг. Двадцать три секунды. Неплохо.
Я вышел из будки и пошел к входу в Национальную галерею. Там всегда толчея, а с галереи, сверху, мне были видны и первый телефон-автомат, с которого я звонил, и тот, из которого я только что вышел. Никаких подозрительных маневров. Никто не ворвался в будку, не сыплет на трубку порошок, чтобы снять отпечатки пальцев. Зря бы старались — я же каждое утро вместо маникюра наношу на пальцы специальную прозрачную пленку.
— Шанкар, — позвал я в гарнитуру.
— Слушаю.
— У тебя все нормально прошло?
— Здесь все нормально. Только, похоже, наши объекты — теперь уже все — свои сотовые отключили и куда-то сдали. Полная радиотишина. Только Питера мобильный пока работает.
— А вокруг него новые телефоны не засветились?
— Нет, они точно этому виду связи больше не доверяют.
— А телефон, который он мне продиктовал?
— Мы к нему только что подключились. Он сейчас в Сити, похоже, в том же здании, где сидит Питер. Пока молчит. И вокруг тоже никаких разговоров. Боюсь, теперь от меня толку будет мало. Мне очень жаль.
— А мне как жаль!
Я чуть было не выругался, но привычка взяла верх. Я ведь уже много лет назад решил, что когда мне нужна будет антистрессовая мантра, буду заменять банальное сквернословие на высокую поэзию. Поэтому я вместо «Черт!» декламирую про себя свою любимую песнь из «Рая» Данте: «Vergine Madre, figlia del tuo figlio». Мне очень помогает, обычно двух строф хватает. Однако всем следовать этому примеру не советую. Ведь, как я предполагаю, именно по такому принципу в большинстве европейских языков, не только в английском, призывание Господа стало заменять ругательство. Идет где-нибудь по парижской улице пьяница с заплетающимися ногами и бормочет про себя: «Bon dieu de bon dieu!». То есть, если по словарю, «Боже праведный!», но на эти слова только бесы слетаются.
Я про то, почему я вдруг по-итальянски заговорил. Шанкар не понял.
— Пол!
— Я здесь. Все в порядке. Просто невозможно вести переговоры по двадцать секунд за сеанс, а потом менять диспозицию и все начинать сначала. А сколько я могу находиться в чате из интернет-кафе, пока меня не засекут?
— О, так засечь очень сложно. Но можно. А зачем вам? Возвращайтесь на базу и садитесь за один из наших компьютеров. Там такая защита, что на них никогда не выйдут.
— Кстати. А ты уверен, что нас с тобой сейчас не прослушивают? Наши же объекты тоже так считали?
— Они говорили по мобильным, а это все равно, что по радио, для всех слушателей. У нас же своя связь. Все наши спаренные устройства, как я уже говорил, при каждом новом сеансе синхронно меняют частоту. Эта частота выбирается произвольно, безо всякой системы. Нет, в нашей связи я уверен абсолютно.
— Ну, дай бог.
— Продолжаем?
— Продолжаем.
— А вам дать в ухо звонки Объекта С?
Правда, я же просил Шанкара отслеживать разговоры самостоятельно и подключать меня только, если услышит что-то необычное. Иначе у меня в черепе завихрения начинаются.
— Это кто такой?
— Питер, сын Объекта А. Но ему клиенты звонят без конца.
— А вдруг не клиент позвонит?
— Мы же все пишем. Я тогда вам сразу проиграю разговор.
— Обо всем-то вы подумали, сэр.
— Жизнь заставляет, сэр.
8
Я вернулся на базу Раджа. Мой индийский друг ждал меня в задней комнате. Он оставил дверь открытой и любовался цветущим миндальным деревцем, попивая чай со сладостями. Чистая пиала, моя, стояла наготове перед пуфом напротив.
Радж оглядел меня. Сначала со слегка насмешливым удовольствием:
— А тебе идет наша одежда. Давай подарю?
— Спасибо, она слишком красивая, — сказал я, усаживаясь. — То есть при моем образе жизни слишком приметная.
Наливая мне чаю, Радж посмотрел на меня еще раз. Теперь уже как врач, будто ощупал:
— Давай я тебе еще один укольчик сделаю.
— Нет уж, большое спасибо.
— Тебе сразу станет лучше.
— Мне так хорошо, что лучше не бывает.
— Ну, как знаешь.
Изменился Радж. Сколько ему сейчас: тридцать пять, где-то так? Лицо округлилось, чуть подернулось жирком. А глаза по-прежнему лучистые, радость в нем не избывает, не тускнеет. И губы, как всегда, сжаты в ироничной улыбке. Нет, в целом скорее не изменился. Я отпил первый глоток и понял, что мой организм действительно почти в порядке.
— Шанкар сказал мне, что я смело могу выйти в чат с твоего компьютера.
— Без проблем. Через наши фильтры никто не проберется.
— А где я могу это сделать?
— Сейчас принесем тебе лэптоп. Здесь удобно будет? Мне все равно сейчас уходить.
Радж, я говорил, очень деликатен.
— А я могу позвонить нужному человеку через скайп, чтобы узнать, на каком сайте мы можем поговорить по чату?
— По скайпу и говори. Узнай его ник и свяжись с ним.
— Подожди, — голова моя соображала все лучше, — а почему я сразу не мог позвонить своему человеку по скайпу, если у вас такие фильтры?
— Потому что, в отличие от чата, звонки по скайпу платные. То есть так можно выйти на наш аккаунт.
— Но мне же все равно нужно сначала позвонить по телефону, чтобы узнать его ник.
— Резонно. Хочешь, я пошлю мальчика, чтобы он позвонил твоему человеку из автомата?
— Зачем так сложно? — раздался в гарнитуре голос Шанкара. Я все время забываю, что он и все мои разговоры слушает. — Что нужно? Позвонить по новому телефону Объекта А?
Я приподнял руку, останавливая Раджа, который тоже хотел что-то сказать.
— Да. И спросить, как я смогу связаться с ним в чате.
— Я это сделаю совершенно безопасно, через фантомный номер, — сказал Шанкар. — Это два номера я не могу соединить напрямую без риска.
— Ты хочешь сказать, что я все же не зря ходил звонить на площадь, одетый, как заклинатель змей?
— Нет, не зря. Я же не знал, какую аппаратуру они навесят на тот номер и сколько.
— Отлично, спасибо, Шанкар. Скажи нашему объекту, что мне проще переписываться по скайпу.
Я пояснил происходящее Раджу, который, впрочем, признаков нетерпения не выказывал.
— Представляешь, сколько бы времени вся эта кутерьма заняла всего лишь лет двадцать назад? — спросил Радж.
Я улыбнулся в ответ:
— Дня два-три.
— Неделю! Время ускоряется. Еще пара научно-технических революций, и Кали надоест, что мы вот-вот сможем справляться без богов.
Кали — это главное божество в каком-то из бесчисленных ответвлений индуизма, которое исповедует Радж. Симпатичная такая тетенька: с высунутым языком, волосы, как у медузы Горгоны, в правой руке кривой, как серп, нож, в левой — отрезанная голова бородатого мужчины, а ногами попирает человеческий труп. Вон ее бронзовая статуя стоит в садике, справа от источника, под ивой.
— И что тогда? — охотно поддержал разговор я. Отношения богов и людей меня живо интересуют.
— Начнется новый цикл.
— С каменных ножей?
— Ну, — рассмеялся Радж, — до них еще нужно будет дойти.
