Сергей Донской - Если завтра не наступит
– Могилу найти сможешь? – не унимался Бондарь.
– Хоть с завязанными глазами. Это у самой ограды. С восточной стороны.
– Прекрасно!
– Позволь мне с тобой не согласиться, – сказала Тамара, отводя блестящие сильнее, чем обычно, глаза. – Ничего прекрасного в случившемся я не вижу. Меня использовали, и это только начало.
– А почему ты все-таки не отказалась, если тебе это было так неприятно? – угрюмо осведомился Бондарь.
– Все очень просто. Вернее, очень сложно. – Тамара отбросила мешающие волосы за спину. – Мой отец – известный в нашей стране писатель. Правда, издают его в Москве, а сегодня это почти равносильно измене родине. Его книги объявлены крамольными, в полиции на него заведено дело, а может, несколько. Тутахашвили намекает, что посадит папу, если его дочь не станет сговорчивой. То есть я.
– Как реагирует на это твой отец?
– Никак не реагирует. Он не в курсе. У него больное сердце, ему нельзя волноваться.
– Та-ак, – протянул Бондарь, ситуация для которого прояснилась. – Почему бы вам с отцом не уехать из Грузии?
– Мы подготовили документы для эмигации, – тихо, очень тихо сказала Тамара. – Но каким будет решение чиновников, зависит от Черного Полковника, и только от него. Наверное, он предложит стать его любовницей. Я откажусь. Вот и вся эмиграция, Женя. – Спохватившись, Тамара приняла привычную горделивую позу, однако через несколько секунд ее плечи снова поникли. – Я в безвыходном положении. Оно усугубляется тем, что я состою в оппозиционной партии, за которой ведется постоянная слежка. Короче говоря, и я, и мой отец – мы оба на крючке у Тутахашвили, и нам не сорваться.
Она подняла взгляд, ища сочувствия, и Бондарь постарался, насколько это возможно, смягчить выражение своих глаз.
– Разберемся, – пообещал он.
– Пустое. – Тамара отмахнулась и уставилась в непроницаемый мрак за окном. – Лучше расскажи мне, что натворил Гванидзе, которого не оставляют в покое даже в могиле.
Поступок Бондаря был импульсивным, но, как ему хотелось верить, единственно верным. Запустив руку в карман, он достал оттуда конверт и протянул его Тамаре со словами:
– Ознакомься, и ты поймешь, почему мне не хочется верить, что этот ублюдок отделался легкой смертью.
– Интересно, – оживилась Тамара, включая компьютер. – Тогда, чтобы ты не скучал, прочитай выдержки из досье, которое я тайком составляю на Тутахашвили и его ведомство. Сдается мне, они неспроста затеяли похороны Гванидзе.
– Или их имитацию, – сказал Бондарь, разворачиваясь к монитору.
– Вот…
Найдя среди электронных папок нужную, Тамара отстучала на клавиатуре код и открыла документ, озаглавленный «Jand».
– Жандармерия? – догадался Бондарь.
– Да, они не стесняются называть себя жандармами.
– Я закурю?
– Дыми уж, – пробормотала Тамара, роясь в содержимом конверта.
Бондарь так и поступил. Вскоре его глаза превратились в две непроницаемые смотровые щели, и это было вызвано не только едким дымом «Монте-Карло».
28Наверное, писательская дочь Тамара Галишвили не обладала выдающимся литературным даром. Язык ее был сух и маловыразителен, предложения она строила без претензий на оригинальность, применяемые ею эпитеты не блистали разнообразием. Но чтение Тамариных заметок увлекло Бондаря настолько, что он выпал из времени, поглощая строчку за строчкой, абзац за абзацем.
Вчера мы засыпали с улыбками людей, надеющихся на лучшее, сегодня продираем глаза с изумлением обманутых, завтра обнаружим, что находимся совсем не в той стране, где вместе совершали революцию роз. Цветы втоптаны в грязь, шипы пошли на изготовление колючей проволоки, за которой оказалось шестимиллионное население Грузии. Братья и сестры, как вам дышится в концентрационном лагере площадью 70 000 квадратных километров?
Это не голословное пророчество и не преувеличение. Это уродливая в своей наготе правда нынешнего времени. Об этом свидетельствует законопроект о создании в Грузии суперкарательного органа, разработанный бывшим телохранителем Михаила Саакашвили, его верным сподвижником. По замыслу небезызвестного полковника Тутахашвили, жандармерия создается на базе сотрудников Министерства внутренних дел. К службе в ней планируется привлечь более 22 тысяч человек. Для справки: сейчас численность внутренних войск в десять раз меньше, а всего на балансе Минобороны состоит 20 тысяч военнослужащих.
Против кого воевать собираемся, господин полковник?
Ответа от Сосо Тутахашвили не ждите, он хранит многозначительное молчание. За него говорят факты. Подготовленный полковником законопроект наделяет жандармов фантастическими полномочиями, начиная от слежки за неблагонадежными гражданами и заканчивая контролем над судебными процессами. Кроме того, жандармерия претендует на передачу ей функций охраны нефтепроводов и газопроводов, аэропорта, грузов специального назначения, государственных учреждений, правительственных и дипломатических резиденций, высокопоставленных лиц, в том числе представителей иностранных государств. Государственную границу тоже берутся оберегать опричники Тутахашвили. Разведка, контрразведка и создание спецподразделений будут находиться в их же компетенции. Помимо непримиримой борьбы с террористами и диверсантами, жандармы обещают заняться и предотвращением военных переворотов.
Одним словом, сушите сухари, дорогие соотечественники!
– Мне кажется, что ты переоцениваешь возможности Черного Полковника, – заметил Бондарь, отвлекшийся на прикуривание сигареты. – С финансированим жандармерии все понятно: если что, Запад поможет. Но где Тутахашвили наберет двадцать две тысячи спецов? Службу нести – это, знаешь, не в спортивном костюме позировать, с автоматом наперевес.
Оторвавшаяся от чтения материалов по делу Гванидзе, Тамара одарила Бондаря взглядом строгой учительницы, ставящей на место зазнавшегося любимчика.
Черт побери, подумал он, какие же у нее красивые глаза! Умирать ради таких, конечно, не хочется, но жить…
– Ты знаешь, сколько человек входило в Службу правительственной охраны незабвенного Эдуарда Шеварднадзе? – спросила Тамара.
– Тысяч пять? – предположил Бондарь.
– По последним данным, обнародованным после переворота, – ровно двадцать две тысячи человек. Теперь понимаешь, насколько все это серьезно? – Тамара помолчала, собираясь с мыслями. Когда она заговорила снова, ее ноздри раздувались от негодования: – Тутахашвили попросту подгребает под себя остатки прежней охранки, а американцы помогают оснастить ее по последнему слову техники. У нас в Тбилиси ЦРУ существует на почти легальном положении, если хочешь знать.
– Это для меня не новость, – помрачнел Бондарь. – Но все же не следует сгущать краски. Насколько я понял, речь идет всего-навсего о законопроекте. – Он щелкнул пальцем по светящемуся экрану. – Смелые мечты полковника Тутахашвили далеки от воплощения в жизнь.
– Я сгущаю краски, по-твоему?.. Скажи, – Тамара кивнула на ночь за окном, – какой цвет ты там видишь?
– Черный, – машинально ответил Бондарь, переведя взгляд с окна на волосы журналистки, которые были темнее воронового крыла, несмотря на синеватые переливы в электрическом свете.
– Черный, – повторила она. – Это краска, которую сгустить невозможно, при всем желании. Ею пишется современная история Грузии. Когда польются потоки крови, переписывать что-либо будет поздно.
– А если без высокопарных заявлений?
Глаза Тамары гневно сверкнули:
– Изволь, попытаюсь достучаться не до твоего сердца, а до твоего разума. Несколько месяцев назад проект закона о жандармерии поступил на рассмотрение Совета национальной безопасности Грузии, но оттуда никакие официальные оценки не прозвучали – молчок. – Тамара пристукнула кулаком по столу. – Зато ведомство Тутахашвили помаленьку приступило к работе. Когда власти подавляли выступление сторонников священнослужителя Басила Мкалавишвили, демонстрацию разгоняли парни в новехонькой черной форме. На их щитах было начертано латинскими буквами: «Жандармерия»… Жандармерия, Женя! И это только начало.
– Если это начало, – пробормотал Бондарь, – то каким же будет конец?
– Чтобы ответить на этот вопрос, – сказала Тамара, – достаточно ознакомиться с историей любой банановой республики, управляемой марионетками США. Застенки, массовые репрессии, уничтожение инакомыслящих. Вот почему мы с отцом решили покинуть страну.
– Обычная история, – прокомментировал Бондарь. – Сначала народ выбирает себе идола, а потом начинает стонать под его игом.
– Чтобы ты знал, в революции роз приняли участие далеко не все грузины, – возразила Тамара. – В последних выборах приняло участие приблизительно пятьдесят процентов населения, а цээрушные обозреватели эту цифру раздули чуть ли не вдвое. Без опеки американцев теперешний президент и должности мэра Тбилиси не получил бы. У него же клеймо националиста на лбу! Нам внушают: ах, ах, какой светоч демократии у власти, как он детишек целует, как с простыми людьми за руку здоровается… Разве в этом дело? – Тамара посмотрела в глаза Бондарю. – Некто Шикльгрубер тоже был когда-то весь из себя белый и пушистый, да еще вегетарианец в придачу. Все орали «хайль демократия, хайль победа над коммунизмом», пока по Европе не повалил дым крематориев.
