Георгий Брянцев - Голубой пакет
Туманова колебалась. Доводы Готовцева звучали убедительно. Но мысль о том, что она более суток не подаст ни одной весточки разведотделу, очень тревожила ее.
Она вздохнула и вымолвила:
— И все-таки мне надо уйти.
— Куда? Зачем? — горячо возразил Готовцев. — Я не вижу в этом никакой необходимости. Да мне Степан голову оторвет, если с вами что случится!
— Ничего со мной не случится, — успокоила его разведчица. — Документы у меня в порядке, и я вольная птица.
Готовцев недоумевающе пожал плечами, задумался и, придя, видимо, к какой-то мысли, сказал:
— Не будем спорить, сестричка. Сейчас я вас никуда не пущу. В этом можете не сомневаться, а если вам так уж нужно выйти за город, то вы сделаете это утром. Вот так, — и он прихлопнул рукой по своему колену. — Вам далеко шагать, если не секрет?
Туманова подумала, что ничего страшного не будет, если ответит на вопрос правильно. И она ответила:
— Шесть километров.
Готовцев задумался, что-то соображая и подергивая себя за мочку уха.
— В каком направлении?
— На Оршу.
— Отлично. Все сделаем как нужно. Утром рано я поеду на ферму за молоком и захвачу вас. Высажу на шестом километре или где вы найдете нужным, а на обратном пути заберу. В вашем распоряжении будет час. Хватит?
— Пожалуй, — неопределенно ответила девушка.
Этот вариант являлся как бы компромиссом и устраивал ее. Утром она свяжется с армейским центром и информирует обо всем Бакланова.
— Договорились, — подвел итог Готовцев и усмехнулся. — И волки сыты, и овцы целы. Старшего брата всегда надо слушать. Отдыхать будете здесь. Закройтесь изнутри и спите на здоровье! Сторожа я предупрежу, а хозяину объясню, что вы не в ладах с моей женой и на дом идти не хотите.
— А он как, ваш хозяин, сговорчивый человек? — поинтересовалась Туманова, уже окончательно утвердившись в решении последовать совету Готовцева.
— Он чудак большой, — пояснил Готовцев. — С ним можно договориться о чем угодно. Да разве в этом дело… Иногда задумаешься, и так тоскливо станет на сердце, что завыть хочется…
— Это почему же?
— Ну как вам сказать… Степан требует, я выполняю. Понимаю, что Степан не для себя старается. Завожу дружбу вот с такими, как Циглер, да и еще кое с кем из посетителей. Иногда и выпить приходится, подчас и Советскую власть ругнуть…
Разведчица засмеялась: «Чистая душа этот Готовцев!»
— Ведь это же для дела. Понадобится — и «хайль Гитлер!» крикнешь, — заметила она.
— Понимаю, все понимаю, — ответил Готовцев. — Но вот люди, наши, советские люди, живущие здесь, не могут этого понять, и объяснить им нельзя. Для них Готовцев — фашистский прихвостень, пособник. Ярлык пособника нацепят, и будет он на шее до самой могилы болтаться.
— Это уж слишком, — возразила Юля. — Придет время, и все объяснится.
— Хм… — усмехнулся Готовцев. — А как же все это объяснится? Не так это просто, как вам кажется. Ведь людей не десяток и не сотня. Целый город…
Ну, хорошо, придут наши. Что вы прикажете делать мне и Степану? Ходить по дворам и докладывать каждому, что мы, дескать, вот какие, а не такие, как вы думали, или выступить на митинге? Или пропечатать наше фото в газетах? Вот оно, какое дело, дорогая… и думать об этом тяжко.
Туманова молчала, не находя, что ответить.
—А в общем будет видно,—и Готовцев встал. — Унывать нечего. Не это главное. Вы есть хотите?
— Не откажусь. С утра во рту, кроме мороженого, ничего не было.
— Что же вы молчите!—с укором произнес Готовцев. — Сейчас я вам закачу такое порционное блюдо, что вы пальчики оближете.
Он вышел.
Юля пощупала рукой койку и подумала: «Не так страшен черт, как его малюют».
26
Чернопятов и Калюжный сидели в это время в котельной, на топчане, рядом, плечо к плечу.
— Ты понимаешь меня, — проговорил Чернопятов.
— И понимаю и нет, — ответил Калюжный, сопровождая свои слова глубоким вздохом. — Понятно мне, что в нашем положении все может случиться, мы же не в бирюльки играем. И тут я с тобой согласен. Но что я попал под подозрение…
— Ну, а если? — перебил его Чернопятов.
— Плохо. Тогда плохо.
— Вот об этом-то я и толкую, — произнес Чернопятов и обнял друга. — Я сам в это не верю, Митрофан Федорович, понимаешь — не верю, но что из этого?
Калюжный молчал. Воцарилась пауза, а потом вновь заговорил Чернопятов:
— Не будем гадать на кофейной гуще. Лучше примем меры. Давай договоримся так: ты прекращаешь встречи со своими ребятами. Понял? Пока, временно. И предупреди каждого из своей группы, чтобы они поочередно наблюдали за тобой и твоим домом. Ведь нам важно выяснить, ведется за тобой слежка или нет. Если нет — то нам плевать на все. Значит, мы ошиблись и не в тебе дело. Понял?
Калюжный кивнул. С такой мерой он был согласен.
— Нам достаточно для этого день — два, — продолжал Чернопятов. — Как бы осторожны гитлеровцы ни были, следя за тобой, ребята все равно их наколят. Не завтра, так послезавтра. А ты, чтобы сбить их с толку, побольше толкайся среди людей, не имеющих к нам никакого отношения. Останавливай, разговаривай, зайди в гости к кому-либо…
— Понял, Григорий Афанасьевич, — ответил Калюжный.
— Добро! — подвел итог Чернопятов. — А теперь давай думать, что нам делать с пакетом.
— Я уж думал.
— Ну?
— Есть выход: послать человека с документами через линию фронта.
— Да… топать двести километров — это не тяп-ляп. Тут нужен ходок да ходок. Об этом я тоже думал.
— А больше ничего не придумаешь, — заметил Калюжный.
— Больше ничего не придумаешь, — повторил Чернопятов и покачал головой. — Ты прав… Эх, Костя, Костя… Как трудно нам без тебя, голубок… Знал бы ты, хлопчик…
— И еще вопрос, — сказал Калюжный, — где найти такого парня, который бы добрался до передовой и перебрался на ту сторону.
— Парень-то есть, — проговорил задумчиво Чернопятов. — Разве Сенька Кольцов не тот парень?
— Кольцов? — ухмыльнулся Калюжный. — Да!
— Тот, — согласился Калюжный. — Сенька полезет черту на рога, только прикажи. Но ты же знаешь, чем он занят?
— Знаю. Подбирает ключик своему квартиранту-летчику.
— Чего там подбирает — подобрал уже! — возразил Калюжный. — Летчик два раза таскал его на своей машине на аэродром.
— Здорово! — удивился Чернопятов.
— А ты думал! Этот летчик — командир отряда.
— Смотри! — продолжал удивляться Чернопятов.
— Вот теперь и решай! Если будем посылать Сеньку, летчика придется бросать.
— Придется, — неуверенно сказал Чернопятов и добавил: — Другого человека нет. Я всех перебрал. Да… А пробраться на аэродром тоже неплохо…
— То-то и оно!
— Хорошо! — вдруг решительно сказал Чернопятов и хлопнул друга по плечу. — Подождем эти два дня, а когда с тобой выяснится, поговорим с Кольцовым. Ладно?
— Давай так.
— А теперь ступай, — и Чернопятов встал.
27
Поздно ночью телефонный звонок поднял с постели начальника гестапо гауптштурмфюрера Штауфера. Он быстро вскочил и схватил трубку.
— Да… Слушаю…
— Гость прибыл, — раздался голос заместителя.
— Подробности?
— Ничего не могу добавить. Филин только что позвонил по городскому телефону и в подробности не вдавался. Это — приятное известие, но есть и неприятное.
— Ну, ну?
— Пришла шифровка от бригаденфюрера. Вызывает к себе по поводу этой машины с курьером, будь она неладна. Комендант раззвонил на всю вселенную.
— На когда?
— Четырнадцатого вечером надо быть у него. Значит, утром надо выезжать.
— Поезжайте вы, — сразу решил Штауфер.
— Я? — удивился заместитель.
— Да, да. Объясните бригаденфюреру, что возникла интересная комбинация, ну и к тому же я прихворнул. А относительно машины скажите, что мы предприняли все, от нас зависящее. И кстати намекните, что если с нас спрашивают, то надо предупреждать в таких случаях. Если бы комендант не сказал, то мы и до сих пор ничего не знали бы об этом курьере. Разводить руками после того, когда человек исчез, поздно. Надо было раньше думать. В том случае, если шеф… Хотя позвольте. Вы где?
— На службе.
— Ага… Я сейчас приеду… Да, да… И обо всем договоримся. Подошлите машину… Сколько сейчас по вашим?
— Начало третьего.
— Ерунда! Сейчас я приеду.
28
Ранним утром 12 июня за городом по шоссе катилась большая телега, запряженная резвой молодой лошаденкой.
Лошадь трусила мелкой рысцой, звонко цокая подкованными копытами, а ее хозяин, сутуловатый старикашка в латано-перелатанной рубахе, машинально помахивая кнутом, дремал, пригревшись на солнышке.
За жестяными бидонами, на самом задке, свесив ноги, пристроились Готовцев и Туманова.
Бидоны глухо стучали, тарахтели колеса, можно было мирно беседовать, не боясь, что старик услышит.
