Валентин Иванов - По следу
– Конечно, я отлично понимаю, что историю назад не повернешь, – изливался Хрипунов. – В России старый режим умер исторически. Однако же каждый человек имеет органическое право действовать и жить собственной инициативой. Я хочу сказать – исключительно для себя, для своих близких. Жить и добывать, как и сколько сумеет, а там и трава не расти. Оборвался, не вышло – пеняй на себя. Вот это жизнь! В других странах законы дают свободу действовать по-своему, никто не мешает деловому человеку, никто к нему не лезет, не спрашивает. Уплатил налоги – будьте здоровы! Подумать – советуются с юристами, как уплатить меньше налогов, и никто не считает это зазорным. Честное состязание! Уж я бы сумел… А здесь – нечем дышать, нечем!.. – Хрипунов взволновался. – Здесь у них всё – преступление!
Махмет-оглы обладал хорошим видным ростом и телосложением более сильным, чем Фигурнов. Был этот физически могучий человек молчалив, в разговоре до чрезвычайности краток. Он будто выжимал слова, выпячивая широкий подбородок темного лица, двигая кустами бровей и шевеля торчащими хрящеватыми ушами.
Махмет-оглы просидел за столом два часа, выпил две бутылки вина, которые не произвели на него никакого видимого действия, и сказал не более двух десятков фраз. Судареву же он понравился больше, чем Фигурнов, Хрипунов и сам Клебановский. Это впечатление от первой встречи только укрепилось после дальнейших свиданий.
Вечером в следующую субботу на пассажирском поезде местного сообщения пять человек выехали в восточном направлении.
Сезон осенней охоты был в разгаре. Разъезжаясь на воскресный день по привольным степным и озерным угодьям, местные любители охоты, старые, пожилые, молодые, с собаками и без собак, с потрепанными заплечными мешками и со щегольскими ягдташами, все одинаково и радостно оживленные, штурмом брали вагоны. В толпе без следа растворились пятеро людей тоже с ружьями в чехлах и в охотничьем снаряжении.
Они садились порознь – не в один вагон. В пути они собрались постепенно в последний вагон и в три часа ночи, будто незнакомые, в полной темноте соскочили на насыпь на глухом разъезде.
Они обошли разъезд так, что их никто не видел, и, не дожидаясь рассвета, двинулись в степь, на юго-восток. Группу вел Клебановский, наметивший маршрут. Фигурнов, лишь однажды побывавший в этих местах, был вынужден ограничиться ролью консультанта.
ГЛАВА ВТОРАЯ
1
Исчез метеор, исчезла оставленная им в небе светящаяся полоса, и в степи стало еще темнее.
Только глаза какого-нибудь зверя или птицы, из числа обладателей ночного зрения, могли рассмотреть во мраке темную вершину с вросшей в нее человеческой фигурой…
Вытянувшись, Алонов несколько секунд вглядывался в желтую точку. Глубоко погружая ноги в осыпающийся песок, он сбежал вниз. Но разочарование постигло его немедленно – огненная точка исчезла. А он был уверен, что увидел костер врагов. Они, так же как он, встревожены, разбужены пылающим метеором, промчавшимся по небу. Так убеждал себя Алонов; ему хотелось считать, что враги найдены, и он боялся упустить цель из виду хоть на секунду.
Алонов опять взбежал на вершину. С гребня – огонек был на прежнем месте. Значит, между ним и занимаемым Алоновым местом есть возвышение, за которым прячется огонь.
Ночью правильно не определишь расстояние. Зная это, Алонов и не пытался понять, близок ли привал его врагов. Далеко, близко – времени терять нельзя. Небо на востоке уже начинало чуть-чуть бледнеть.
Алонов живо представлял себе, как эти четверо ежатся от холода, который сегодня перед рассветом так сильно давал о себе знать.
Переваливая через высотку или складку местности, Алонов каждый раз ожидал увидеть уже не светящуюся точку, а светлое пятно, пламя даже. Но подъемы переходили в спуски, а пламени не было.
Оглядываясь, Алонов уже мог различить высотку, на вершине которой он недавно стоял. Отсюда, с южной стороны, она казалась внушительной, совсем не такой, как с севера, откуда вчера вечером пришли четверо и он.
Алонов шел быстро, а день пламенел еще быстрее. Светало все больше, заметнее. Уже начались превращения, уже различалось ранее невидимое. Конечно, время упущено. Нечего надеяться застать бандитов врасплох у костра.
«Всему виной проклятое болото, которое хотело задержать меня, задушить своей грязью! – с гневом думал Алонов. – Сколько времени было потеряно!» «Не торопись! Будь осторожен! Тебе уже не приблизиться незамеченным, твои враги могут увидеть тебя», – предупредило бледное небо с последними потухающими звездами. Алонов не только различал пальцы рук, он уже видел рифленую планку между стволами ружья.
Еще немного – и показалось солнце. Вчера оно смело бросало лучи, сильные, бодрые, блистающие. А сегодня над степями стояло марево. И солнце взошло другим. Неподвижный воздух был тяжелым, холодным, будто пыльным.
Тусклое солнце не принесло с собой радости жизни. Не подняло оно и утреннего ветерка степей, рождающегося с солнцем, крепнущего с ним и засыпающего к вечеру. Не было бодрящей свежести ветра, но не было и тепла – на него поскупилось блеклое солнце.
Быстрое движение согрело Алонова. Но невеселое утро навеяло на него странно томительное чувство.
Такой день выпадает один-два раза за всю осень, и не каждый человек замечает его. После холодной тихой ночи солнце возвращается скучным, утомленным. Безразлично смотрит оно на землю и видит в широкой степи тронутые желтизной листочки на деревьях и кустах рощ, уже истощенных, поредевших. Заглянет ниже – там травы согнулись, опустив головы. Теперь уже никто не следит за движением солнца, ни один цветок не поворачивается ему вслед.
Птицы и звери сегодня куда-то исчезли – ни звука, ни движения. И словно говорит солнце земле:
«Кончается еще один год нашей жизни. Скоро и нам с тобой удастся отдохнуть: тебе – под снегом, мне – долгими зимними ночами…»
Это день перелома. Кончилась первая радостная осень, прекрасная пора дозревания.
Началась вторая – она кажется человеку порой увядания, старости природы… С ней нужно примириться, понять неизбежное.
Сегодня Алонов почувствовал себя одиноким. Впервые – совсем одиноким. Сама природа будто отвернулась от него.
Будут, будут еще ясные дни, сверкание солнца, прозрачный воздух, бодрящий холод, падающий сверху, с бледного осеннего неба, такого высокого. Но вся природа занята подготовкой к зиме. Оперились последние поздние птенцы и готовят теплый пух от морозов. Отросли, окрепли клювы и когти.
Насекомые прячутся. А много ли нужно какому-нибудь жуку! Залезет в трещинку почвы – и довольно, чтобы замереть-заснуть, исчезнуть в бесчувственной неподвижности. Все, что предназначено для сохранения рода, уже свершено и заботливо спрятано. Кто положил свои яички под кору дерева, кто наклеил их на траву, камышинку. Скромная двоюродная сестрица злой саранчи – мирная кобылка-кузнечик – уже пристроила свои кубышечки с яичками в земляных норках, которые сама проделала в земле.
Алонову стало страшно от одиночества. Он ускорил шаг. Он бежал. Борясь со страхом, он убеждал себя, что не может сбиться со следа. Ведь он один, только один! Не у кого попросить помощи.
Алонов взбегал на пригорки, пригнувшись, как на охоте за крупным зверем. Не теряя быстроты движения, он должен быть незаметным. Страх придал ему еще большую силу и свободу в стремлении догнать.
Догнать, обязательно догнать, непременно! Гнаться день, два, неделю, месяц!.. Наконец-то! Перед ним были следы ночного привала. Алонов оглянулся. Да, далеко позади, на горизонте, маячила высотка с песчаной вершиной. Это место должно быть видно оттуда.
В котловине лежал чистейший мелкий песок. Много следов ног. Выше, на скате котловины, карнизами повисли кустарники. Осыпавшаяся почва обнажила их корни.
Вот место, где был костер. Угли и зола, уже холодные. Алонов прилег, посмотрел на север. Гребень высотки скрылся. Но, привстав, Алонов увидел знакомую полоску. Ошибки нет – это костер, замеченный на исходе ночи… Дровами послужили ветки и многоярусные корни перистой аристиды, изуродованные топором.
Озираясь, Алонов заметил нечто вроде тропинки, протоптанной по песку свежими следами людей. Тропинка провела его около высовывавшихся из края котловины сухих корней и вывела выше. Далее тропинка повернула влево, а вправо несколько следов потянули вразброд и потерялись в начавшейся здесь жесткой траве. Алонов побежал вправо.
На подъем! Песок затянуло дерновым покровом. По нему были разбросаны кусты с голыми ветками. Кое-где выставлялись плиты камня, похожие на те, что Алонов видел на восточном скате гнилого болота.
Еще выше, еще… И перед Алоновым открылась ковыльная степь, ровная, чистая, с полосами склоненных метелок высокой благородной травы. Там, километрах в двух с небольшим, Алонов увидел четыре фигуры. Одна была заметно выше других. Знакомые фигуры… Это они!
