Сергей Донской - Дай умереть другим
– Не была я с ним в ночном клубе!
Вот это прозвучало совершенно искренне. Но тоже не исключало возможности того, что Ленка и Зинчук могли провести время где-нибудь еще. В гостинице или в какой-нибудь шикарной квартире с водяным матрацем и зеркальным потолком.
– Послушай, – поморщился Громов, – никто не лезет в твою личную жизнь. Меня интересует исключительно Зинчук, а не твои с ним отношения. Как его, кстати, зовут?
– Володя… Владимир Михайлович, – поспешно поправилась Ленка.
– Что он за человек? Образно говоря: с чем его едят?
– Да уж не с тем дерьмом вперемешку, в котором копошатся рядовые граждане.
– Многие, очень многие нищенствуют как раз по милости Зинчука, – холодно заметил Громов. – Такова особенность современных Мидасов. Половина того, к чему они прикасаются, превращается в золото. Остальное оказывается на поверку самым обычным дерьмом. Его расхлебывают те самые простые люди, которых ты так презираешь.
Ленка, похоже, пропустила эту тираду мимо ушей. Ее немигающие глаза остекленели. Вытянув сигарету из пачки, она тихо спросила, не глядя на отца:
– Что ты задумал, папа?
– Думаю, ты уже догадываешься, – сказал Громов. Он тоже не смотрел на дочь.
– Неужели ты собираешься?..
– Я собираюсь вернуть Анечку любой ценой. О моральной стороне вопроса можешь мне не напоминать, бесполезно. – Громов покрутил сигаретную пачку в руках, но закуривать не стал, швырнул ее обратно на стол. – Я, как ты помнишь, не в пажеском корпусе обучался. КГБ, потом ФСБ – вот мои университеты.
– Ты не сумел отбить Анечку с помощью оружия и решил раздобыть деньги у Зинчука! – провозгласила Ленка обличающим тоном. – Чтобы заплатить выкуп его деньгами, да?
– Это всего лишь один из возможных вариантов.
– Самый паршивый из всех возможных!
Громов прищурился:
– А не хвастался ли тебе господин Зинчук, откуда у него взялись четыреста пятьдесят миллионов рублей? Кого он обмишулил, облапошил, «развел», как принято выражаться в определенных кругах?
– Ну… – На Ленкином лице появилось выражение крайней растерянности. – У нас в стране невозможно зарабатывать честным путем. – Предупредив возражение отца, она уточнила: – Хорошо зарабатывать, я имею в виду.
– Разве существуют плохие способы для хороших заработков? – Громов невесело усмехнулся. – Улавливаешь противоречие? Впрочем, это демагогия. Давай перейдем к Зинчуку. Итак?..
Продолжая изучать поверхность стола перед собой, Ленка заговорила:
– Насколько мне известно, Владимир Михайлович получил доступ к правительственному целевому кредиту, выданному для агропромышленного комплекса Курганской области. Он сказал, что изначально это была огромная сумма, но чиновники растащили ее на части, многократно трансфертировали и осадили на своих счетах.
– А Зинчук тут сбоку припека, м-м?
– Нет, конечно. Но многие сельскохозяйственные предприятия годами ходили у него в должниках. Он просто взял свое, папа.
Громов ощутил нарастающее раздражение:
– Да он только и умеет, что обдирать своих партнеров, как липку, твой Зинчук! Думаешь, колхозы не поставляли ему товар в счет своих задолженностей? Полагаешь, он не наживался на этом? Что касается четырехсот пятидесяти миллионов рублей, то Владимир Михайлович их попросту присвоил. Украл. И ты ему помогла в этом. Вот так. – Громов прихлопнул ладонью по крышке стола.
Ленка криво улыбнулась:
– И теперь ты предлагаешь мне сдать подельника?
– Да. С потрохами.
– Хочешь сделать меня Иудой женского рода?
– Хочу напомнить тебе, что Анечка ждет и надеется на нас. Ей сейчас хуже всех. Вот что должно беспокоить тебя в первую очередь.
Взгляд Ленки сделался тусклым, словно где-то в глубине ее зрачков погасили внутренний свет. Руки упали на колени, спина ссутулилась. Когда она заговорила, ее голос звучал, как записанная на диктофон исповедь смертельно усталого человека – монотонно, механически, безразлично…
Пока продолжался рассказ дочери, Громов выпил еще одну чашку кофе и выкурил очередную сигарету. Он весь обратился в слух, а его мозг фиксировал и запоминал каждую мелочь, которая могла пригодиться в дальнейшем.
Оказывается, Ленка знала, где проживает Зинчук, бывала у него в офисе и помнила наизусть три телефонных номера, по которым с ним можно было связаться. Зинчук, как она лицемерно выразилась, ухаживал за ней, но не слишком долго, поскольку недавно к нему прибыла из столицы его долгожданная невеста, восемнадцатилетняя манекенщица Светлана Кораблева, у которой истек срок контракта с ее модельным агентством.
В тот злополучный день, когда на Ленкин счет поступила оговоренная сумма, пара обвенчалась в церкви. Зинчук в молодой жене души не чаял, выполнял любые ее капризы, окружил свою Светлану не только роскошью, но и охранниками. Насколько было известно Ленке, манекенщица как две капли воды походила на единственную дочь Зинчука, погибшую в авиакатастрофе полтора года назад. Его увлечение молоденькой шлюшкой походило на умопомешательство.
Ленке было трудно говорить на эту тему, однако Громов хранил полное молчание, не расщедрившись ни на один понимающий кивок. А дослушав историю до конца, саркастически заметил:
– Держу пари, что теперь, если ты вздумаешь обратиться к Зинчуку за помощью, он тебя даже не узнает. Ты для него просто отработанный материал.
– Он для меня тоже! – запальчиво выкрикнула Ленка.
– Вот и отлично, – заключил Громов. – Значит, эмоции побоку? – Не дождавшись ответных реплик, он предложил: – Шла бы ты все-таки спать. До утра ничего уже не произойдет.
– Произойдет. Они вот-вот позвонят.
– С чего ты взяла?
– Чувствую. – Ленка смотрела на телефонную трубку, как кролик на удава. – Кто-то уже набирает наш номер. Вот в эту самую мину…
Ей помешало договорить мелодичное курлыканье ожившей трубки. Громов невольно вздрогнул, словно этот прилетевший издалека электрический разряд пропустили через его нервную систему.
5
– Ты овца, бля! – гундосил далекий голос. – Ботва бессловесная!.. И ты, урод, собираешься нам условия ставить? Нет, ну ты оборзел, в натуре!
– Кончай истерику, парень, – жестко сказал Громов в трубку. – Или говори по делу, или позвони попозже, когда поостынешь.
Ленкины глаза наполнились ужасом. Пришлось показать ей повелительным жестом: «Молчи и не вмешивайся, я знаю, что делаю».
– Да кто ты такой, чтобы тут мне бесогонить, а? – телефонная трубка завибрировала от негодования.
– Я отец той женщины, у которой вы похитили дочь, парень, – представился Громов. Он догадывался, что общается напрямую с Лехой Катком, но придерживал свою осведомленность при себе. Бандиты не должны были знать, что он их вычислил и даже успел провести разведку боем. Этот козырь следовало придержать при себе. Других пока все равно не имелось.
– Выходит, ты дед этой пацанки, которая у нас гостит? – удивился невидимый собеседник.
– Правильно мыслишь.
– И чего ты хочешь, дед? Зачем лезешь туда, куда тебя не просят? Кто ты ваще по жизни?
– Моя фамилия Громов, парень. Вопросы, связанные с освобождением девочки, будете решать со мной. Напрямую.
– У тебя что, полтора лимона в погребе маринуются, дед? Может, ты пенсионный фонд грабанул?
– Я не грабитель. У меня нет полутора миллионов долларов. И у моей дочери их нет.
– Так какого хрена ты мне мозги компостируешь? – возмущенно рявкнула трубка. – Хочешь послушать, как станет верещать ваша пацанка, когда мы ее на кусочки резать начнем?
У Громова потемнело в глазах, но тон его оставался прежним – ровным, холодным, начисто лишенным всяческих эмоций.
– В этом нет никакой необходимости, парень, – сказал он. – Все маленькие девочки, которых мучают подонки, плачут одинаково. Но, – Громов сжал телефонную трубку, как гранату с вырванной чекой, – но если я услышу что-нибудь в этом роде, то никаких переговоров больше не будет. Скорее всего, я больше не увижу свою внучку живой, однако и вашей кодле придет конец, это я вам гарантирую. Вам нужна война? Или все-таки деньги?
В кухне появился заспанный Алан. Его правая щека от длительного соприкосновения с подушкой покрылась розовыми бороздками, напоминающими пролежни. Скрестив руки на широкой груди, он часто моргал, глядя то на жену, то на тестя.
– Что-то я не врубаюсь, – заговорила трубка после растерянного молчания. – Ты собираешься платить? Или нет?
– Собираюсь, – ответил Громов. – Я достану деньги.
Ленка закрыла глаза и застонала. Ей было невыносимо слушать этот торг. Алан перестал мигать, его глаза наполнились неподдельным любопытством.
– Где? – продолжал допрос незнакомый голос.
– Не твое дело. – Громов вытащил изо рта неприкуренную сигарету, смял ее в кулаке и высыпал табачное крошево в пепельницу. – Это мои проблемы. Но для их решения мне потребуется пять суток.
