Джон Ле Карре - Звонок покойнику (Звонок мертвеца)
– Какой зимой? – спросил Смайли.
– На второй год знакомства с Дитером, в 1956 году в Моррене. Мы познакомились с ним в январе пятьдесят пятого года. Тогда все и началось. Не знаю, будет ли это для вас новостью. Венгерские события не произвели никакого впечатления на Сэмюэля абсолютно никакого, Я знала, что Дитера это обеспокоило. Фрейтаг сказал мне об этом, когда Сэмюэл попросил меня отнести кое-что в Вэйбридж в ноябре. Я чуть не сошла с ума. Я кричала Сэмюэлу: «Неужели ты не понимаешь, что это в точности напоминает? Те же пушки, те же убитые дети на улицах. Только мечта изменилась, а кровь все того же цвета. Это то, чего ты добиваешься?» Я сказала ему: «А для немцев ты бы это сделал? А обо мне ты подумал?!» Но он просто ответил: «Нет, Эльза, ситуация иная». И я продолжала носить папку для нот, понимаете?
– Не знаю, может быть, да.
– Сэмюэл был для меня всем. Он был моей жизнью. Я думала, что защищаю самое себя, но вскоре я стала сообщницей и уже не смогла вернуться назад. А потом, вы знаете, – прошептала она, – были моменты, когда я чувствовала себя счастливой и когда человечество, казалось, аплодировало тому, что делал Сэмюэль. Новая Германия вызывала у нас смутное чувство тревоги. Воскрешались старые имена, которые наводили на нас ужас в детстве. Снова вернулась отвратительная надменная спесь. Это было заметно даже на фотографиях. Феннан также чувствовал это, но, слава Богу, он не видел того, что мне пришлось увидеть. Мы находились в лагере в окрестностях Дрездена, где жили раньше. Мой отец был парализован. Больше всего ему не хватало табака, и я привыкла сворачивать для него сигареты из всякой дряни, которую только могла найти в лагере. Просто для того, чтобы у него была иллюзия… Однажды часовой увидел, как он курит, и принялся хохотать. Подошел еще один, и они хохотали уже оба. Мой отец держал сигарету в парализованной руке, она обжигала ему пальцы. Он этого не чувствовал, понимаете? Да, когда немцам вновь дали деньги и униформу, случалось, что иногда меня утешало то, что делал Феннан. Мы ведь евреи, и поэтому…
– Да, я знаю, я вас понимаю. Я также был очевидцем кое-чего.
– Дитер говорил об этом.
– Он говорил?
– Да. Фрейтагу. Он говорил ему, что вы очень умный человек. Однажды перед войной вы обманули Дитера, и он узнал правду спустя много лет. Он говорил, что вы лучший из агентов, которых он когда-либо знал.
– Когда Фрейтаг говорил это?
Она долго смотрела на него. Никогда он не видел выражения такого отчаяния. Он вспомнил то, что она недавно сказала ему: «Дети моего горя умерли». Сейчас он понял и услышал эти слова в ее голосе, когда она наконец снова заговорила:
– А ведь верно… Он это сказал не просто так. В тот вечер, когда он убил Сэмюэла. Это, должно быть, самое комичное в этой истории, мистер Смайли. В тот самый момент, когда Сэмюэл мог так много сделать для них, не от случая к случаю, а постоянно, – представьте себе, сколько могло быть таких папок, – страх за свою шкуру погубил их, превратил в животных и заставил уничтожить то, что они сами создали. Сэмюэл всегда говорил: «Одни победят, потому что „знают“, а остальные погибнут, потому что „не знают“; люди, которые работают для осуществления мечты, никогда не перестанут работать». Так он говорил. Но я знала их мечту. Я знала, что она нас уничтожит. Ведь нет мечты, которая не уничтожала бы? Даже мечта Христа.
– Это Дитер видел меня в парке с Феннаном?
– Да.
– И он подумал…
– Да, и он подумал, что Сэмюэл его предал. И приказал Фрейтагу его убить.
– А анонимное письмо?
– Я не знаю. Я не знаю, кто его написал. Я полагаю, кто-то из тех, кто знал Сэмюэла, может быть, кто-то из его учреждения, кто следил за ним и был в курсе. Или же кто-то из Оксфорда, принятый в партию. Я не знаю, и Сэмюэл тоже не знал.
– А последнее письмо…
Она посмотрела на него; лицо ее исказилось. Она почти плакала.
– Это я его написала. Фрейтаг принес лист бумаги, и я его написала. Подпись там уже была. Подпись Сэмюэла.
Смайли подошел к дивану, сел рядом с ней и взял за руку. Она повернулась и прорычала, как фурия;
– Не трогайте меня! Думаете, что я буду вашей, так как им не принадлежу? Убирайтесь прочь! Убирайтесь убивать Фрейтага и Дитера, продолжайте игру, мистер Смайли, но не думайте, что я буду на вашей стороне, слышите вы! Так как я вечный жид, нейтральная зона, поле битвы ваших оловянных солдатиков. Вы можете меня топтать, бить ногами, но никогда не прикасайтесь ко мне, никогда! Никогда не говорите мне, что вы сожалеете, вы слышите? А сейчас – вон! Идите убивать!
Она осталась сидеть, дрожа, словно от холода. Подойдя к двери, Смайли оглянулся. Его глаза были сухими.
Мендель ждал его в машине.
Глава тринадцатая
Некомпетентность Сэмюэла Феннана
Они приехали в Митчем, когда было время обеда. Питер Гиллэм спокойно ждал их в машине.
– Ну как, детки? Какие новости?
Смайли вынул из своего портфеля клочок бумаги.
– Его запасной номер: «Примроз 97-47». Вам лучше проверить его, но я не особо надеюсь, что это верный след.
Питер исчез в прихожей. Слышно было, как он снял телефонную трубку. Мендель принес из кухни поднос с пивом, хлебом и сыром. Пришел Гиллэм и, не говоря ни слова, сел. Казалось, он был озабочен.
– Ну что? – наконец спросил он. – Что она сказала, Джордж?
* * *Мендель убирал со стола, а Смайли заканчивал рассказывать о своем утреннем разговоре.
– Понятно, – заключил Гиллэм. – Это очень досадно. Джордж, мне надо будет изложить все это в письменном виде, а потом сразу же сходить к Мастону. Охота за мертвым шпионом действительно малопривлекательна и причиняет много бед.
– Были ли у него на руках важные документы из Форейн Офис?
– В последнее время были. Поэтому и решили открыть небезызвестное дело.
– В частности, что это за документы?
– Пока не знаю. До недавнего времени он занимался азиатскими вопросами, но его новая работа была другой.
– Американские вопросы, если мне не изменяет память, – сказал Смайли. – Питер…
– Что?
– Питер, вам не приходил в голову вопрос, почему они решили во что бы то ни стало убрать Феннана? Я хочу сказать, что если допустить, что он их предал, по их мнению, тогда зачем его убивать? Это ни к чему бы не привело.
– Нет, конечно, нет. Если над этим поразмыслить, это не объяснило бы… разве что… Допустим, что их предали бы Фукс или Маклин. Я думаю, что бы тогда произошло. Допустим, что у них были причины бояться цепной реакции не только здесь, но и в Америке, и во всем мире. Не посчитали ли они необходимым убить его, чтобы предотвратить это? Есть также множество вещей, которые мы никогда не выясним.
– Как и эту историю со звонком из центральной на восемь тридцать? – сказал Смайли.
– Да. Не побудете ли вы здесь, пока я не позвоню? Мастон, конечно же, захочет вас увидеть. Они забегают по коридорам, как только я им сообщу эту хорошую новость. Я буду вынужден продемонстрировать ту особую улыбку, которую я приберегаю, чтобы сообщить о настоящей катастрофе.
Мендель проводил его до дверей, затем вернулся в гостиную.
– Самое лучшее, что вы можете сделать, так это лечь спать, – сказал он. – У вас ужасная физиономия.
«Мундт здесь или нет? – думал Смайли, лежа на кровати в рубашке, заложив руки за голову. – Если нет, то игра закончена. Что делать с Эльзой Феннан – решать Мастону. Хотя я чувствую, он ничего с ней не сделает.
Если Мундт здесь, то по одной из трех причин:
А. Потому что Дитер ему приказал оставаться здесь, чтобы посмотреть, как дальше будут разворачиваться события.
Б. Потому что он попал под подозрение и боится возвращаться.
В. Потому что он еще не выполнил задание.
„А“ не проходит, потому что не в характере Дитера подвергаться ненужному риску. Во всяком случае, это не лучшее предположение.
„Б“ тоже не подходит, потому что если даже Мундт боится Дитера, то он не меньше боится, что его обвинят в убийстве в Великобритании. Наиболее разумным для него было бы уехать за границу.
„В“ более правдоподобно. Если бы я был на месте Дитера, я бы поволновался из-за Эльзы Феннан. Малышка Пиджен не играет никакой роли, она не представляет опасности, если Эльза будет молчать. Она не принимает никакого участия в заговоре и у нее нет никаких причин вспоминать спутника Эльзы в театре. Нет, только Эльза представляет реальную опасность».
Была еще одна возможность, о которой Смайли не мог сказать ничего конкретного: возможность, что Дитер осуществлял надзор за другими агентами через Мундта. Он отбрасывал ее, хотя Питер все равно бы высказал такое предположение. Нет, это не выдерживает критики. Это нелогично. Он решил начать сначала.
Что мы знаем? Он поднялся, чтобы найти карандаш и бумагу, но его охватил страшный приступ мигрени. Упрямо он встал с кровати и взял во внутреннем кармане пиджака карандаш. Блокнот был в его чемодане. Он снова лег, взбив подушку, затем принял четыре таблетки аспирина и устроился поудобнее, вытянув свои короткие ноги. Он начал писать. Почерком прилежного ученика написал заголовок, подчеркнул:
