Владимир Огнев - Две операции майора Климова
Корнев молча кивнул.
— Пожалуй, вывод о причастности Штреземанна к иностранной разведке логичен, но... к сожалению, никаких оснований для его задержания у нас нет.
Поднявшись с кресла, начальник отдела подошел к письменному столу, снял трубку телефона специальной связи и вызвал Москву. Разговор был долгим и обстоятельным...
Подполковник опустил трубку на аппарат, задумался. Затем извлек из сейфа конверт с подколотым к нему листом бумаги и снова устроился в кресле у журнального столика. Прогоняя усталость, помассировал набухшие под веками синеватые мешки.
— Сегодня переслали из исполкома. Ознакомься.
— Мэру города Ялты, — прочитал Корнев адрес на почтовом конверте.
— Текст на французском. Если что-нибудь не разберешь — перевод подколот.
«Подданные Иордании, итальянцы по происхождению, Винченцо Горетти и Антонио Кассини привезли партию контрабандного товара для инженера Долинского завода Валерия И. Наумова. Контрабанда будет передана в гостинице «Таврида» через некоего Рыбина. Возмущенный использованием туризма в преступных целях. Ваш друг».
— Пока, пожалуй, трудно сказать, что это: искреннее возмущение порядочного человека или попытка увести нас в сторону. Настораживает, что отправлена эта анонимка с расчетом, что дойдет она до адресата после отплытия этих милых туристов, — усмехнулся подполковник.
— А писал, судя по почерку, действительно иностранец.
— Вот что, Павел Петрович. Перешли эти материалы в Долинск. По спецсвязи ориентируй их о выезде Рыбина. Да, в письме не забудь отметить инициативу этого паренька... Колоскова, кажется?
Подполковник встал.
— Пора по домам. Засиделись мы с тобой.
ГЛАВА II
Связь времен
Веселый солнечный зайчик, отскочив от никелированной ручки сейфа, прыгнул на потолок, притаился в углу. Басисто, как майский жук, гудит вентилятор, гонит над столом теплую воздушную струю, играет уголком бумажного листа, прижатого тяжелым пресс-папье. Вентилятору по мере сил помогает знойный июльский ветерок, влетающий в открытую форточку. Он тоже настроен игриво: перебирает, раскачивает шелковые белые шторы, разносит по кабинету терпкий запах полевых цветов. Большой букет их в хрустальной вазе на приставном столике — подарок друзей. «Цветы, конечно, нарвали они возле стрельбища, а где сумели раскопать такую чудную вазу?» — думает Климов.
Другой подарок — транзисторный приемник «Спидола». Он скромно стоит за телефоном, молчит. Как будто понимает: юбиляр, хозяин кабинета, должен работать, ему нельзя мешать.
«Должен работать»... А мысли опять уходят в сторону, возвращаются в прошлое...
Вчера на собрании сотрудников управления майора Алексея Петровича Климова, месяц назад назначенного начальником одного из ведущих отделов, поздравляли с двадцатипятилетием службы в Советской Армии и органах государственной безопасности. Не часто доводилось Климову слышать столь высокую оценку своего труда — чекистов не балуют похвалами. И дружеские чувства проявляются обычно не в словах и подарках...
Двадцать пять лет... Нелегких лет... И не только потому, что они были заполнены трудом, трудом творческим, требующим постоянного напряжения мысли, а нередко и крайнего напряжения физических сил. Но и потому, что всегда нужно было учиться. Вечерний университет марксизма-ленинизма. Институт. Высшая школа КГБ. И все это — заочно... А сколько еще требовалось знаний, самых разнообразных знаний, черпать которые приходилось из книг, лекций, на вечерних курсах... И еще — страсть к литературе, искусству, страсть постоянно неудовлетворенная...
Едва расставшись со школьной скамьей, пошел Алешка Климов на фронт. Ранение, госпиталь, затем — СМЕРШ. Так называлась тогда контрразведка «Смерть шпионам». Почему мысли возвращаются к той поре? Может быть, напоминает о ней только что дважды перечитанное дело? Да, оно похоже на те, что приходилось вести им тогда, на фронте. Тоненькое, в неказистых корочках из шершавого картона; документы напечатаны, а чаще написаны от руки на оборотной стороне трофейных топографических карт, на тетрадных обложках, на грубой, с прожилками древесины бумаге.
«Следственное дело по обвинению Зандберга, он же — Зотов, он же — Кротов...»
Нет, не лирические воспоминания толкнули Алексея Петровича Климова на изучение архива. Разгадка — на листе бумаги, которым только что играл вентилятор и который перебирают сейчас беспокойные, нервные пальцы майора. Негромкий звонок телефона внутренней связи отрывает руку Климова от знакомого документа. Возвратившийся с заседания бюро обкома партии начальник управления приглашает майора к себе.
2Иван Сергеевич Васильев, шумно дыша и вытирая большим платком взмокшую шею, расхаживал по кабинету. Приехал он возбужденным. Привычным движением растирал грудь: опять основательно покалывало сердце. На бюро обкома полковник Васильев докладывал о недостатках в деле охраны важнейших предприятий области, о нарушениях, ослабляющих режим секретности. Кое-кто из руководителей предприятий, оправдываясь, нападал на докладчика, обвинял его в непонимании первоочередных задач производства, в преувеличении опасности мелких, на их взгляд, нарушений. Разговор получился жаркий, полковник понервничал, но члены бюро поддержали его. В итоге был принят проект решения, подготовленный Васильевым. Забирая у Климова папку с материалами, Иван Сергеевич ворчливо сказал:
— К вечеру заходи с конкретными предложениями. А пока я сам это почитаю.
Ушел в примыкавшую к кабинету комнату отдыха, морщась, сунул под язык таблетку валидола и опустился в низкое кресло. Документов в недавно заведенном деле пока немного...
3«Выписка из информации Комитета государственной безопасности...
...С марта месяца агентурный радиоцентр «Бета» ведет шифрованные передачи в адрес агента под кличкой «Veilchen» («Фиалка»). Передачи проводятся на немецком языке, во второе и четвертое воскресенья каждого месяца, с 10 часов московского времени. Продолжительность передач — десять-пятнадцать минут. Длина волны... Расшифровать тексты не удается. В зону уверенного приема указанных радиопередач входят области:
...5) Долинская...»
4«Справка по материалам архивного следственного дела на Зандберга...»
Остро отточенный карандаш Васильева скользил по строчкам документов, подчеркивал отдельные фразы, абзацы. На полях запестрели вопросительные, восклицательные знаки, краткие замечания.
«...Зандберг Густав, уроженец Восточной Пруссии... Длительное время проживал в России. Хорошо знает быт и нравы ее населения. Свободно владеет русским языком... Лейтенант германской армии. В 1940 году откомандирован из части в распоряжение абвера[5], прошел специальную подготовку.
...В тысяча девятьсот сорок третьем году управлением «Абвер-заграница» направлен в штаб «Валли», в распоряжение подполковника Герлица, руководившего специальной группой по подготовке и заброске агентуры в глубокие тылы Советского Союза для выполнения разведывательных и диверсионных заданий, а также агентуры, засылаемой на длительное оседание...»
Иван Сергеевич подчеркнул последние слова, сбоку поставил жирный восклицательный знак. Подавляя нарастающую боль в груди, откинулся в кресле, закрыл глаза.
Леса Белоруссии... Там, в глухих болотистых чащобах, темной весенней ночью сорок третьего приземлился он, капитан Васильев, с шестью товарищами. В сторожкой предрассветной тишине встретился с представителем подпольного обкома партии. Там родился партизанский отряд «Вихрь», в котором Васильев — Батя вскоре стал заместителем командира по разведке. Штаб «Валли» и подчиненная ему абверкоманда «Сатурн» были тогда главными объектами разведки отряда...
Чем занимался в Минске этот Зандберг, почему он оказался в Долинске? Читая скупые строки справки, Васильев отчетливо представлял себе, как это происходило...
* * *— ...Это наша последняя беседа, Зандберг. Садитесь, наливайте себе коньяк. Настоящий мартини, — Герлиц пригладил обрамляющие лысину остатки черных, с проседью, волос, улыбнулся, сверкнув золотыми зубами. У него было хорошее настроение, у этой старой, показно сентиментальной абверовской лисы. Он уже успел пронюхать о предстоящем переводе в Париж. Связи есть связи, с ними не пропадешь. Он успеет выбраться из этой чертовой Белоруссии.
— Благодарю вас, герр оберстлейтенант, — четко пристукнул каблуками Густав.
— Садитесь, садитесь, Зандберг. Впрочем, отныне вы не Зандберг. Вы — Зотов. Для них. А великая Германия запомнит вас как «Глицинию». Это ваш новый агентурный псевдоним. Что ж, все изменяется, вот и я из «Феликса» превращаюсь в «Феникса»...
Герлиц отхлебнул глоток коньяка, жестким, похожим на змеиный, языком провел по губам.
