Лев Овалов - Секретное оружие (сборник)
А в общем, весь наш разговор чем-то напоминал допрос; по всей видимости, Железнову было поручено основательно меня прощупать, прежде чем связать с кем-то еще.
После всего, что я услышал, я, разумеется, и заикнуться не посмел о том, что мне хотелось бы оказаться в рядах действующей армии. Поручение, которое мне давалось, было и важно, и опасно, и я не мог от него отказаться.
В конце разговора Железнов поинтересовался, не будет ли у меня какой-либо просьбы или пожелания, которые он мог бы исполнить.
– Будет, – сказал я. – В Москве есть девушка… Вероятно, до нее дошло, что я умер. Нельзя ли поставить ее в известность…
– Нет, нельзя, – решительно возразил Железнов. – Вы, по-видимому, не представляете себе, как вы должны быть засекречены. О том, что вы живы, могут знать только считаные единицы…
И он еще раз объяснил, как мне найти человека, который отныне будет моим прямым начальником.
– А теперь возвращаться, – закончил Железнов разговор. – Чем меньше вы будете отсутствовать в городе, тем лучше.
Мы вышли и очутились в полном мраке. На земле властвовала ночь. Лишь совсем вблизи выступали из тьмы голые стволы сосен, терявшиеся где-то в высоте. Было очень тихо. Только издалека доносился какой-то невнятный шелест…
– Мы вернемся другой дорогой, – негромко предупредил меня Железнов. – Так безопаснее, да и…
Он не договорил, приостановился и тихо свистнул. Если бы мы не стояли рядом, я подумал бы, что какая-то птица зовет к себе спросонок другую.
К нам тотчас же кто-то подошел, точно этот человек скрывался за деревьями и ждал нашего зова.
Железнов шепотом что-то сказал – я не разобрал его слов, – и подошедший, ничего не промолвив в ответ, пошел вперед легкими, неслышными шагами.
Мы устремились вслед, и тут я начал замечать, что все в этой тьме полно разумного деятельного движения: доносятся какие-то отрывистые слова, слышны какие-то шепоты, перемещаются какие-то тени и посвистывают какие-то птицы, которые на самом деле, вероятно, никакие не птицы; мне даже послышалось попискивание морзянки, хотя это могло мне только почудиться: в этом ночном, наполненном тайнами лесу действительность и воображение не могли не сопутствовать друг другу.
– Мы еще увидим товарища Цеплиса? – спросил я.
Мне очень хотелось побыть еще хоть немного вместе с Цеплисом: он был мне здесь как-то роднее всех.
Но этому желанию не суждено было осуществиться.
– Нет, – ответил мне Железнов. – Товарищ Цеплис сейчас уже далеко отсюда, его специально вызывали для того, чтобы рассеять ваши подозрения.
Постепенно я освоился в темноте.
Мы шли в густом сосновом лесу. Высокие сосны лишь кое-где перемежались разлапистыми елями, да понизу росли пушистые кусты можжевельника. Похрустывал под ногами валежник. Иногда в просветах над деревьями поблескивали звезды…
Но время от времени из-за черных елей выступали какие-то тени и преграждали нам путь. Наш провожатый бросал им несколько слов, и они вновь исчезали во мраке.
Можно было только удивляться, как легко наш провожатый ориентировался в темноте: мы, и уж во всяком случае я, с трудом поспевали за ним.
Наконец деревья стали редеть, и мы опять вышли на опушку. Перед нами смутно расстилался обширный луг, а может быть, и поле, вдалеке темнел не то лес, не то какие-то строения.
И вдруг я услышал знакомое ровное тарахтение…
– Что это? – удивился я.
– Связь, – объяснил Железнов. – Связь с Большой землей.
Да, на расстилавшийся перед нами луг приземлялся самолет.
Это был самый обыкновенный, скромный учебный самолет У-2, та самая милая, незабвенная «Уточка», которая никогда-никогда не будет забыта ни одним советским летчиком, куда бы и как бы ни ушла вперед наша авиация!
Все было очень привычно, очень знакомо, и все же я, достаточно опытный офицер, не мог не удивиться…
Линия фронта проходила сравнительно далеко, мотор нельзя было заглушить, щупальца прожекторов то и дело шныряли в небе, везде находились зенитные орудия… А пилот летел себе и летел!
Я притронулся к Железнову.
– Но как же это ему удается?
Железнов объяснил мне его тактику.
Пилот вел самолет над самыми полями, над самыми лесами и только что не тащился по земле; немцы искали его, конечно, гораздо выше, они не могли себе представить, что невидимый самолет пролетает почти над самыми их головами, всего лишь в десятках метров от земли…
Нельзя было не восхищаться дерзким бесстрашием этого человека. А ведь он не был исключением!..
Значит, борьба не прекращалась ни на мгновение; даже в тылу, в самом глубоком немецком тылу, шла борьба с гитлеровцами, и десятки тысяч бесстрашных людей самоотверженно участвовали в ней. И теперь мне предстояло занять в ней свое место.
– Однако нам с вами лучше быть отсюда подальше, – рассудительно заметил Железнов. – Поторопимся!
Он подозвал нашего провожатого.
– Дальше мы выберемся одни, – сказал он. – Передавайте привет товарищу Цеплису!
Вскоре мы вышли на дорогу, пошли по обочине. Примерно через километр я увидел машину. Мне опять пришлось удивиться. Это была моя машина, машина Блейка.
Железнов сел за баранку. Я сел рядом, и мы поехали.
На каком-то хуторе, в тени больших черных вязов, мы остановились, дождались рассвета и снова тронулись в путь. Перед самым въездом в город нам повстречался эсэсовский патруль. Я показал свои документы и сказал, что Железнов мой шофер. Мы не вызвали у эсэсовцев подозрения. Нас тут же отпустили, и мы как ни в чем не бывало часов в десять утра вернулась в Ригу.
Глава 8
Поиски «Фауста»
Несколько часов, проведенных мною вместе с Железновым за время обратной дороги в Ригу, сблизили нас больше, чем сближает иной раз совместное проживание в течение целого года.
Мы коротко рассказали друг другу о себе, поделились удачами и огорчениями, причем выяснилось, что одно из самых серьезных огорчений доставил ему я своей чрезмерной предусмотрительностью.
Мы долго говорили по-русски, пока Железнов не спохватился:
– Не лучше ли перейти на английский? Чтобы как-нибудь случайно не проговориться, есть смысл на какое-то время отказаться от своего языка.
Мы перешли на английский, которым я владел неплохо, а Железнов, пожалуй, даже безукоризненно.
И когда в ответ на какой-то его вопрос я не нашел нужного слова и опять перешел на русский язык, Железнов засмеялся:
– Уговор дороже денег! Позавчера вы изводили меня, отказываясь понимать по-русски, а сегодня я не хочу понимать вас.
Подъезжая к городу, я припомнил, как при первом своем посещении Железнов обратился ко мне с предложением нанять его в качестве шофера.
– Вы останетесь в Риге? – спросил я его.
– Не знаю, – ответил он. – По соображениям конспирации я не имею права это сказать. Но я и на самом деле не знаю.
Тогда я спросил, нельзя ли ему жить в Риге под видом моего шофера, и сказал, что было бы очень здорово находиться друг возле друга.
На это Железнов ответил, что так сейчас решить этот вопрос нельзя и что принимать решение будет тот, в чье распоряжение поступил я и в чьем распоряжении находится сам Железнов.
Мы остановились перед моим домом и вышли из машины.
– Прощайте, – сказал Железнов. – Пойду.
– Куда? – несколько наивно спросил я.
Железнов улыбнулся:
– Этого я сказать не могу.
– А когда мы увидимся? – спросил я.
– Может быть, никогда.
– Как это вы не боитесь? – сказал я ему. – Я наблюдал за вами третьего дня. Уж больно вы смело ходите. Кругом шпики…
– А кто вам сказал, что не боюсь? – возразил Железнов и пошел по улице с таким независимым видом, как ходят только очень уверенные в себе люди.
Когда я вернулся домой, Марта не спросила меня, где я пропадал, и, вероятно, не только потому, что была приучена к таким исчезновениям Блейка, но и вследствие природной сдержанности, вообще присущей латышам. Она только поинтересовалась, надо ли подавать завтрак, и осталась, кажется, довольна, когда я не отказался от ее услуг.
Часа через два в квартире появилась Янковская.
Я слышал, как она еще при входе, в передней, осведомилась у Марты, вернулся ли я, стремительнее, чем обычно, вошла в кабинет и, как мне показалось, с облегчением вздохнула при виде меня.
– Наконец-то! – капризно произнесла она. – Знаете, кажется, я начинаю к вам привыкать.
Я молча ей поклонился.
– Ну как? – спросила она, опускаясь в кресло. – Как вам удалось справиться?
Я не понял ее:
– С чем справиться?
Янковская рассмеялась:
– С немцами!
Я вопросительно на нее посмотрел.
– Нет, серьезно, куда это вы запропали?.. – Она рассмеялась. – Я уж не знаю, как вас и называть: Андрей, Август или Дэвис… Пожалуй, лучше всего Август… Где вы пропадали, Август?