Ян Флеминг - Только для личного ознакомления
«Услада» — двадцать тысяч акров в графстве Портленд у подножия Мотыльковой горы, одной из восточных вершин Голубых гор — была пожалована предку Хавлока Оливером Кромвелем в награду за то, что тот в числе 135 комиссаров подписал смертный приговор королю Карлу. В отличие от большинства колонистов тех и более поздних времен Хавлоки сумели сохранить плантацию в течение трех веков, несмотря на землетрясения и циклоны, бумы с какао и сахаром, цитрусовыми и копрой. Теперь по ухоженности, по обилию скота и бананов «Услада» была одним из лучших и богатейших частных имений на острове. Дом, перестроенный после землетрясений и ураганов, представлял собой гибрид: двухэтажная центральная часть с колоннами из красного дерева покоилась на старинном каменном фундаменте, а по бокам к ней были пристроены одноэтажные крылья с широкими нависающими крышами, по-ямайски крытыми кедровой дранкой. Сейчас Хавлоки сидели на просторной веранде, примыкавшей сзади к центральной части дома и обращенной к отлого спускающемуся саду, за которым на добрых двадцать миль вплоть до самого берега моря тянулась полоса непроходимых джунглей.
Полковник Хавлок, отложив газету, сказал:
— Кажется, я слышу машину.
Миссис Хавлок не допускающим возражений тоном произнесла:
— Если приехали те отвратительные Федденсы из Порт-Антонио, то обещай мне поскорее отделаться от них. Я просто не могу переносить их стенаний по Англии. В прошлый раз они были совсем пьяны, когда уезжали, а наш обед остыл. — Она быстро встала. — Пойду скажу Агате, что у меня мигрень.
В этот момент из гостиной вышла Агата. Она заметно волновалась. Следом, вплотную за ней, шли трое мужчин. Агата поспешно сказала:
— Жентльмены из Кингстона. Видеть полковника.
Первый из мужчин проскользнул впереди экономки. Он был в шляпе — панаме с узкими поднятыми полями. Сняв панаму левой рукой, он прижал ее к животу. Лучи закатного солнца отражались от его черных прилизанных, словно смазанных маслом, волос и оскаленных в широкой улыбке белых зубов. Он подошел к полковнику Хавлоку, держа прямо перед собой вытянутую руку.
— Майор Гонзалес из Гаваны. Рад познакомиться с вами, полковник. — Его фальшивый американский акцент напоминал произношение ямайских таксистов.
Полковник встал и слегка дотронулся до протянутой руки. Он смотрел через плечо майора на двух его спутников, занявших позицию по обеим сторонам двери. В руках они держали синие дорожные сумки «Пан Америкен», казавшиеся по виду тяжелыми. Разом нагнувшись как по команде, они поставили сумки около своих желтых ботинок и выпрямились. Белые каскетки с прозрачными зелеными козырьками бросали тень на их лица. Сквозь зеленый полумрак поблескивали смышленые звериные глазки, пристально следившие за жестами майора.
— Это мои секретари.
Полковник вынул из кармана трубку и принялся набивать ее. Его светлые голубые глаза перебегали с изящных туфель майора Гонзалеса, его модной одежды, полированных ногтей на грубые башмаки, голубые джинсы и рубашки-«калипсо» его «секретарей». Хавлок размышлял, как ему заманить непрошеных гостей в свой кабинет, поближе к револьверу, лежавшему в верхнем ящике его стала.
Раскуривая трубку и поглядывая на майора сквозь дым, он спросил:
— Чем могу быть полезен вам?
Майор Гонзалес развел руками. Ширина его улыбки оставалась все время постоянной. Подернутые влагой желтые, почти золотистые глаза смотрели на Хавлока весело и дружелюбно.
Дельце такого сорта, полковник. Я представляю одного джентльмена из Гаваны, Правой рукой он сделал движение, будто что-то отбросил назад. Большого человека. И очень славного парня. Майор Гонзалес всем видом выражал доверительность. Вам он понравится, полковник. Он просил передать наилучшие пожелания и узнать цену вашего имения.
Миссис Хавлок, наблюдавшая за сценой с вежливой полуулыбкой, подошла и встала рядом с мужем. Мягко, стараясь не обидеть подневольного посланца, она сказала:
— Какая жалость, майор, что вы зря проделали путь к нам по этим ужасным пыльным дорогам! Вашему другу следовало сначала написать нам или просто навести справки у кого-нибудь в Кингстоне, хотя бы в правительстве. Видите ли, семья моего мужа живет здесь вот уже больше трех веков. — Она мило улыбнулась майору, как бы извиняясь. — Боюсь, что о продаже «Услады» не может быть и речи. Мне даже странно, почему у вашего друга возникла такая мысль.
Майор Гонзалес коротко поклонился ей. Его улыбающееся лицо снова повернулось к полковнику. Он продолжил, будто вовсе не слышал миссис Хавлок:
— Моему господину сказали, что ваша estancia[3] — одна из лучших на Ямайке. Он невероятно щедрый человек. Вы можете назвать любую разумную сумму.
Полковник Хавлок твердо произнес:
— Вы же слышали, что сказала миссис Хавлок. Имение не продается.
Майор Гонзалес рассмеялся. Его смех звучал искренне. Он покачал головой, как бы разъясняя несмышленому ребенку.
— Вы не поняли меня, полковник. Мой господин хочет купить именно ваше поместье и никакое другое на Ямайке. У него есть деньги, много свободных денег, которые он хотел бы вложить в недвижимость. Его деньги, полковник, так и ищут пристанища на Ямайке, и он желал бы, чтобы они поселились именно здесь.
Полковник Хавлок терпеливо повторил:
— Я все хорошо понял. Мне жаль, что вы попусту теряете время. Пока я жив, «Услада» не будет продана. А сейчас, прошу прощения, мы с женой привыкли обедать рано, вам же предстоит длинный путь назад. — Он показал рукой налево вдоль веранды. — Думаю, что здесь кратчайший путь к вашей машине. Я провожу вас.
Он приглашающе отступил назад, но, увидев, что Гонзалес не двинулся следом, тоже остановился. Голубые глаза Хавлока потемнели.
Теперь улыбка майора Гонзалеса была на один зуб уже, а глаза смотрели настороженно. Но всем видом майор по-прежнему демонстрировал искреннее расположение. Бодрым энергичным голосом он произнес:
— Один момент, полковник.
И через плечо бросил короткий приказ по-испански. Супруги заметили, как маска добродушия сползла с его лица вместе с несколькими резкими словами, произнесенными сквозь зубы. В первый раз миссис Хавлок почувствовала себя неуверенно. Она инстинктивно придвинулась ближе к мужу. «Секретари» майора подхватили свои синие сумки и шагнули вперед. Майор потянулся к ним и по очереди расстегнул молнии. Сжатые рты Хавлоков открылись. Сумки были доверху набиты толстыми пачками американских долларов. Гонзалес развел руками.
— Все купюры по сто долларов. Все настоящие. Полмиллиона. На ваши деньги это будет что-то около ста восьмидесяти тысяч фунтов стерлингов. Целое состояние. В мире очень много других мест, где можно прекрасно прожить, полковник. Кстати, я не исключаю, что мой друг добавит недостающие до круглого счета двадцать тысяч. Об этом вы узнаете через неделю. Все, что мне нужно, это пол-листка бумаги с вашей подписью. Об остальном позаботятся юристы. Итак, полковник, — он сиял победной улыбкой, — скажем «да» и ударим по рукам? Тогда сумки останутся здесь, мы уедем, а вы сможете спокойно приняться за свой обед.
На этот раз Хавлок смотрел на майора, не скрывая своих чувств — смеси страха и отвращения. Можно представить, что его жена будет рассказывать завтра: «Такой плюгавый скользкий тип и, представьте, с мешками, полными долларов! Мой Тимми был неподражаем. Выставил их вон и приказал забрать с собой свои грязные деньги».
Брезгливо поджав губы, полковник Хавлок сказал:
— Кажется, я выразился достаточно ясно, майор. Имение не продается ни за какие деньги. Я не разделяю общего преклонения перед американскими долларами. А теперь я вынужден просить вас оставить мой дом.
Полковник Хавлок положил погасшую трубку на стол с таким видом, будто собирался засучить рукава.
Впервые улыбка майора Гонзалеса потеряла добродушие. Его рот продолжал скалиться, но теперь злой гримасой. Прозрачные желтые глаза вдруг стали твердыми и наглыми. Он вкрадчиво проговорил:
— Полковник, это я выразился недостаточно ясно. Я, а не вы. Мой господин просил сообщить вам, что если вы не примете его великодушных условий, то нам приказано применить иные меры.
Миссис Хавлок внезапно почувствовала страх. Она взяла мужа за локоть и сильно сжала его. Полковник положил свою свободную руку поверх ее, успокаивая. Он бросил сквозь зубы:
— Пожалуйста, оставьте нас, майор. Уходите, иначе я позвоню в полицию.
Лицо майора Гонзалеса окаменело. Розовым кончиком языка он медленно облизал губы и резким голосом произнес:
— Итак, вы сказали, что поместье не будет продано при вашей жизни, полковник? Это ваше последнее слово? — Он отвел руку за спину и негромко щелкнул пальцами. Правые руки его спутников скользнули через разрезы пестрых рубах к поясу. Острые звериные глазки внимательно следили за пальцами майора.
