Поль Кенни - Засада в сумерках
—...помочь мне покинуть Судан? — договорил Франсис. — Это очень любезно с вашей стороны, но не уладит проблему. Нет, железнодорожный билет, подаренный дирекцией неудачливому игроку, меня не привлекает. Я предпочитаю выкарабкиваться в одиночку, и прямо здесь.
Араб потер руки, слегка поклонился.
— Могу ли я по крайней мере подать вам бутылочку шампанского? — предложил он.
— Не стоит, через полчаса я освобожу этот номер. Я как раз собирался звонить носильщику, когда вы вошли. Может быть, мои финансы позволят мне вернуться в «Гранд-отель» позднее.
— Я был бы очень рад этому, — уверил директор. — Я благодарю вас за то, что вы уклонились от скандала после неудачных слов, произнесенных мистером Меллованом.
Естественно, что он был в курсе. В этом заведении все слова собирались и передавались незамедлительно.
— Эти англичане лишены умения жить, — сказал Коплан с высокомерным равнодушием. — До такой степени нагло вести себя на публике из-за такого пустяка, как две сотни фунтов, — это почти ребячество.
Директор вежливо согласился.
— Мне осталось только пожелать вам удачно провести время в столице, — заключил он. — Надеюсь, что эта неприятность быстро сотрется из вашей памяти.
Он еще раз поклонился и вышел.
Коплан снял трубку телефона, вызвал носильщиков и такси. Спустившись в холл, он заплатил по счету, что пробило серьезную брешь в его последних средствах. Теперь у него оставалось двадцать фунтов.
Когда его багаж погрузили в такси, он велел отвезти себя в Северный Хартум, на правый берег Голубого Нила — предместье, соединенное с центром мостом длиной в семьсот метров. Он нашел там дешевую гостиницу последней категории, приемлемую для белого человека и помпезно названную «Оксфорд».
Коплан сам втащил чемоданы и сундук в невзрачную комнатушку на втором этаже, а потом заполнил регистрационную карточку для полиции. Хозяин заведения, черный, как южная ночь, нубиец, отзывался на имя Донгола. Элегантность одежды клиента произвела на него большое впечатление, и он почувствовал желание повысить обычный тариф, но был врасплох захвачен Копланом, спросившим:
— Стоимость пятнадцать шиллингов в день, не так ли? Если больше, я сразу уеду.
— Да, да, пятнадцать шиллингов, — поспешно подтвердил хозяин гостиницы. — Включая обслуживание.
Коплан кивнул, бросил взгляд на часы, висевшие в холле, и увидел, что уже без десяти одиннадцать. Лучше сразу лечь спать.
Он поднялся в свой номер и с тоской посмотрел на багаж. Разбирать его снова ему вовсе не хотелось. Он ограничился тем, что достал из чемоданов несколько предметов, включил вентилятор и после последней сигареты лег в постель.
Утром следующего дня он нашел ломбард, где заложил свое кольцо и портсигар. Он настойчиво спорил, чтобы получить цену в два раза выше по сравнению с той, что ему предлагал еврей-ростовщик. Наконец они пришли к соглашению на сумме семьдесят пять фунтов, хотя оба предмета стоили втрое дороже.
После полудня Коплан пошел пешком на бульвар Китченера. Он прошел мимо памятника генералу Гордону, убитому в те времена, когда суданцы еще не оценили преимуществ цивилизации.
Сохранение этого памятника было симптоматичным: несмотря на свой уход, англичане по-прежнему имели в стране определенное влияние. Несколько британских советников оставались прикомандированными к местной администрации.
Такого типа, как Меллован, например, не следовало недооценивать. У него были большие возможности, хотя официального поста он не занимал.
На углу Сидар-стрит Коплан вошел в бар, где надеялся увидеть знакомые лица. И действительно, он наткнулся на Якобсена, который вместе с Киффманом и Пиццолато пил целую серию аперитивов, призванных победить жару.
— Хелло! — приветствовал его скандинав. — В каком вертепе вы обосновались? Меллован бегает из гостиницы в гостиницу, чтобы напомнить, что вы должны ему двести фунтов.
— Пусть побегает, — флегматично ответил Коплан. — Рано или поздно узнает, что я живу в полной тараканов хижине в Северном Хартуме: в отеле «Оксфорд».
Он бесцеремонно сел за стол, занятый троицей, и заказал неразбавленный чинзано.
Киффман и Пиццолато были здешними жителями: первый, импортер, имел деловой офис в «Катан билдинг» и дом на юге города на берегу Голубого Нила. Второй, приехавший из Эфиопии итальянец, занимался хлопком и шелком.
Они любили общаться с иностранцами, бывавшими в городе проездом, и уже видели Коплана в «Гранд-отеле».
— "Оксфорд?" — удивился Киффман, пораженный глубиной падения француза.
— Мне нужно растянуть мои сбережения, чтобы успеть связаться с нужными людьми и сделать себе немного денег.
Якобсен нахмурился:
— Значит, то, что вы вчера говорили Фриделу, было серьезно? Вы на мели?
— Полностью. Наступило молчание.
— А вы не можете вернуться на родину? — спросил Пиццолато.
Коплан с иронией взглянул на него:
— Вы что ж, думаете, что если бы я мог вернуться во Францию, то потел бы здесь? Почему вы сами не возвращаетесь в Италию, а Киффман в Германию?
Якобсен кашлянул, его друзья посмотрели в другую сторону. Были темы, намекать на которые запрещала элементарная благовоспитанность.
Коплан выпил свой ледяной аперитив.
— Я что-нибудь придумаю, — заявил он. — Я знаю массу профессий; даже был инженером.
Скандинав подумал.
— Сходите к Махмудие, — предложил он вдруг. — Этот тип занимается многими делами на востоке Африки.
Глава II
Махмудие, богатейший араб родом из Йемена, считался одним из наиболее удачливых коммерсантов Хартума. Одеваясь то как эмир, то в европейский костюм, но с феской на голове, он передвигался исключительно в роскошной американской машине. Чтобы быть принятым такой личностью, Коплану понадобилась серьезная рекомендация. Якобсен дал ее. Роскошный дом Махмудие находился за городом. Это был маленький белый дворец в восточном стиле, с куполом, внутренними двориками и бесчисленными залами, полными слуг-нубийцев.
Встреча состоялась в одной из самых дальних комнат — своего рода салоне, завешанном коврами и обставленном диванами.
Махмудие — мужчина с немного расплывшимся лицом и редкой черной бородой, остановил на госте блестящие глаза.
— Кажется, вы ищете работу? — произнес он гортанным голосом на английском, одновременно указывая Коплану на низкий стул возле стола с медной столешницей.
Небрежность жеста и высокомерный тон, каким был задан вопрос, сразу вызвали у Франсиса антипатию.
— Скажем, что я ищу способ выйти из затруднительного положения, — поправил он. — Я не собираюсь навсегда поселиться в Судане.
Он вел себя не как проситель-бедняк, готовый согласиться на что угодно.
— Вы французский подданный?
— Да.
— Как попали в Хартум?
— Я полагаю, что рассказ о пяти последних годах моей жизни будет для вас малоинтересным. Я проехал по Кении, Эфиопии и собирался отправиться в Египет, но события на Суэце задержали меня здесь на более долгое время, чем я предполагал.
— Что вы умеете?
— Я знаю Африку от Кипра до Кейптауна и знаю, как в ней ведут дела. Умею управлять самолетом и кораблем. Кроме того, я имею диплом инженера по радиоэлектронике и могу чинить большинство моторов, работающих на бензине или мазуте.
На лице Махмудие появилось недоверие.
— Судимости есть?
Коплан пристально посмотрел на собеседника и спросил:
— Это желательно?
— Да, — четко ответил Махмудие. — Я ненавижу всех европейцев, кроме стоящих вне закона.
— Тогда сожалею. В моем активе еще нет ни одной судимости.
Делец подумал несколько секунд, потом проронил:
— Я нанимаю только людей, в которых уверен, людей, которых могу держать в руках и у которых нет холода в глазах.
— Я вас понимаю, — сказал Франсис, — но у меня принцип не давать власть над собой первому встречному. Пусть даже мне придется класть кирпичи...
Он встал. Махмудие, взяв кончиками пальцев палочку с медным наконечником, легко ударил ею в гонг. Вошел слуга-негр.
Араб велел ему проводить гостя, и через две минуты Коплан оказался на улице.
После недолгого раздумья Коплан решил сообщить Якобсену о своей неудаче.
Он вернулся в центр города и, издали увидев Меллована, уклонился от встречи. Самый настырный его кредитор еще не скоро увидит свои двести фунтов.
Убедившись, что англичанин идет не в «Гранд-отель», Коплан пошел чуть быстрее. Через несколько секунд он переступил порог гостиницы, почтительно приветствуемый портье.
Скандинава в баре он не нашел, но Фридел и Гурский были там и освежали себе горло сильно разбавленным джином.
— Вы не видели Якобсена? — спросил их Франсис, прежде чем заказать выпивку.
— Нет, — ответил Фридел. — Наверное, он скоро придет. А что у вас нового?
