Владимир Быстров - Пересекающиеся параллели
В Домодедово Алексей прилетел рано утром. Прямо из аэропорта переехал в Быково, пересел на Як-40 и, спустя три часа, оказался в Орджоникидзе. До отправления рейсового автобуса в Казбеги оставалось еще больше часа, и он устроился за столиком в небольшом кафе у автовокзала, не спеша потягивая теплое горьковатое местное пиво, и закусывая его горячим фычином (осетинский пирог с мясом).
– А я, вот, думаю – это действительно Леха Захаров, или у меня уже от жары глюки начались! – послышался сзади знакомый голос.
При виде Рустама, рот Захарова невольно растянулся в улыбке:
– Нет, старик, от тебя как в песне – не спрятаться, не скрыться! Ты-то как сюда попал?
– Стреляли… – отозвался Рустам, тоже не скрывая радости, – Наверное, надеялся, что будешь один тут вино пить, пока я во Фрунзе на солнце жарюсь?
– Ну, допустим, не вино, а пиво, но это, я полагаю, только пока… Пока мы до места не добрались! А там... – Алексей мечтательно прикрыл глаза.
– Вот, вот, отсюда, пожалуйста, поподробнее! – заинтересовано произнес Рустам, присаживаясь к нему за столик, – Так чего тут намечается? А то меня наши сюда отправили, а зачем – толком не объяснили! Сказали, будут какие-то армейские соревнования по прикладному альпинизму… Кстати, а что это такое – прикладной альпинизм?
– Да я, честно говоря, и сам не в курсе! Я вообще, можно сказать, сюда случайно попал. Мне Рубеныч – надеюсь, помнишь его? – позвонил. Говорит: - "Ты все равно "на материк" собирался, в отпуск. Съезди, мол, заодно в Казбеги – помоги провести соревнования по скалолазанию для армейцев!" Я-то думал, будет что-то вроде первенства ЦС, а выходит – вообще соревнования только для "спецов"! Ну, и зачем мы им тут нужны? Непонятно…
– Что неясно – объясним, остальное – заучите наизусть! – строгим голосом вмешался в их беседу неожиданно оказавшийся рядом военный, и, заметив на их лицах удивление и растерянность, рассмеялся:
– Вольно! Шучу!
Захаров незаметно, стараясь, чтобы это не слишком бросалось в глаза, присмотрелся к военному. На вид тому было не больше сорока. Чуть выше среднего роста, он, несмотря на кажущуюся грузность и неповоротливость, двигался на удивление мягко и почти беззвучно. Легкая и свободная песочного цвета форма без опознавательных знаков совершенно не стесняла движений. Брюки-бриджи и короткая до пояса куртка были снабжены множеством карманов и ремешков с застежками, явно предназначавшихся для крепления каких-то инструментов или снаряжения. Ноги были обуты в высокие новенькие ботинки-вибрам армейского образца, а на крупной, наголо бритой и до черноты загорелой голове совершенно терялась необычной формы кепка, больше напоминавшая бейсболку. Она тоже была песочного цвета, с длинным солнцезащитным козырьком и отворачивающимися ушами, застегнутыми сверху на "липучку". Из-под широко раскрытого ворота куртки виднелась легкая летняя тельняшка, а высоко засученные рукава куртки не скрывали мускулистые, густо поросшие рыжеватыми волосами руки.
– Майор Кузьмин! – представился он, протягивая руку, – Можно просто Майор, или Старый Майор!
И, заметив на их лицах недоумение, улыбнулся:
– Если до тридцати ты все еще майор, то до генерала уже точно не дослужишься! А мне, как понимаете, уже далеко не тридцать... Так что, я и есть самый настоящий Старый Майор! Впрочем, можете звать и просто Сергей, без отчества. Друзья меня зовут или Серый, или Старый – кому как нравится!
– А "не друзья"? - с едва заметной подначкой поинтересовался Рустам.
– Не друзья… – майор неожиданно жестко усмехнулся, – "Не друзья" зовут Удав, или Змей. Тоже – кому как нравится… А сейчас собирайте свои пожитки и ко мне в УАЗик – я вас тут с утра дожидаюсь! Ваши, из Федерации сообщили, что вы сегодня прибываете. А вы что же, одним поездом ехали и не встретились даже?!
Он повернулся и, не дожидаясь, когда Алексей с Рустамом возьмут свои сумки, двинулся через площадь к стоявшему чуть в стороне УАЗику. Отойдя на пару шагов, обернулся к Захарову и, похлопав себя по куртке и штанам, сказал:
– Это новая летняя полевая форма, для юга! Мог бы и спросить, а не пялиться втихаря!
Майор развернулся и, больше уже не оглядываясь, пошел к машине. Захаров почувствовал, как от неловкости у него покраснели щеки...
1996 г., февраль
...он встал из-за стола и подошел к окну. За окном уже заметно стемнело. Солнце скрылось за лесом, и только багрово-красный закат указывал, куда оно ушло. Из окна были видны крутой спуск к реке и маленькая фигурка Алексеича, возившегося на льду.
"Вешки" ставит…" – подумал Захаров. Он подошел к одной плите, открыл дверку и, видя, что угли уже прогорели, закрыл заслонку. Затем повторил эту операцию со второй плитой, вернулся к столу и зажег настольную лампу...
1981 г., июль
У Ермоловского камня майор приказал водителю остановить УАЗик и предложил выйти размять ноги. Прикурив сигарету, протянул пачку Алексею и Рустаму:
– Курите?
Рустам с любопытством взял пачку:
– Ого, "Партагас"! Как ты их куришь? У меня от одной затяжки слезы выступают... А в горле – словно рашпилем прошлись!
Майор усмехнулся:
– Привык после одной командировки… Там сигарет вообще не было – только "сигарильос". Знаете, что это?
– Я что-то слышал… – ответил Рустам, – Это вроде маленьких сигар, что ли?
– Ну да, табак такой же, только скручен тонко. И, заметьте – никакого фильтра! Тут хоть фильтр есть!
Майор глубоко затянулся и спросил:
– Ну что, парни, решайте – где ночевать будете? Тут рядом, назад немного вернуться, небольшой санаторий. У нас с ними договоренность, так что, можно у них. А хотите – можете с нами, в полевых, так сказать, условиях! Палатки я вам выделю...
– Палатка и у меня есть! – перебил его Захаров, – Ты лучше скажи, майор, нас-то зачем позвал? Я так понимаю, соревнования у вас специальные, по своим требованиям и правилам… Ну, и чем мы можем тебе помочь?
– Да, откровенно говоря, ничем! – подумав, ответил тот, – Просто командование решило, что на соревнованиях должен быть кто-то из профессиональных альпинистов. Ну, я позвонил знакомым в Федерацию, вот они и предложили вас! Так что, если найдете пару деньков свободных – водки попить, шашлыков поесть – то, считайте, ваша миссия выполнена полностью! Ну, а нет – оставьте свои закорючки на наших протоколах соревнований, и свободны! Хоть завтра отвезу назад в Орджоникидзе!
– Вот, за что я люблю военных, – рассмеялся Рустам, – так это за честность и прямоту! Ты, старик... ничего, что я так тебя называю? Сам же предложил! Ты, старик, сам подумай, ну чего бы мы сюда поперлись, если бы у нас не было времени попить водки? И вообще – где ты видел нормальных мужиков, у которых на это нет времени? Верно я говорю, Леха?
Он обернулся за поддержкой к Захарову. Тот утвердительно кивнул головой и добавил:
– Тем более, на халяву!
Затем с притворным беспокойством уточнил у майора:
- Или не на халяву? Тогда лучше сразу вези нас обратно!
Майор рассмеялся:
– Больше вопросов нет? Тогда – по машинам! Едем пить водку! Если, конечно, у меня ее хватит на таких сурьезных бойцов...
Не доезжая Казбеги, УАЗик свернул влево и по заброшенной, уже едва заметной на каменистом склоне старой Военно-Грузинской дороге, медленно пополз в гору, к повороту на Бешеную Балку.
Место для лагеря было выбрано и оборудовано грамотно, по-армейски обстоятельно. На большой поляне, в нескольких десятках метров от каменистого русла маловодной в это время года речки Куро уже стояло несколько просторных армейских палаток. В центре поляны высился свежесрубленный и ошкуренный шест, предназначенный для флагштока, а в тени деревьев на краю поляны примостился ГАЗ-66 с дизель-генератором и радиоузлом. Из расположенного на крыше его будки "колокола" на весь лес разносилось: "Не плачь, девчонка!"...
ГЛАВА 2
"Не висят на ветке яблоки,
яблонь нет, и веток нет,
нет ни Азии, ни Африки,
ни молекул, ни планет..."
(С.Кирсанов, "Никударики")
1996 г., февраль
…Иван Алексеевич осторожно постучал в дверь соседа, подождал немного и, не дождавшись ответа, толкнул дверь – она была не заперта. Он отряхнул с валенок снег, вошел и поднялся по ступенькам к двери, ведущей в сени. Она тоже оказалась открытой. Не запертой была и дверь, ведущая в комнату.
– Леха, ты дома? – шумнул на всякий случай, проходя в комнату.
На стоявшем у окна столе горела настольная лампа, а по столу были в беспорядке разбросаны листы бумаги. Часть из них была исписана мелким почерком, на других записи были сделаны лишь местами, словно пометки "для памяти". Захаров спал, сидя на стуле и опустив голову на лежавшие на столе руки. Иван Алексеевич, стараясь не слишком шуметь, прошел за занавеску, отделявшую от жилой комнаты небольшую кухоньку, и вытащил из принесенной с собой сетки крупную рыбу. Пошарив глазами вокруг и не найдя ничего более подходящего, он вытащил из стопки приготовленных для растопки бумаг газету, расстелил ее на клеенке кухонного стола и положил на газету рыбу, после чего вернулся в комнату и осторожно потряс спящего Захарова за плечо:
