Лариса Письменная - Клад Волчьего колодца
— Конечно, конечно, ты уж не беспокойся. Найдем ей и вышивание и расшивание, присмотрю, как за родной. Пускай поживет с нами тихое дитя, может, и наш сорвиголова опомнится.
— А откуда вы знаете, что она — тихое дитя? — буркнул Сережа.
— А ты на карточку взгляни. Сразу видать — не твоего поля ягода! Пойду-ка достану новый коврик и постелю в маленькой комнатке, там ей будет уютно.
Мать пошла в кладовку, но сразу же возвратилась.
— За сундуком лежал, — удивленно сказала она, разглядывая холщовый, туго набитый мешок.
Сережа бросился к нему, но мать его уже развязала.
— Вот она где, моя веревка! — она вытащила из мешка смотанную клубком веревку. — Сегодня полдня искала, пришлось у соседей просить. Хлеб… сало… яблоки… Что это значит? — Мария Семеновна с подозрением взглянула на сына. — Не на целину ли снова собрался?
— Нет, — понурился Сережа, — не на целину…
— А куда хотел податься?
Сережа молчал.
— Ну, хватит, Мария, — вступился отец. — Никуда он не уйдет, не станет позорить нас перед дорогими гостями. Ложись спать, Сергей, да гляди, — уже строго добавил он, — как бы нам с тобой не поссориться!
Встреча
На рассвете Петр Трофимович, Сережин отец, вышел из дому, чтобы завести машину.
— Ку-ка-ре-ку-у!.. — раздался вдруг под окном неожиданный петушиный дуэт.
Петр Трофимович остановился, прислушиваясь к голосам.
«Славка объездчика… второй, кажись, Костя — бухгалтерши нашей сынок… Ох уж эти мне мальчишки! Недаром Сережка мешок приготовил…»
И, стараясь не рассмеяться, крикнул:
— Мария, чего же ты кур по двору распустила? Гляди, лисица утащит!
«Петухи», оборвав заливчатое пение, пустились наутек.
Через час, подхватив в кабину Сережу, Петр Трофимович выехал на станцию.
Подходил скорый «Москва — Симферополь».
Отец, всегда такой спокойный и уравновешенный, по-видимому, очень волновался. Сереже также хотелось поскорее увидеть знаменитого дядю Максима. Настроение, правда, слегка портило воспоминание о Тамарочке…
Петр Трофимович, нетерпеливо заглядывая в двери вагонов, побежал вдоль состава.
— Петро, куда же ты мчишься?
Отец на ходу обернулся и бросился обнимать усатого великана в сером, хорошо сшитом костюме.
— Ого-го! — зычно кричал великан, потрясая, как былинку, кряжистого Петра Трофимовича. — Дай-ка я как следует рассмотрю тебя! Однако крепко разнесло тебя, танкист, на украинском сале!
— Максим! — в восторге хлопал отец своего друга по могучей груди и плечам. — Ох, Максим, да ты, никак, снова подрос? И как тебя, такого верзилу, бедный комбайн выдерживает?
Стараясь скрыть волнение, они громко хохотали, тормошили друг друга, забывая стереть со щек радостные слезы.
Сережа растерянно озирался по сторонам, пытаясь угадать, где же она, эта Тамарочка? Не могла же быть тощей, засушенной Тамарочкой, как ее по фотографии представлял себе мальчик, вот эта краснощекая, рослая — повыше, пожалуй, Сережи — девочка с зелеными насмешливыми глазами!
— Так вот он какого себе сына вырастил! — И в ту же минуту, очутившись в железных руках дяди Максима, Сережа взлетел на воздух. — Подходящий хлопец!
Зеленоглазая девочка, столь непохожая на Тамарочку, все-таки оказалась Тамарочкой, так как Петр Трофимович крепко расцеловал ее и подвел к Сереже.
— Ну, племя молодое, незнакомое, знакомьтесь!
— А ведь она у меня украинский язык знает! — похвастался дядя Максим. — Скажу по секрету: с прошлого года специально для Сергея изучала.
— Ничего не специально, — пренебрежительно вскинула голову Тамарочка. — Просто захотела и выучила. — И, отвернувшись к своему отцу, засмеялась: — А я-то думала — он во какой! — и показала рукой на добрых полметра выше своей головы.
Сережа обиделся: подумаешь, он не «во какой»! Да она совсем еще не знает, что за бравый и ловкий он парень!
Когда подошли к машине, Сережа небрежно взялся за борт и вмиг лихо взлетел в кузов.
— Садись в кабину, — снисходительно кивнул он гостье. — Там тебе будет удобнее.
Тамарочка не ответила и — ничуть не хуже Сережи — вскочила в кузов. За ними, побросав чемоданы, забрался туда и дядя Максим.
— А ну-ка, друже, прокати нас с ветерком! — крикнул он Петру Трофимовичу и, став у кабины, крепко обхватил за плечи ребят.
Недаром Сережин отец славится в Зубрах как хороший шофер. Петр Трофимович плавно тронул машину с места, и она стрелой понеслась по дороге к лесничеству.
— Вот она, украинская земля! — взволнованно промолвил Максим Максимович, оглядываясь по сторонам. — Прошли мы по тебе с боями, и была ты тогда черная и опаленная…
Сережа почувствовал, как дядя Максим крепче сжал ему плечо.
А юная сибирячка молча, широко раскрытыми глазами смотрела на ярко-желтые поля расцветшего подсолнуха, сизо-зеленые баштаны, кудрявые рощицы и перелески, узорным ковром раскинувшиеся по обе стороны дороги.
Нашла коса на камень
Через день дядя Максим уехал в Крым, оставив дочку гостить у Сережиных родных на целый месяц.
Нечего сказать, это было «тихое дитя»!..
Во-первых, она сразу же заявила, что никакая она не Тамарочка, а просто Тома, или, еще лучше, Томка, как зовут ее все боготольские приятели; во-вторых, у себя, в Боготоле, она привыкла свободно ходить куда угодно; и, в-третьих, было бы очень приятно, если бы за ней следом не слонялся этот насупленный, как среда на пятницу, мальчишка.
Нет, Сереже не надо было нянчиться с гостьей, наоборот — ему самому пришлось быть на страже своего мальчишеского достоинства, на которое поминутно посягала Томка.
В первый же день после отъезда Максима Максимовича она с утра исчезла. Мария Семеновна всполошилась и стала упрекать сына — почему, мол, не сумел устеречь девочку? Да, как же, такую устережешь! Сережа ей толком сказал — подождать, пока он подготовит удочки, а тогда поведет ее на речку и покажет все рыбные места. А Томка присвистнула на собак и шмыгнула в лес. Как ни отзывал он собак, вернулась неохотно одна Найда, а Вьюн прикинулся глухим. А через несколько минут исчезла и Найда…
Эта девчонка точно приворожила к себе всех животных. На что уж верным был кот Бурлак, и тот бесстыдно изменил, переселившись в Томкину комнату.
Томка вернулась только к обеду — румяная, исцарапанная, с охапкой разных веток. Она заметила, что Зубровский лес совсем не похож на их тайгу, откуда такому мальчишке, как Сергейка, сроду не выбраться. А ветки она собрала для гербария, и пусть ей сейчас скажут, как они называются, потому что в тайге такие деревья не растут. Вслед за Томкой вернулись собаки и виновато прилегли у порога.
После обеда Томка помогла Марии Семеновне вымыть посуду, прибрать в хате и снова куда-то пропала. И так почти каждый день. Как ни странно, но Мария Семеновна, мечтавшая о приезде тихой девочки, явно полюбила эту сорвиголову в юбке и охотно прощала ей все ее проделки. Отец же улыбался, лукаво поглядывая на Сережу, но ничего не говорил. Только однажды подтолкнул его локтем и тихонько шепнул:
— А что, нашла коса на камень?
Пожалуй, уж лучше бы Томка была тихоней. Пускай бы Сережа и понянчился с ней немного…
С такими невеселыми мыслями и застали Сережу его друзья — Славка с Костей.
— Ты что же это? — Славка вызывающе заложил руки в карманы. — Старых товарищей уже и знать не хочешь?
Маленький Костя только вздохнул и укоризненно взглянул на Сережу синими глазами.
Сережа тоже сунул было руки в карманы, но сразу же вынул их и с горечью произнес:
— Эх, ребята, ничего вы не знаете…
— У меня испортилось триста граммов колбасы, а у Кости два десятка вареников, — строго сказал Славка, — Сам говорил: «Если мы задумали стать исследователями, нас ничто не остановит!» И сам же, ради какой-то девчонки, сорвал экспедицию. Разве так поступают товарищи? Костя, скажи: товарищи так поступают?
Костя смутился и не знал, что ответить.
— Идем в штаб — поговорим! — Славка повернулся и зашагал к сараю.
Сережа покорно последовал за ним.
— Вы же понимаете, ребята, не могу я ее теперь бросить! Девочка из далекого края, тут ей все незнакомо, кругом — лес, — оправдывался Сережа. — Ведь дядя Максим оставил ее на мою ответственность.
Не мог же Сережа признаться, что Томка чихать хотела на его ответственность.
— Так давайте возьмем ее с собой, — сказал Костя.
— Ну уж нет! — решительно возразил Славка. — Это тебе не какая-то прогулка, а экспедиция — может, даже с научной целью. Придется преодолевать всякие трудности, а она еще хныкать начнет.
Сережа подумал, что Томка, чего доброго, скорее их заставит хныкать, чем захнычет сама, но вслух произнес:
