Дональд Гамильтон - Инквизиторы
Снаружи раздался шум.
- Погоди минутку, пойду погляжу. Он миновал дверной проем, исчез. Минуту спустя возвратился.
- Их превосходительство полковник Санчес изволят отбывать, и джипы забирают все до единого. Юный мерзавец Барбера и полдюжины ублюдков остаются на страже.
- Вот и чудесно. Подождем, пока не установят четкого распорядка службы, не утвердят караульный график. Тогда и обсудим подробный порядок действий.
Патнэм кивнул и начал было говорить, но вмешалась Глория:
- Посвятите, пожалуйста, и меня в порядок, а главное, в характер грядущих действий. Хотя заранее предупреждаю, что не одобрю.
Поколебавшись, Джеймс ответил:
- Сэм резонно утверждает: ускользнем без труда. Как только Санчес и все его люди погибнут. Поголовно. Глория побледнела.
- Да это же... чудовищно! Ведь нельзя учинять бойню!
- Разве? - спросил я. - Думаю, можно и даже необходимо! А если хотите вынести вопрос на голосование, прошу учесть и голос покойной Миранды... Сколько тебе требуется, Джим?
Патнэм уставился на меня с великим недоумением:
- Требуется? Мне? Чего?
И удивленная нотка тотчас же растаяла бесследно. Джеймс понял, воспрял, расплылся в ухмылке. Не скажу, чтобы она сулила доброе Санчесу и компании. Глаза молодого человека сверкнули огнем незнакомым, видимо, давно только тлевшим где-то в душевных глубинах, но не потухшим окончательно и сейчас разгоревшимся вновь.
- Кажется, понимаю...
- Ничего не понимаешь, - сообщил я. - Я, видишь ли, за долгие годы относительно беспорочной службы крепко привык драться в одиночку. Армейской операцией руководить не способен. По крайности, успешно руководить. Это уж, сударь любезный, ваша епархия, вам и карты в руки. Ваша епархия, капитан Патнэм! Теперь, исходя из предположения, что удастся наскрести пару-тройку субъектов, способных постоять за себя: какое оружие ты предпочел бы им вручить? Учитывая, конечно, все особенности создавшегося положения.
Джеймс отвечал без раздумий.
- Неизбежный минимум: три штурмовые винтовки, три-четыре гранаты, которыми эта сволочь себя украсила в изобилии. Но, повторяю: это минимум, возможный лишь при внезапной атаке, точном расчете и громадной удаче. Конечно, если Санчес возвратится во главе партизанской бригады, все ставки отменяем, деньги возвращаются к игрокам.
- Почему три винтовки, а не четыре, не пять?
- Я, ты, возможно, старый Гендерсон...
- Олкотт.
- Четыре, стало быть. И гранаты. Револьверы и кинжалы будут приниматься в любом количестве с огромной благодарностью. Когда шуметь нельзя, лучше до последней возможности орудовать клинками. Они, кстати, летать умеют весьма недурно... Я кивнул.
- Что ж, капитан, считайте меня своим поставщиком. В средневековье и во время второй мировой эдакие штуки называли "полночными реквизициями". Реквизировать буду сам. А твоя задача - изучить расписание караулов, запомнить расстановку часовых, желательно также подметить, по каким они движутся участкам.
- Да я ведь воевал, Сэм! Не излагай прописных истин, все понятно!
- Прошу прощения.
- Джим! Восклицание Глории заметно рассердило Патнэма.
- Дорогая, - произнес он с расстановкой, - по ту сторону океана я занимался именно этими вещами. О чем и предупредил будущую жену честно. И ты приняла меня таким, каков есть...
Он осекся, ласково положил на запястье Глории сухую сильную ладонь.
- Здесь, в отличие от Вьетнама, не мы нападаем, а нас безо всякого права задерживают, шантажируют и, сама видела, убивают. Самозащита - священное право человеческого существа. Мы защищаемся, маленькая.
В применении к Глории-Джин слово "маленькая" звучало забавно, и все же у меня достало здравомыслия и выдержки не улыбнуться. Те паче, что, невзирая на крупное телосложение и чересчур уж пышущий здоровьем вид, женщина была по-настоящему приглядна. Я вполне понимал супружескую нежность Джеймса. Невзирая на двадцатилетнюю разницу в возрасте.
Ибо, дорогие мои, коль скоро ваш смиренный повествователь не приелся публике, не надоел ей до полусмерти; коль скоро добрый привычный Мэтт Хелм еще не встал вам поперек горла и хоть что-то, да значит в глазах ваших; если вы доброжелательны к давнему своему Другу, доставляющему несколько часов развлечения в бессонную, дождливую и отменно скучную ночь, уведомляю: с того дня, когда я сидел в "бьюике" бывшей своей жены и гадал, не вернуться ли к прежним лихим занятиям, пролетело двадцать три года.
Мне пятьдесят восемь, господа читатели, хоть, по слухам, и кажусь несравненно моложе.
Пятьдесят восемь, дорогие мои.
Не шутка.
- Гендерсон и Олкотт.
- Надо учесть, - задумчиво сказал Джим, - что старик просто не выдержит рукопашной схватки. Да и долгих физических усилий тоже.
- Значит, не посылай Остина карабкаться на вершину теокалли, вот и все. А стрелок он отличный, поверь на слово. Нас обоих за пояс заткнет. Вместе взятых.
- Откуда?..
- Читал досье. Не забывай: разговариваешь с поганым наймитом преступного ЦРУ, где, как известно, всякого честного и прогрессивного берут на заметку. Попробуй, скажи, будто Остин Гендерсон человек не честный и не прогрессивный, что бы последнее идиотское словцо ни означало!
Джеймс развеселился и от восторга чуть не затряс меня, но вовремя вспомнил, что беседует с личностью, которую благословили прикладом по башке, и воздержался.
- Генерал... - продолжил было я.
- Генерал?!
- В отставке. Дрался против несравненного диктатора Франко, когда тебя еще и в проекте не было, так сказать. Против нацистов, когда ты еще соской пробавлялся. Против китайцев и русских в Корее, когда ты разбивал сверстникам носы и сам по носу получал. А может, в аристократических школах драться не принято?
- Принято! - осклабился Джеймс. - Неотъемлемая часть воспитания. Ox, как принято! Олкотт... Говоришь, охотник?
- Да, причем на горных баранов, что особо ценно. Ибо сие значит: умеет лазать по склонам, вынослив, способен стрелять метко даже после долгого напряжения. Впрочем, насчет стрельбы высказываться повременю: пудинг проверяют на обеденном столе и ни минутой раньше. Но, думаю, опытным ружейным приверженцем пренебрегать не стоит.
- Получается, четверо, - сказал Джеймс. - А ты нехудо изучил спутников, а Сэм?
- Старался, - ответил я со всей отпущенной по праву рождения скромностью. Патнэм призадумался.
- Кого еще завербовать? Уайлдер отпадает немедля: я скорее малышу пятилетнему вручу винтовку, чем этому недоноску. Вдобавок, залечивает разбитую пасть и ни о чем ином не помышляет... Как насчет Гарденшвар-ца, ваша наймитская просвещенность?
- Еще хуже. По моим сведениям, и сам он, и женушка ненаглядная возглавляют одну из окаянных организаций, требующих запретить свободную продажу оружия мирным гражданам. Знаешь, Джим, я субъект не злорадный, а все же ликую: поганый осел на собственной шкуре чувствует, каково безоружному штафирке в лапах у оголтелых бандюг! Привык, скотина провинциальная, возвращаться домой по тихим улочкам, где никто пальцем не трогает. Пожил бы в том же Чикаго!
- Значит, четверо, - уточнил Джеймс. - И ты, наймит беспардонный, обладаешь неплохой памятью, признаю.
- Всегда готов, - ухмыльнулся я. - Как бойскаут.
- Вы путаете, внучек, - запоздало и совершенно дружелюбно съязвил Джеймс: - Ибо Semper paratus - девиз Береговой обороны. - Я ухмыльнулся.
- Кажется, самое время чуток меня возненавидеть. Извергнуть из цивилизованного лона. Разъяриться на паскудного шпиона, вовлекшего честных людей в стычку с бравыми и доблестными поборниками человеческих прав... Санчес натравливал вас на меня отнюдь не случайно. Мерзавец знает, кто я такой; не знает, правда, где именно служу. Не в ЦРУ, Джим, поверь на слово... За нами вот-вот примутся наблюдать, поэтому явите высочайшее презрение к моей особе и выгоните на собачью подстилку, с глаз долой. Вы не желаете якшаться с грязными наймитами! Но будьте наготове: оружие может поступить в любой вечер. И тогда придется действовать немедленно. Теперь вот что...
Глория и Джеймс выжидали.
Я осторожно поднялся, дозволил стучавшим в голове молоткам немного угомониться и продолжил:
- Мы безобидны и сломлены. Помните об этом неустанно, всякий день, час, минуту. Помните крепко. Я просто не желает подставлять лоб и посему присмирел; а вы перепуганы, точно кролики в садке. У вас на глазах без малейшей пощады пристрелили Миранду. Вы получили предметный урок. И не выказываете храбрости, не ведете себя вызывающе - Боже упаси! Что бы ни случилось, повторяю: что бы ни случилось, хуже смерти или увечий в мире не бывает ничего. Помните об этом, и держитесь очень, очень смирно. Пускай другие дерут горло, если им позволят, пускай другие разыгрывают великих неукротимых! Мы держим головы опущенными, глаза потупленными и выжидаем своей минуты. Нельзя допустить, чтобы нас отколотили. Нельзя, чтобы ранили. Заперли. Связали по рукам и ногам. Короче, сделали непригодными для боя. Уведомь Гендерсона и Олкотта, но потихоньку. И настрого предупреди: с женами еще могут поделиться, но больше никому ни гу-гу!
![Дональд Гамильтон - Путешествие будет опасным [Смерть гражданина. Устранители. Путешествие будет опасным]](/uploads/posts/books/247767/247767.jpg)
