Михаил Бойков - Рука майора Громова
— Давайте продолжим, — согласился Гундосов. — Закуривай, братва!..
Они курили и совещались около получаса и, не придя ни к какому решению, собрались было разойтись, как в дверь снова раздался осторожный и робкий стук; опять в дверную щель просунулась лысая улыбающаяся голова и нараспев спросила:
— Можно-о?
Морщины его лица на этот раз, в отличие от первого, были растянуты не в приятную, а в очень растерянную улыбку. Бадмаев молча кивнул, разрешая войти специалисту по дактилоскопии. Тот быстро скользнул в дверь, поклонился и сказал дрожащим хрипловатым голосом:
— Разрешите доложить. Принадлежность отпечатков пальцев на записке установлена.
Все четверо, бывшие в кабинете, разом вскочили из-за стола. Капитан Шелудяк визгливо и повелительно крикнул:
— Чьи пальцы?
В ответ ему раздался громкий и крайне смущенный шепот:
— Ваши, товарищ капитан!
— Что?! Как?! — взвизгнул Шелудяк.
Его заместитель растерянно развел руками.
— Так, товарищ капитан. Проверка отпечатков пальцев показала именно это. Только начали проверять и сразу наткнулись.
— Лжу глаголешь! То не мои персты…
— Дактилоскопия — наука точная.
— Ты спутал мои персты со вражескими.
— Это невозможно. У нас в секторе люди работают, как в аптеке. Сами знаете.
— Оные отпечатки не мои. Другому принадлежащие.
— На земном шаре еще никогда не было одинаковых отпечатков пальцев у двух разных людей. Подобные невероятные случаи дактилоскопии неизвестны. — твердо, хотя и не без робости, отстаивал честь своей профессии заместитель Шелудяка.
Последний отчаянно завизжал:
— Не верьте ему, товарищи! Он трепню глаголет. Вез угрызения совести треплется. За решетку меня загнать возжелал. Он суть контра и гидра вражеская. Зануда антисоветская!
Бадмаев шагнул к Шелудяку и, сжав в горсть мундир на его груди, прогудел ему прямо в вытянутую физиономию:
— Замолкни, гад!
Шелудяк мгновенно умолк. Начальник отдела тряс своего заместителя и злобно гудел:
— Попался, гад, попался? Теперь я тебе покажу «руку майора Громова». Ты у меня увидишь ее на конвейере. На смерть закатаю! Разрыв сердца тебе сотворю!
Он с силой оттолкнул от себя Шелудяка и тот, жалобно скуля, мешком свалился на пол. Бадмаев стер пот со лба и, тяжело дыша от возбуждения и злости, сказал:
— Вопрос ясен, товарищи. Мой заместитель готовил против меня террористический авт. Сегодня же он расскажет нам все на конвейере. Вы не возражаете, — товарищ полковник?
— Нет, браток, — ответил Гундосов.
Начальник отдела мотнул подбородком на секретаря партийного бюро.
— Товарищ Кислицкий! Возьмись, пожалуйста, за это дело. Сейчас же вызови двух лучших теломехаников и лично допроси обвиняемого.
— Это я могу, — охотно откликнулся Кислицкий и вышел из кабинета.
— Почто губите, товарищи? — тоненьким дрожащим голосом взмолился Шелудяк, на коленях ползая по полу. — Неповинен я в сем терроризме… Почто на терзание теломеханикам предаете? Смилуйтесь, товарищи дорогие!
Бадмаев пнул его ногой.
— Заткнись, кусок врага народа! Мы тебе не товарищи…
Минуты через две Кислицкий вернулся вместе с тремя конвоирами. Вчетвером они не без труда, вытащили в коридор плакавшего, визжавшего и отчаянно сопротивлявшегося Шелудяка. Его заместитель, напуганный этой сценой, с гримасой вместо улыбки на круглом морщинистом лице, спросил Бадмаева:
— Мне можно уйти, товарищ начальник?
Бадмаев утвердительно закивал подбородком.
— Идите и принимайте дактилоскопический сектор. Назначаю вас заведующим. А за отличную работу по разоблачению врага народа, бывшего работника отдела НКВД Шелудяка вам будет выдана премия.
— Благодарю вас, товарищ начальник, — сказал новый заведующий и с низкими поклонами попятился к двери.
— Постойте, — остановил его Холмин. — У меня к вам есть один вопрос.
— Пожалуйста, — слегка поклонилась лысая голова, изобразив улыбкой полнейшую готовность слушать и отвечать.
— Вам случайно не знакома бумага, на которой написана последняя записка «руки»? — спросил Холмин.
Лысая голова поспешно кивнула.
— Как же. Знакома.
— Откуда она?
— Полагаю, что из блокнота моего бывшего начальника по дактилоскопическому сектору.
— Почему вы так думаете?
— Все руководящие работники отдела, имеют блокноты из подобной бумаги.
— Вот видите! — подхватил Бадмаев. — Даже бумага шелудяковская. Ясно, что он хотел меня убить и усесться в отделе на мое место.
Лысая голова склонилась к Холмину.
— Еще имеете вопросы, товарищ агент?
— Нет. Больше не имею.
— Тогда, разрешите откланяться.
Заведующий дактилоскопическим сектором еще раз низко поклонился и выскользнул в дверь.
— Пожалуй что и я пойду. После таких дел надо хорошо выспаться. Пока, — сказал Гундосов, направляясь к двери.
У Бадмаева настроение поднялось настолько, что он даже проводил «матросика с Балтики» пожеланием спокойной ночи и приятных снов. Холмин собрался тоже уходить, но был остановлен словами начальника отдела:
— Вы пока останьтесь… Я хочу с вами немного побеседовать.
Холмин выжидательно взглянул на него, но Бадмаев не торопился начинать беседу. Он сел в кресло, потянулся и, зевнув, удовлетворенно прогудел:
— Итак, с «рукой майора Громова» покончено. Теперь я могу спать спокойно…
Часть вторая
Глава 1
Призрак бродит по отделу
Поздно вечером, после ареста капитана Шелудяка, Александр Холмин стоял перед начальником отдела НКВД Бадмаевым, нетерпеливо ожидая, что тот ему скажет.
Однако, начальство не спешило начинать разговор. Сидя в кресле и поматывая вдавленным подбородком, Бадмаев зевнул еще раз и, с чувством глубокого удовлетворения, повторил только что им сказанное:
— Итак, с «рукой майора Громова» мы покончили.
Холмин пожал плечами и на его лице отразилось нечто, вызвавшее у Бадмаева чрезвычайное удивление.
— Вы что же, не верите? — спросил начальник отдела удивленно и насмешливо.
— Сомневаюсь, — коротко ответил Холмин.
— Какие могут быть сомнения? Все ясно и понятно, — загудел Бадмаев. — Эта растреклятая «рука майора Громова», растрепавшая у меня все нервы, явственное дело рук Шелудяка. Он давно под меня подкапывается, вот и придумал подходящий фокус. Вы моего заместителя не знаете. Он очень хитрая и коварная бестия.
— Не похож Шелудяк на «руку майора».
— Так вы, может, думаете, что она действительно привидение? Чепуха и суеверность! Никаких призраков на свете нет. Они существуют только в бабушкиных сказках.
— Я и не утверждаю, что убийца или убийцы четырех ваших работников призраки.
— Тогда, кто же?
— Пока неизвестно. Посмотрим. Выясним.
— Ну, вам-то, положим, выяснять не придется. В этом деле мы теперь разберемся сами. А вас я должен буду… изолировать.
Сердце Холмина тревожно дрогнуло.
— То-есть, как изолировать? — спросил он.
— Как обычно. В камере-одиночке, — ответил энкаведист.
— Позвольте! Ведь вы обещали выпустить меня на волю.
— В том случае, если вы найдете «руку майора Громова». Разве вы ее нашли?
— Но ведь я же работал для вас.
— Мало ли кто на нас работает. Всех не наградишь. Выпустить вас на волю никак невозможно. Вам известно о нашем отделе слишком много, не подлежащего оглашению. За вашу работу для отдела вы будете пользоваться в тюрьме некоторыми привилегиями: усиленный паек, часовая прогулка, кровать с матрасом и одеялом, ну и всякие там мелочи. Вот все, чем я имею возможность отблагодарить вас.
— Что-ж и на том спасибо, товарищ начальник, — с горечью сказал Холмин.
— Гражданин начальник, — поправил его Бадмаев.
Эта поправка убедила Холмина в том, что начальник отдела не шутит и на душе подневольного детектива, волею энкаведиста возвращаемого в «первобытное состояние», стало так тяжело, как еще не бывало никогда. Сразу рушились все его мечты о свободе, об Ольге и счастье. Стараясь скрыть дрожь и тоску в голосе, он произнес, в безнадежном раздумье:
— Значит, я заключенный по-прежнему.
Бадмаев подтверждайте мотнул подбородком.
— Да. Сейчас я вызову конвоиров…
Он потянулся к телефону, но, в это мгновение, от сильного толчка дверь открылась и, нарушая все правила внутриотдельской дисциплины, в кабинет ворвался юнец в мундире с лейтенантскими знаками различия — личный секретарь Бадмаева. Его физиономия представляла собой олицетворение ужаса и паники: щеки мелового цвета, вытаращенные округлившиеся глаза, посеревшие трясущиеся губы, крупные капли пота на лбу. Прическа над лбом торчала дыбом, хотя и была напомажена. Он подбежал к столу Бадмаева и крикнул срывающимся истерическим голосом:
