Чингиз Абдуллаев - Ответный удар
Но, как и Родионов, он почти сразу каким-то шестым чувством профессионала почувствовал, что сидевший перед ним парень не мог совершить подобного хладнокровного убийства.
Но от этого было еще обиднее. Уверенность обоих профессионалов, даже основанная на их подсознании и чувствах, еще не являлась строгим юридическим доказательством, и нужно было искать факты в защиту осужденного.
Сложнее всего было получить пропуск для встречи с уже осужденным Романом Назаровым, и Родионову пришлось приложить максимум усилий, чтобы провести Дронго в тюрьму.
Закончив читать приговор, Дронго медленно закрыл папку, отодвинул ее от себя и лишь затем приступил к беседе.
Он понимал, как нелегко будет вспоминать уже осужденному все подробности того трагического дня. Он сознавал, что парень, и так раздавленный свалившимися на него трагическими обстоятельствами, может упустить ряд подробностей и забыть важные детали. Но от этого разговора в конечном итоге зависели судьба и жизнь Романа Назарова.
И поэтому он должен был еще растерзать несчастного парня, донимая его своими вопросами.
— Давай рассказывай мне все по порядку, — предложил Дронго, — но только внимательно, стараясь ничего не упустить.
— Я уже рассказывал все много раз, — вздохнул Назаров.
— Ничего, расскажешь еще раз, — вмешался Родионов, — и не спорь, не спорь. Это мы делаем для тебя. Поэтому я попросил своего товарища приехать сюда в тюрьму. Думаешь, легко было выбить и для него пропуск?
Назаров молчал. «Наверно, у него плохая бритва, — вдруг подумал Дронго, — сильно скребет по коже, вызывая раздражение. Нужно будет попросить Родионова, чтобы принес парню новую бритву или купил бы ему новые лезвия».
— Его никто не мог убить, — немного заученно произнес Назаров, — наверно, он застрелился сам.
— А где пистолет? — нетерпеливо перебил заключенного Родионов, — ты нам глупости не говори. Все, что мог нагородить, уже сказал на суде. Никто не мог его убить, — передразнил он Назарова, — вот так говоришь, поэтому тебе и дают такой срок.
Назаров опустил голову. Перспектива провести пятнадцать лет в лагерях сильно пугала его. В тюрьме он уже успел насмотреться всякого и теперь с ужасом ждал, что будет в колонии, где нравы были куда более «вольные».
— Давай начнем с самого начала, — предложил Дронго. — Ты пришел на работу утром, верно?
— Да, — кивнул парень, — раньше всех.
— Ты видел, как Воробьев прошел в свой кабинет? Ты сам это видел?
— Да, — парень удивился. — Вы думаете, его убили еще до моего прихода?
Но этого не может быть. Я же говорил…
— Я просмотрел твои показания, — кивнул Дронго, — но ты постарайся точно отвечать на мои вопросы. Предельно аккуратно и точно. Значит, ты видел, как пришел Аркадий Борисович?
— Видел. Он пришел через десять минут после появления Киры.
— Значит, Кира пришла раньше?
— Верно. Раньше, — Назаров немного оживился, но в душе он считал появившегося незнакомца просто придирчивым идиотом.
— Она пришла до того, как ты появился у дверей?
— Нет, — Назаров не понимал смысла вопросов, но добросовестно отвечал на них, — нет, она пришла после меня.
Он считает, что кто-то мог пронести оружие еще до прихода Романа Назарова, понял Родионов. Это, конечно, возможно, но куда тогда делось это чертово оружие?
— Что было дальше?
— Они начали работать.
— Это я понимаю. Что они делали дальше?
— Позвонил Воробьев и спросил, кто еще сегодня к нему придет.
— Как именно он спросил, ты слышал?
— У Киры на столе стоит переговорное устройство. Когда звонил Воробьев, все бывало слышно. Звук был обычно очень громкий.
— Хорошо, — Дронго в первый раз подумал, что парень слишком туповат для такого испытания, дальше.
— Он спросил, кто к нему придет.
— Как именно он спросил?
— Он сказал, — парень впервые наморщил лоб, такого конкретного вопроса никто ему не задавал, — он спросил: кто придет к нему… еще?
— Точнее.
— Он сказал: «Кира, кто еще придет ко мне?» Теперь точно.
— А почему еще? Там что, были до этого посетители? Или, может, он с кем-то встречался с лифте?
— Он не мог встречаться в лифте, — ответил Назаров, — у него был свой лифт, особый, президентский. А все приезжали на обычном лифте слева. Нет, у него никого не было в этот день. Это точно.
— Что было дальше?
— Потом пришла журналистка из «Независимой». Кажется, Горюнова. Ее допрашивали в суде.
— Я не спрашиваю, кого допрашивали или нет, терпеливо поправил Назарова Дронго. — Мне важно знать, что было дальше.
— Она пришла, и я проверил ее сумку. Там ничего не было. Журналистка прошла внутрь и взяла интервью у Аркадия Борисовича. Потом принесли кофе из буфета. Его принесла Лена, ее тоже потом допрашивали. Но кофе готовила не она, и в лифте, где она ехала, было много свидетелей. Лена передала поднос с кофе Кире, и та понесла поднос в кабинет Воробьева.
— Поднос был накрыт салфеткой?
— Да, но там пистолета не было, — упрямо сказал Назаров.
— Откуда ты знаешь? — разозлился Родионов. — Вечно ты со своим мнением вылезаешь.
— Две маленькие чашки были и кофейник, — упрямо возразил Назаров, — я видел. Там больше ничего не было. Поэтому и говорю. Кира внесла поднос и почти сразу вышла. В этот момент на президентском лифте к нам поднялась Светлана Викторовна, ну… значит, теперь вдова покойного.
— Она воспользовалась лифтом Воробьева? — уточнил Дронго.
— Да. И вошла в приемную. Кира ее увидела, когда вышла, и спросила, нет, сказала, что там журналистка.
— А Светлана Викторовна не вошла?
— Нет, она сказала, что будет ждать. Но попросила Киру доложить о своем приходе.
— Она часто к вам приходила раньше?
— Да, иногда заходила.
— И всегда просила доложить о своем приходе? — усмехнулся Дронго. На жену преуспевающего банкира это мало похоже.
— Она всегда ждала в приемной, если у Аркадия Борисовича были посетители. Он не разрешал никому входить без доклада, даже ей. Строгий был очень.
— Ясно. Давай дальше.
— Журналистка вышла, и она вошла.
— Дальше.
— Журналистка ушла. Да, я вспомнил, она разлила кофе. Извинялась перед Кирой, что такая неловкая. Та ее успокаивала, она разлила кофе на стол, когда убирала микрофон. Кира сказала, что успела все вытереть.
— Понятно.
— Потом пришла эта артистка Марина Левина. Она немного подождала, пока вышла Светлана Викторовна, и вошла в кабинет. Но тоже была недолго, минут пять-десять. И быстро ушла. Потом Кира понесла какие-то бумаги.
— Значит, Кира была последней, кто видел Воробьева живым?
— Да, но после того, как она к нему зашла, позвонили из Министерства финансов. И она при мне соединила Воробьева с позвонившим. Они разговаривали, а потом Кира вышла. И когда вернулась, ушел я. Пришел Кочкин. И не успел я доехать до первого этажа, как все стали кричать, суетиться, и выяснилось, что был убит Аркадий Борисович.
— Подробнее, пожалуйста, как вы уходили. Значит, Аркадий Борисович поговорил по телефону, потом Кира куда-то вышла.
— В туалет, наверно.
— Возможно. Что было дальше? Вспоминайте очень подробно.
— Значит, так. Кира пришла. Я курить очень хотел, но не мог. Поэтому все время смотрел на часы. Как только пришел Кочкин, я достал сигареты и, уступив ему свой пост, пошел к лифту.
— К какому лифту?
— К служебному, конечно. К обычному.
— В коридоре никого не встретили?
— Встретил. Денисов там был. Завязывал шнурки. Я хотел его подождать, но он махнул рукой, езжай, говорит.
— А кто такой этот Денисов?
— Из планового отдела. Ему за пятьдесят, но он еще держится. Даже волосы, говорят, красит.
— Он в суде выступал?
— Да, его тоже допрашивали. Но он не заходил к нам в приемную, это точно.
— Значит, в лифте вы ехали один?
— Да. Доехал до первого и услышал крики. Вот и все. По всем фактам виновный я получаюсь, — Назаров опустил голову. Дронго протянул ему пачку предварительно приготовленных сигарет.
— Курите.
Парень жадно затянулся. Дронго смотрел на него со смешанным чувством жалости и недоумения. Непонятно каким образом подставленный, Назаров явно не годился на роль хладнокровного убийцы, сумевшего продумать хитроумный план устранения банкира и совершить это с такой поражающей воображение легкостью.
Здесь что-то не сходилось, и он это чувствовал.
Они разговаривали еще минут пятнадцать-двадцать, пока наконец Дронго, отдав еще одну пачку сигарет, не закончил своего своеобразного допроса.
— Спасибо, Роман, — поблагодарил он заключенного, — думаю, ты мне очень помог.
Назаров поднялся. Он уже знал, что завтра его отправляют по этапу, несмотря на кассационную жалобу адвоката. Тюрьмы были переполнены, и ответа на жалобу заключенный мог вполне дождаться в колонии, «справедливо» считало тюремное начальство. Больше никаких надежд не оставалось. В его глазах теперь остался только страх и боль от всего пережитого.
