Лев Овалов - Букет алых роз
Евдокимов размышлял и колебался…
Но Эджвуд настойчиво повторил еще раз:
— Дядя Витя заболел.
Ну что ж, попробуем; Евдокимов знает отзыв, посмотрим, что из этого получится… Евдокимов согласно кивнул и ответил:
— Надо обратиться к доктору.
Эджвуд прищуренными глазами посмотрел на Евдокимова.
— Нет, не надо, — холодно сказал он. — Дядя Витя умер.
Евдокимов не понял Эджвуда.
— Да, дядя Витя умер, — повторил тот. — Если вы познакомились с дядей Витей, ему делать больше нечего.
— Я вас не понимаю, — неуверенно сказал Евдокимов. — Если кто-нибудь болен, всегда надо обращаться к доктору.
— Но зато вас я очень хорошо понимаю, — сказал Эджвуд. — Я не знаю, каким образом вы узнали пароль, но, поскольку вы его узнали, он больше не существует. Это была последняя проверка, которая открыла мне ваше истинное лицо.
— Но позвольте, мистер Роберт! — воскликнул Евдокимов. — Не требуется большой проницательности, чтобы знать, кто я такой. Евдокимов Дмитрий Степанович…
— Возможно, что вас действительно зовут Евдокимов, — сказал Эджвуд. — Но вы такой же физик, как и я.
Галина молча посмотрела на своих кавалеров. Эджвуд с подчеркнутым презрением посмотрел на Галину и пренебрежительно сказал:
— У вас нет никаких способностей стать артисткой, вы очень плохо хромали, а иногда даже забывали хромать. Вначале я думал, что это ваш каприз. Но когда я убедился, что в машине был кто-то посторонний, мне стало все ясно…
Он отвернулся от Галины и принялся неотрывно смотреть на Евдокимова.
— Вы выбрали для меня плохого агента, мистер Евдокимов, — сказал он, указывая глазами на Галину. — И сами вы работали на моей коротковолновой установке и не заметили, что при включении станции одновременно автоматически включается специальный магнитофон. А он-то и сообщил мне о вашем посещении.
— Но, мистер Эджвуд! — воскликнул Евдокимов. — Ваши подозрения…
— Выслушайте меня, — остановил его Эджвуд. — Я, конечно, понимаю, что за мной не могут не следить, и вы давно уже возбудили во мне подозрение. Слишком часто сталкивались вы со мной в этом кафе, а я не верю в случайности. Вы сами еще неопытный агент, и поэтому я решил открывать перед вами карты. Оставьте меня в покое, иначе мой посол будет иметь неприятный разговор с вашим правительством. Я вам скажу, как это называется…
Он полез в карман и достал записную книжечку в серебряном переплете.
— У меня здесь записано, — сказал он. — Я люблю собирать фольклор в тех странах, где я работаю. Это не запрещается. Вот… Не пойман — не вор. Я не пойман, поэтому я не вор, и советую вам оставлять меня в покое.
— Спасибо за науку, мистер Эджвуд, — вежливо ответил Евдокимов. — Магнитофона я действительно не предусмотрел. Но приемник, с которым вы разъезжали по нашим лесам, вы обязаны были зарегистрировать…
— Никакого приемника не существует, мистер Евдокимов, — спокойно перебил его Эджвуд. — Утром мои люди разобрали его, как ребенок разбирает свою любимую игрушку!
Эджвуд встал и, подчеркнуто не глядя на Галину, слегка поклонился.
— До свидания, мистер Евдокимов. Я не буду больше бывать в этом кафе, не буду встречаться с вами и никогда больше не прикоснусь к красным розам, они перестали мне нравиться.
Он помолчал и самодовольно добавил:
— Надо понимать, с кем имеешь дело. Вы еще получите — это я вам обещаю — получите от меня привет.
Он еще раз наклонил голову и, уверенно лавируя между столиками, медленно пошел к выходу.
18. Охота на охотника
Воскресенье было в семье Анохиных тем мирным, счастливым днем, когда никакие тучки, никакие тревоги не омрачали жизни…
Как-то уж так у них в последнее время повелось, что все покупки Шура делала накануне, а воскресенье они проводили дома; Шура вышивала или читала, Павел Тихонович сперва занимался, потом начинал возиться с дочерью: что-нибудь ей пел, носил ее, подбрасывал на руках, — постепенно в игру вступала Шура, и все трое развлекали друг друга.
Особенно уютно они почувствовали себя, когда их неожиданно пригласили в домоуправление и предложили перебраться в такую же комнату, но на пятом этаже, так сказать, подняли их на пятый этаж; одновременно предложили перебраться в эту же квартиру и Сомовым; на том, чтобы Наташа по-прежнему жила в одной квартире с Анохиными, особенно настаивал Евдокимов: она как-то очень хорошо поняла наказ Евдокимова оберегать Анохиных и делала это очень тактично и незаметно, без какой бы то ни было навязчивости.
После переезда наверх настроение Анохиных заметно улучшилось: Павел Тихонович теперь был уверен, что никто не заглянет к нему в окно и никакая пуля не залетит в его комнату на пятом этаже.
Конечно, вполне успокоился бы он только после ареста Жадова, но и переезд наверх внес в его жизнь большое облегчение.
Впрочем, к тому, чтобы сидеть безвыходно дома, сначала надо было привыкнуть, но когда они с Шурой порешили купить телевизор и купили его, сидеть дома стало не только не скучно, но даже приятно.
Посмотреть телевизионную программу заходила к ним иногда даже вечно занятая Нина Ивановна Сомова, а что касается Наташи — она постоянно проводила вечера у Анохиных.
Ослабевало по воскресеньям и наружное наблюдение, которое велось за домом, где жили Анохины. Было несомненно, что Жадов ни под каким предлогом зайти в квартиру больше не осмелится: его посещение еще слишком свежо было в памяти, и его сразу бы узнали. Ему нельзя было появиться даже неподалеку от дома, потому что для агентов наружного наблюдения Жадов из отвлеченной и малоосязаемой опасности постепенно превратился в реальную и вполне ощутимую личность с плотью, кровью и вполне определенным лицом. Но поскольку по воскресеньям никто из Анохиных на улицу не показывался, даже ангелы-хранители чувствовали себя в этот день, так сказать, в психологическом отпуске.
Поэтому в то воскресенье, когда события достигли своей кульминации, с утра никто и предположить не мог, что в этот день что-нибудь случится.
События стали развертываться к вечеру, когда Анохины думали, что день уже благополучно закончился.
Начались они с появления разносчика телеграмм, который был самым подлинным и обыкновенным почтальоном из ближайшего почтового отделения. Часов в пять вечера он позвонил и, не вызвав никаких подозрений, был впущен в квартиру, вручил Анохину городскую телеграмму, и на этом его участие в дальнейшей истории закончилось.
Телеграмма была лаконична и гласила: “Прошу немедленно явиться на завод тчк Евдокимов”.
Павел Тихонович показал телеграмму Шуре.
— Что там могло случиться? — забеспокоилась Шура. — Даже представить себе не могу…
Анохин молчал.
— Во всяком случае, надо идти, — сказала Шура. — Евдокимов зря не вызовет.
Анохин пожал плечами.
— Если это Евдокимов…
— То есть как, “если Евдокимов”? — удивилась Шура. — А кто же мог послать телеграмму?
— А ты думаешь, все делается по-честному? — возразил Анохин. — Я-то знаю, как это делается!
— Что делается? — спросила Шура.
— Всякие вызовы, письма, телеграммы, — перечислил Анохин. — Меня этому обучали. Различные способы выманить человека из дому, для того чтобы он никогда не вернулся обратно.
— А если ты вправду нужен? — нерешительно спросила Шура.
— Да зачем Евдокимову вызывать меня телеграммой? — продолжал рассуждать Анохин. — Какие у него могут быть дела на заводе, да еще в воскресенье? Не проще ли приехать самому или прислать за мной машину?
— Но что же делать? — растерянно спросила Шура.
— Прежде всего позвонить Евдокимову, — сказал Анохин. — На всякий случай проверим и посоветуемся, как быть.
— Правильно! — воскликнула Шура. — Я сейчас сбегаю и позвоню!
— Нет, не ты, — остановил ее Павел Тихонович. — Меня уже хотели оставить без Машеньки, почему бы им не попытаться отнять у меня и тебя? Надо быть осторожнее. Попросим Наташу, ее никто не тронет.
Они привыкли к постоянному присутствию Наташи возле себя и часто обременяли ее поручениями, которые обычно даются только членам семьи.
Шура даже не побежала за Наташей, а постучала в смежную стену.
Наташа не заставила себя ждать.
— Ты меня зовешь, Шурочка? — спросила она, без стука входя в комнату.
— Наташенька, у нас к тебе просьба: не сбегаешь позвонить по телефону? — обратилась к ней Шура, не сомневаясь в ответе. — Понимаешь ли, Павлик получил от товарища Евдокимова телеграмму, так надо узнать, обязательно ли ему идти…
— То есть как же не обязательно? — удивилась Наташа. — Если Евдокимов вызывает…
— Да в том-то и дело, что у Павлика нет уверенности, что это Евдокимов, — объяснила Шура. — Сбегай, Наташенька, спроси. Я тебе сейчас дам телефон.
— Понимаю-понимаю! — догадалась Наташа. — У меня есть телефоны Евдокимова. И служебный, и домашний. Сейчас…
