Николай Борисов - Укразия
Арестовали английского шофера… Четыре».
И Иванов, мягко улыбаясь, встает и кошачьей походкой начинает ходить по кабинету. Его мягкие шаги скрадывают ковры, а глаза скрывает полутьма от абажура лампы…
Энгер продолжал работать над кровавым синодиком, когда в комнату ворвался Рунд…
— Господин ротмистр, при проверке тюрьмы…
— Ну?.. В чем дело?.. Короче, господин штабс-капитан.
— Вот передача англичанину, — Рунд положил перед Эн-гером французскую булку.
— Ну?..
— Вот, — и Рунд разломал булку пополам, и из середины выкатилась записка.
Энгер спокойно взял записку и прочел:
«Не беспокойтесь за свою судьбу.
7 + 2».
Мрачные глаза Энгера сузились от злобы. Он заскрежетал зубами, скомкал записку и, ударив кулаком по столу, вскочил.
— Проклятая сволочь, я потребую, чтобы этот бульдог был сегодня же ночью расстрелян.
— Кто это, «7 + 2»?
— Кто? О если бы я знал!.. — Энгер хрустнул пальцами.
— Даже в какой-то церкви, какая наглость, всему городу бьет этот таинственный шифр «7 + 2».
Рунд вздрогнул, ему сразу стало жутко. Он вспомнил недавний звон часов на какой-то церкви. Ударили сначала семь и через некоторый промежуток два.
— Действительно, — пробормотал Рунд. — Но все-таки завтра будет суд над англичанином.
— К черту суд… Я сам ему, сам сегодня же ночью все девять штук всажу в живот… Семь плюс два. Вот и весь суд!.. — и, схватив со стола парабеллум, Энгер в исступлении грозил в пространство.
Глава XXIX. Неудачное свидание генерала
С девяти часов у генерала Биллинга все было приготовлено к приему Кати. В глубине громадного зала, в уголке, убранном коврами, на маленьком столике стояли два прибора, фрукты, вино, ликер, цветы. Генерал сидел в глубоком кресле, тщательно полируя свои ногти, время от времени поглядывая на часы. Вестовой метался по комнате, и каждый раз генерал на него шикал…
— Френч!
Вестовой прибежал с френчем. Насвистывая ариетку, генерал в последний раз бросил взгляд на свою белоснежную рубашку, поправил манжеты и стал одевать френч.
— Ты смотри… Меня нет дома. Понял?..
— Слушаю, ваше превосходительство.
— Меня нет дома для всех, а когда придет одна дама, проводишь ее сюда. Пшол…
Часы отбили последнюю четверть…
А через четверть часа генерал вкусит радость с той прелестной, таинственной незнакомкой.
Вестовой направился к выходу и в дверях растерянно столкнулся с ротмистром Энгером. Не успел ничего сказать и только растерянно развел руками.
Ротмистр быстро подошел к генералу.
— Прочтите, генерал, — и подал записку.
— Ах, опять дела… Ради бога, Энгер, скорее. Чего вы хотите? — отстраняя записку, простонал генерал.
— Я прошу о немедленном расстреле англичанина-шо-фера.
— Что? Шофера… Что вы лезете с такими пустяками. Расстреливайте на здоровье кого угодно и когда угодно.
— Я его расстреляю сегодня ночью.
— Хорошо… Пожалуйста… Я не хочу сегодня дел. Не хочу!
— Подпишите требование о выдаче.
Генерал поглядел на часы и, увидев, что скоро десять часов, заторопился.
— Ради бога, бумажку. Подпишу.
Генерал был полон желания как можно скорее отделаться от Энгера. Нервно схватил бумажку и подписал.
— Довольны? Надеюсь, что вы меня освободите.
В это время в комнату быстрыми шагами вошла Катя. Изящная, как никогда. Вуаль, скрывая черты лица, делала ее еще пикантнее.
Подняв вуаль и бросив сумочку на преддиванный столик, Катя подошла к генералу. Генерал, поглядывая беспомощно на Энгера, приглашал его взглядом как можно скорее выйти, но Энгер не понимал и сухо стоял, не имея желания двинуться с места.
Катя, сняв перчатку, посмотрела на часы.
— Я пришла точно, генерал. Вы должны исполнить обещание и дать мне пропуск.
— К Джону Фильбанку? — сухими губами спросил Энгер. Катя обожгла взглядом ненавистную фигуру ротмистра.
— Да.
Генерал умоляюще взглянул на Энгера и поднес палец к губам. Но Энгер, игнорируя генерала и, смотря в упор на Катю, отчеканивая слова, произнес:
— Он сегодня в три часа ночи будет расстрелян лично мной.
Холодно поклонился и отошел к преддиванному столику. Делая вид, что одевает перчатки, Энгер быстро схватил сумочку Кати и, вынув браунинг, спрятал его в карман. Оглянувшись на растерянного генерала и окаменевшую Катю, Энгер, жестко улыбнувшись, вышел.
Генерал успел все-таки отвести Катю в приготовленный угол и суетился, желая снять с нее пальто.
Катя забылась. Вечно на дороге этот проклятый Энгер. Вечно он, он и он… Ни одного шага, чтобы не столкнуться с его волей, с ним. Опомнившись, отвела руки генерала и, схватив сумочку со столика, выбежала из комнаты.
Генерал остался совершенно ошеломленный. Он испустил глубокий вздох и упал в кресло, вытирая выступивший на лбу пот.
На улице Катя подбежала к извозчику.
— Занят.
Катя пробежала дальше. Остановилась. Где Энгер? Она должна вот сейчас, сегодня убить… убить, уничтожить его, чтобы он не сорвал их работы, чтобы не помешал подготовке восстания.
Оглянулась.
В пролетку сел Энгер.
Вся — порыв, Катя раскрыла сумочку, но рука не столкнулась с холодной лапкой стального металла.
Энгер, проезжая мимо и видя растерянное лицо Кати, улыбаясь, небрежным жестом швырнул ей под ноги револьвер.
Проехал дальше.
Катя, схватив револьвер, задрожала от злости. Побежала по улице. А в голове одна мысль:
«Сегодня в три часа ночи… Сегодня в три часа ночи…»
Генерал вскочил с кресла, позвонил и со всей генеральской яростью обрушился на вошедшего вестового.
— Идиот!.. Я приказал никого не принимать? Прикаа-заал?!
И, заложив за спину руки, генерал побежал по комнате.
— Пойди скажи, чтобы тебя, сукин сын, поставили усиленным под винтовку.
Вестовой пошел к выходу.
— Да в полной выкладке, — крикнул вслед ему разгневанный генерал.
Глава XXX. Небывалое легкомыслие Джона
В железнодорожной пятерке Макаров делал доклад.
Савелий внимательно слушал, и его умные глаза то и дело обегали лица сидящих товарищей.
— Итак, вот, из-под павлинов я вытащил этот пакет, — и Макаров положил пакет перед Савелием.
— Это диспозиции белых и сводки их положения.
— Вот что, ребятки, этот пакет надо отвезти к «Ильичу». Кто прошлый раз ездил?
— Я, — встал Горбов. Рискованно, но прошло благополучно. Разрешите поехать сейчас.
— Хорошо. Возьми двух, — и Савелий передал пакет.
О провокаторе не было сказано ни слова. Он ушел из жизни. Его не стало. А говорить о больном вопросе некогда, да и не стоит.
В комнату вбежала Катя.
— Товарищи, англичанин, привезший деньги от рабочих Англии, будет сегодня расстрелян.
Перевела дух.
— Его лично расстреляет ротмистр Энгер.
Молчание. Ротмистр Энгер был той кровавой тенью, которая мешала дышать пятерке. Его убрать было бы не долго, но так как партия была против террора отдельных лиц, он все еще жил. Хотя не раз горячие головы молодежи мечтали об его убийстве.
— Надо его освободить, — сказал Макаров.
— Стыдно, — сказал Савелий, — у нас подготовка восстания, каждый на счету, и мы не имеем права идти на приключения.
— Но его надо освободить, — сказала Катя, устало опускаясь на стул. — Он ведь помог освободить Галайду.
Жуткое молчание. Двое рабочих отошли в сторону, посовещались и подошли к Савелию.
— Савелий, мы два — не партия, мы пойдем, попытаемся его освободить. Только двое.
— Горячие головы, — улыбнулся Савелий.
— Мы пойдем. Мы не так нужны организации. Мы можем рискнуть.
Савелий промолчал. Молча подошел и молча пожал руки. Рабочие быстро вышли из комнаты.
Катя, вынув браунинг, бросила его на стол.
— Дайте патронов.
Макаров подставил стул, достал из отдушины обоймы, зарядил браунинг и подал Кате.
Уже ночью разошлась пятерка. Железной рукой ревком диктовал действия пятеркам и строил мощную подготовку восстания. Ревком был неуловим. Ревком был ужасом контрразведки и штаба. Приказы ревкома, расклеенные на стенах города, были более обязательны, чем все приказы командующего областью.
К тюрьме торопливо, неслышным шагом шла группа рабочих, человек в шесть. У некоторых на поясах были «лимонки», а под пиджаками торчали, отдувая их, обрезы.
Остановились у ворот.
— Ну, братва, надо связаться с тюрьмой. Для сигнализации.
— Я.
— Я, — сказали одновременно отпросившиеся у Савелия рабочие.
— Хорошо. Лезьте через стенку и караульте двери. Как выведут через ворота, — бомбу во двор для отвлечения, а другую в начальство. Понятно?
