Чингиз Абдуллаев - Один раз в миллениум
— Вы разве не видите? Она ведь явно ревнует своего шефа ко мне. Да и ко всем женщинам, с которыми тот может встретиться.
— По-моему, это ваше субъективное мнение, — заметил Дронго, — ей неприятен был сам вопрос. Точнее, подтекст, который был заложен в этом вопросе.
— У каждого своя специализация, — заметила Оксана Григорьевна, пододвигая к себе чашечку с кофе. Дронго обратил внимание, что сахар она не положила.
— Вы, очевидно, долго специализировались на громких политических преступлениях, — заметила она, пригубливая кофе, — а я работала сначала в следственном управлении. И прекрасно знаю, что девяносто процентов подобных преступлений носит чисто бытовой характер. Я не думаю, что от Халуповича пытались таким образом избавиться его конкуренты, возможные соперники. Для подобных дел нанимают киллеров, которые, гарантированно убирают опасного человека, — она рассуждала слишком спокойно, словно излагала свои теоретические взгляды на развитие процессуального права в стране, — но подсыпать яд в бутылку с минеральной водой — это слишком по-женски. Коварно и неумно. Я думаю, что вы правы. Конечно, пытались отравить Эдуарда Леонидовича, а погибла несчастная женщина. И, возможно, убийцей была одна из знакомых Халуповича. Я не думаю, что убийцей была одна из нас, кого он нашел и пригласил через столько лет. Для этого нужна очень сильная мотивация. Скорее, убийство совершено кем-то из других знакомых Халуповича. И возможные подозреваемые — жена, любовница, секретарша. Кто — то из них.
— Секретарши не было в тот день в доме, — сказал Дронго, — она вообще там не бывала.
— Это она так говорит.
— Халупович сказал мне то же самое.
— Он мог соврать.
— Если он попросил меня заняться этим делом, то вряд ли начал бы с подобной лжи, понимая, как негативно это отразится на дальнейшем расследовании.
— У мужчин своя логика. Возможно, он считает ее вне подозрений, — продолжала настаивать Оксана Григорьевна, — а кроме того, яд можно было положить и в другой день.
— Не получается. Водитель купил ящик воды именно в тот день.
— Может быть, его супруга? Она могла узнать о квартире своего благоверного. Некоторые жены не прощают подобных «шалостей».
— Я не уверен, но, по-моему, она даже не знает, где находится эта квартира.
— И вы полагаете, что убийство совершила я или кто-то из женщин, встречавшихся с Халуповичем много лет назад? — насмешливо спросила Оксана Григорьевна.
— А вы считаете, что ваша служба в прокуратуре дает вам индульгенцию от подозрений? — улыбнулся Дронго и взял свою чашку с чаем.
— Нет, — хищно улыбнулась она, — но зачем мне его убивать? Тем более таким примитивным способом? Считаю, что вы пошутили.
— Возможно, — согласился Дронго, — но тогда кто это сделал?
Она невозмутимо допила кофе и поставила чашечку на стол. И также спокойно произнесла:
— У любого человека, бывают свои тайны. Почему вы считаете, что Халупович должен быть исключением? Возможно, что он сам придумал эту красивую историю про приехавших со всех концов света женщин, с которыми когда-то встречался. Придумал, чтобы скрыть свое преднамеренное убийство и запутать следствие. Такой вариант вы исключаете?
— У вас есть номер его мобильного телефона?
— Он дал мне свою визитку и написал на ней номер телефона, — вспомнила Оксана Григорьевна. — Но визитка лежит у меня в сумке, и я ни разу даже не посмотрела на нее. Это мне неинтересно. Или вы полагали, что дело обстоит по-другому?
Дронго подумал, что у нее красивое и одновременно злое лицо. «Почему-то лица красивых женщин после сорока лет обретают именно такие черты. Становятся красивыми и злыми одновременно. Дурнушки становятся добрее, им не так больно расставаться с молодостью. А вот красивые женщины начинают сходить с ума, глядя на видимые изменения, которые ежедневно отражаются в зеркале. Может, поэтому они и становятся такими стервозными». Хотя он знал и исключения из этого правила.
— Вы говорили, что вам было с ним хорошо, — невежливо напомнил Дронго, — или я не так понял?
— Разве это имеет отношение к нашему делу? — искренне удивилась она. — Он может быть прекрасным любовником и хладнокровным убийцей. Это разные вещи, или вы считаете по-другому?
— Мне трудно представить, что такой эпикуреец, как Халупович, мог решиться на убийство домработницы, — признался Дронго. — Скорее, он бы просто выгнал ее из дома. Зачем ему убивать эту несчастную женщину?
— Она могла узнать нечто важное о состояний его финансов или другую тайну, которую не следовало знать. И не нужно на меня так смотреть, — попросила она, — в конце концов, это только мои предположения. Я тоже понимаю, что он вряд ли подходит на роль хладнокровного убийцы. Пожалуй, мне нужно познакомиться с двумя моими «соперницами».
Она произнесла эти слова с чувством некоторого превосходства и с видимой усмешкой. Она сознавала, что для своих лет сохранилась очень хорошо. Дронго подумал, что она выглядит лучше несколько располневшей Элги Руммо и не столь рьяно следившей за собой Фаризы Мамаджановой. Хотя последняя сохранилась не хуже. Но у нее не было в глазах той нагловатой уверенности, что была у Оксаны Григорьевны. Она, очевидно, сознавала силу своей внешности и это немало помогало ей в служебном росте, даже в такой специфической организации, как прокуратура.
— Я думаю, что нам нужно поехать в прокуратуру и все рассказать, — строго предложила Оксана, — иначе потом мы попадем в дурацкое положение свидетелей, уклоняющихся от дачи показаний…
Она не успела договорить, как дверь открылась и в кабинет вошел Эдуард Леонидович. Он был в элегантном темном плаще, который не успел снять в приемной.
— Здравствуйте, — отрывисто сказал он, — вот я и приехал.
— Немая сцена, — насмешливо сказала Оксана Григорьевна, взглянув на вошедшего, — ты как нельзя кстати. Может, расскажешь, что у тебя случилось?
— Неприятности, — пробормотал Халупович, снимая плащ. — Нина! — крикнул он секретарше, бросил плащ на спинку стула и, подойдя к дивану, сел на него рядом с Дронго.
Вошедшая Нина молча унесла плащ в приемную. Очевидно, она знала о вкусах патрона и поэтому не стала спрашивать, что именно он будет пить — чай или кофе.
— Я уже слышала про твои неприятности, — требовательно заметила Оксана Григорьевна, — вызвал всех нас и втянул в неприятную историю.
— Ты думаешь, я специально это сделал? — раздраженно заметил Халупович. — Тебе никто не говорил, что у тебя в голосе появились прокурорские нотки?
Она взглянула на Дронго и улыбнулась. Потом сказала:
— Если бы ты был внимательнее к людям, ты бы мог поинтересоваться, где именно я сейчас работаю.
— Неужели прокурором? — удивился Эдуард Леонидович.
— Вот именно. Я начальник отдела в городской прокуратуре. Между прочим, я тебе сказала об этом, когда мы встретились в квартире. Но ты пропустил это мимо ушей. В тот момент зазвонил телефон, и ты не стал переспрашивать.
— Ты сказала «начальник отдела», и я подумал, что ты начальник юридического отдела, — пробормотал Халупович, — только прокурора мне и не хватало для полного счастья. И какое у тебя звание? Генерал или маршал прокуратуры?
— Маршалов в прокуратуре не бывает и генералов тоже. Есть приравненные к ним государственные советники юстиции. Но могу тебя успокоить: государственным советником я еще не стала. Хотя, если перевести на военные звания, я уже подполковник. Тебя это устраивает или ты хотел бы большего?
— Я бы хотел сейчас сидеть на Лазурном берегу и не думать про это убийство, — проворчал Халупович. — Тебе, наверное, уже рассказали, что случилось у меня дома.
Нина внесла кофе и поставила его перед Халуповичем. Затем, взглянув на Оксану Григорьевну, спросила:
— Вам еще кофе?
— Спасибо, милая, — с плохо скрываемым сарказмом улыбнулась гостья, — я, кажется, уже напилась.
— Хотите еще чаю? — значительно мягче спросила Нина у Дронго.
Очевидно, ей не нравилась Оксана Григорьевна, и та, похоже, отвечала ей взаимностью. Дронго не хотел чая, но понял, что для смягчения обстановки должен попросить Нину оказать ему эту услугу. И он согласно кивнул головой. Молодая женщина оценила его тактичность и поспешила выйти из кабинета.
— Нина, — крикнул ей вслед Халупович, — где Трошкин, где Оля? Куда они пропали?
— Ищут Таню, — ответила Нина, снова появляясь в кабинете.
— Как это ищут? Она потерялась?
— Нет. Спустилась в нашу столовую. Сейчас ее приведут.
— Хорошо, — Халупович чуть ослабил узел галстука. Потом взглянул на Дронго, — наша полоумная соседка, оказывается, видела, как ко мне приходили женщины. Только она говорит, что женщин было пятеро, а не четверо. Но я-то точно знаю, что было четверо. Несчастная Елизавета Матвеевна и три моих гостьи.
