Вадим Пеунов - Последнее дело Коршуна
— Будет сын!
Проснулась Зиночка все с теми же мыслями: «Сын! И назову его Виталием».
Пелагея Зиновьевна молча поставила на стол завтрак и, чтобы не глядеть на дочь, так же молча ушла к соседям. Но Зиночка не ощущала на себе тяжести преступления. Знала, что ее бескорыстная любовь не разрушит чужую семью. Зиночку беспокоило другое: почему не пришел Виталий. «Наверно, занят… или уехал в командировку. Но хотя бы позвонил!»
«Встречаю восьмого московским»
Хотя никаких документов у диверсанта, пытавшегося выбросить Калинович из поезда, обнаружить не удалось, следствие неожиданно получило новые данные. Не прошло и недели, как из Рымниковского управления сообщили, что диверсанта опознали. Это был работник одного из районных жилищных управлений города Рымники, некий Игнат Хмыз. Он переселился из Польши в 1946 году и с тех пор проживал в Рымниках. Никаких компрометирующих данных о нем до сих пор не имелось.
Пока Рымниковское управление наводило об Игнате Хмызе более подробные справки, майор Наливайко должен был съездить в Рымники, постараться найти следы переписки Дубовой и познакомиться с материалами бывшего гестаповского архива, который успела просмотреть Дубовая.
Прихватив с собой на всякий случай фотографию Игната Хмыза, майор прибыл в город. Процедура тщательной проверки около дверей в квартиру Полонской повторилась. Но теперь майора узнали и сразу же впустили. Майор увидел, что левую руку старушки, чуть повыше локтя, перехватила широкая повязка черного бархата.
«Траур надела. По Дубовой тужит», — понял Наливайко, и ему стало жаль маленькую, сгорбленную старушку, которая чем-то напоминала грача.
— Цо скажет пан майор? Наверно, уже нашли того ма́рдера-убийцу?
— Нет, пани Полонская. Но еще немного, и мы его разоблачим. Вы нам во многом помогли, рассказав о Нине Владимировне и передав ее вещи. Но этого недостаточно. Скажите, пани Полонская, часто к Нине Владимировне приходили гости?
— К Нине?
Пани Полонская вопрос майора поняла по-своему и начала с жаром доказывать, что Нина кавалеров не водила, а любила только одного брата.
— Брата? — удивился Сергей Петрович. Что-то уж очень быстро начала Дубовая обзаводится родичами. То муж, то брат. Что это за птица? — А вы его знаете?
— Конечно. Пани Полонская любила дочку и все, все знала. Брат не раз приезжал к Нине, и сама она очень часто ездила к нему в Пылков.
— А каков он из себя, этот брат? Может, пани Полонская запомнила его лучше, чем Яна?
— Конечно, запомнила. Пан Владислав — красивый мужчина высокого роста. На целую голову выше пана майора. Пан Владислав очень хороший. Только руки у него обрублены вот так, — провела Владислава Иосифовна по пальцам левой руки, как бы отделяя их от ладони.
Она поднялась со стула и направилась к своему шкафу. Еще в предыдущее посещение майор обратил внимание на его доисторический вид. Шкаф был, должно быть, какой-то фамильной гордостью, поэтому его и не выбрасывали на свалку.
Протяжно и жалобно заныли петли. В шкафу в идеальном порядке лежали коробки, коробочки, свертки из газет, портреты, картины и просто бумага. Одежды не было.
— Тут, — ткнула Владислава Иосифовна пальцем, — тут я повесила подарок Нины.
Полонская вынула из шкафа небольшую старую папку, из которой бережно извлекла фотографии пышных дам и усатых уланов чуть ли не времен Отечественной войны 1812 года. Среди них было фото, завернутое отдельно от остальных в тонкий листок желтоватой бумаги.
— Прошу пана майора посмотреть. Ото моя цурка Ниночка с братом.
На открытке, слегка наклонившись друг к другу, сидели Дубовая и Дробот. Наливайко взглянул на обратную сторону. Наискось, через все поле, растекались характерные широкие буквы размашистого почерка: «Дорогой пани Полонской от названных брата и сестры. Декабрь, 1951 год», и две подписи: «Дубовая», «В. Дробот».
Из сообщения Долотова майор уже знал, что Нину Владимировну в семье Дробота называли сестрой.
«Кажется, тут все в порядке».
— Пани Полонская, а вы не можете припомнить, зачем поехала Нина Владимировна в Пылков?
— К мужу, пану Яну.
— Это она вам сама говорила?
— Нет. Так сказал пан Ян, когда приезжал.
— А что она сама говорила перед отъездом?
— Спрашивала меня, успеет ли на поезд.
— А потом?
— Потом собралась и побежала. Нет, нет. Она сначала что-то взяла с этажерки. А потом ушла.
Майор был не новичок в работе. Но такого сложного и запутанного дела ему еще не встречалось. Обычно бывает так: чем больше работаешь, чем тщательнее ищешь, тем яснее становится суть, тем ближе подходишь к развязке. Над делом Дубовой работало три человека. Но чем больше они углублялись в поиски, чем больше прилагали усилий, тем запутаннее и не яснее становилось дело. Обстоятельства хаотически нагромождались одно на другое. Факты следовали за фактами но привести их к какой-то единой системе пока было невозможно.
— А Нина Владимировна в Пылков, случайно, не к брату поехала?
Нет, нет. Хотя пани Полонская старая и ее уже позвали на тот свет, но она все, все помнит. Она спросила, не к брату ли едет Нина, а та ответила: «Нет, не к брату».
«Если не к брату, то к кому же она могла ехать? Что подняло ее в такой спешке? „Муж Ян“ охотился за какими-то документами. А не к нему ли ехала Дубовая? Причина поездки пока неизвестна. В Пылкове во время убийства бандиты документов не обнаружили, поэтому и обокрали квартиру. Необходимо проверить эту версию».
Но, прежде чем уйти, майор решил показать Полонской фотографию Хмыза.
— Как вам нравится мой знакомый?
— То ж пан Игнат! — изумилась Полонская.
— А откуда вы его знаете? — стараясь не выдать своего ликования, спросил Наливайко.
— О! То добрый, очень добрый человек. Он всем, всем помогал получать хорошие квартиры. Пан Игнат долго-долго сидел у меня, рассказывал, как он людям помогает. Он и к Нине пришел попросить за одну бедную вдову.
Полонская и не подозревала, какую неоценимую услугу она оказала майору, рассказав о пане Игнате. Оказывается, человек, который покушался на Калинович, хорошо знал Дубовую и даже был у нее в квартире, специально выбрав время, когда Нины Владимировны не было дома.
Теперь все, казалось бы, случайные детали и факты, собранные работниками органов, соединялись в единую, цельную систему, и во всем этом самым важным было то, что подтвердилась версия полковника: дело Замбровского, Калинович и дело Дубовой имеют тесную связь, хотя еще и не до конца ясно, какую именно.
— Когда приходил к вам Игнат? — Наливайко спрятал фотографию в карман.
— Перед праздниками. Нина только что приехала из села.
Неужели это была подготовка к покушению? Но почему же Дубовая была так опасна для какой-то банды? Вопрос очень важный. Нет ли на него ответа в переписке Нины Владимировны? Может быть, она где-то обмолвилась; может быть, у нее в письмах проскользнуло то слово, которое так нужно сейчас работникам органов.
— Пани Полонская, а вы не скажете, часто ли приходили к Нине Владимировне письма?
— Письма? Нет. Нина писем не получала. Газеты, журналы… то другое дело. Их почтальон приносит каждый день.
«Должно быть, письма шли на прокуратуру», — решил Наливайко и поднялся.
— Ну, я пойду, пани Полонская.
— А когда пан майор придет обедать?
Наливайко еще утром на вокзале выпил стакан чаю с бутербродом. Поэтому не мешало бы сейчас подкрепиться более основательно.
— Вы не беспокойтесь, пани Полонская. Я пообедаю в столовой.
Но гостеприимная хозяйка обиделась.
— Я живу, конечно, не богато, может быть, не так, как пан майор. Но зачем же уходить! Через час обед будет готов.
Обижать старушку не хотелось, но и принять приглашение было не совсем удобно. Каков доход Полонской? Пенсия да кое-какие запасы, сделанные Дубовой. И все.
— Хорошо, пани Полонская. Я буду у вас обедать. Сейчас мне нужно пойти, а через часок я вернусь.
Данилин, узнав, что майора интересует причина, побудившая Дубовую выехать в Пылков, нашел простую и вполне вероятную разгадку.
— Нина Владимировна, наверно, получила какой-то вызов.
Когда? Седьмого и восьмого праздники. На почте работает только телеграф. Может быть, телеграмму? Телеграмма на квартиру не приходила. Это майор знал со слов Полонской.
— Может быть, сюда, на прокуратуру, шла корреспонденция Дубовой?
Данилин вызвал секретаря и попросил принести из кабинета Дубовой всю корреспонденцию. Через несколько минут перед майором лежало десятка два-три конвертов, адресованных следователю или депутату. Люди с разных концов области просили Нину Владимировну, требовали, благодарили. И хотя Дубовая погибла почти две недели назад, она и теперь продолжала жить и работать. Просмотрев мельком все письма, Наливайко убедился, что это была деловая переписка. Приглашений на праздник или просьбы приехать среди них быть не могло. Теперь оставалось одно — побывать на главпочтамте, проверить книги регистрации телеграмм и заглянуть в отдел до востребования.
