Мастер Чэнь - Амалия и Золотой век
— Ой, — говорю я и опираюсь на руку Эдди. — Это хорошо.
Ответ мне — треск и грохот из поднебесья, между крыш. Десятки огней, свист, кривые белые траектории.
— Вот ваш праздник! — кричит мне Эдди и поднимает голову к небу.
И огненные колеса, и снова свист, и россыпь выстрелов и взрывов. Как маленькая война, только на этой не убивают.
А потом я понимаю, как хорошо, когда есть вот такие переулки, где тихо.
— Офисные крысы пошли по домам еще вчера, — ехидно говорит Эдди. — Так, если пойти обратно, на Санта-Крус, то там есть «Ла Перла», а в ней едят точино дель сьело и бразо де мерседес, хорошие. Но сегодня — не пробьемся. Хотя — попробовать?
Я вижу, что лоб его блестит, и все-таки выпил он много.
— Эдди, праздник хорошо покидать, пока он не кончен. Это всегда надо делать, когда вам еще не очень хочется уходить, слышите? — громко говорю я, не сразу понимая, что в этом переулке орать не надо, тут тихо и никого нет. — Где там ваш дом и где моя лошадь? Если она, бедненькая, не умерла от этого грохота.
— Мой дом там, два квартала, — машет он рукой в одну сторону. — А лошадь — Хуан же сказал, что будет ждать здесь, в конце переулка, потому что здесь тихо. Так, мы высадились под вывеской Sabatero optical upstairs, вот. Значит — там, там, за углом, пятьдесят ярдов, — показывает он в другую сторону. — Кажется, вон задняя часть калесы, и Хуан никуда не уйдет. А о чем мы вообще говорим, давайте я вас провожу туда…
— Да нет же, Эдди, я действительно ее вижу. Спасибо вам. Вы подарили мне праздник.
Я пожимаю ему руку, делаю несколько шагов по улице, к шуму и голосам, вижу калесу — но не мою. И обнаруживаю вдобавок, что забыла где-то мои старые туфли — а что вы хотели, праздник! Зато чинелы на ногах. А если вывеска здесь, и Хуан сказал, что будет ждать в конце этого переулка… Концов всего два. Вон он, другой конец, там горит золото огней Эскольты, мелькают ноги и головы, совсем близко.
Я делаю несколько шагов по неровному асфальту, смотрю под ноги — тут может быть что угодно. В лучшем случае банановая шкурка.
— Hoy, putangina mong duling!.. — почти прошептал человек из темноты, из дверного проема. И сделал шаг вперед, спиной к грязно-желтоватому свету далекого фонаря.
И я увидела это лезвие, большое, как топор.
Дальнейшее известно и кончилось, к счастью, хорошо. Потому что из ниоткуда возникла белая тень человека, чья фамилия почему-то означала «зеленый». Если это была его настоящая фамилия.
— Итак, господин Верт. Вчера был хороший вечер. Вы спасли мне жизнь, а я…
— А вы не хотели уходить с танцев. А что касается вашей прелестной узкой юбки, то к ней недоставало еще одной важной в этих краях детали туалета. Вы знаете, что такое воскресная мантилья? Она нужна здешним дамам, чтобы прикрыть драгоценности, потому что к мессе на рассвете они идут напрямую из клуба после бурной субботней ночи. А потом уже — спать.
— Но вы мне простили отсутствие мантильи.
— Бесспорно.
Утро после праздника — особенно такого, как получился у меня, — вот оно: город грустит, людей почти нет, везде обрывки бумаги на сером асфальте. И строчки газеты примерно с таким текстом: мэр Манилы Хуан Посадас без белого солнечного шлема — это уже не мэр Хуан Посадас. Но на инаугурации он был признан самым элегантным из всех, носивших цилиндр и державших трость. В наклоне его цилиндра и изяществе сюртука было что-то дьяволское. Он потряс публику и бросил вызов самому наследнику британского престола Эдварду. Никто не узнал бы в этом человеке в цилиндре бывшего лукового фермера из Мунтилупы.
В общем, вчера всем было весело. А сейчас — уже сегодня.
— Я в чем-то сильно ошиблась в эти первые дни здесь, господин Верт, — признала я. — Хотя ведь замечала, что слишком все легко получалось, буквально в один день. Но не волновалась. Не думала, что возможно такое, по крайней мере так быстро… Зато стало интересно. Итак, у нас две версии того, что там случилось, в переулке.
— Этот молодой человек, который привел вас в ловушку и вдруг исчез. Он — первая версия. А вторая — это ведь я?
— Конечно, господин Верт.
Он строго посмотрел на меня этими странными — все-таки, оказывается, серыми глазами. Ему очень, очень нравилось быть подозреваемым.
— Но вы не могли заранее знать, что я окажусь в этом переулке, — сказала я.
— А зачем мне было об этом знать? — с удовольствием опроверг меня он. — Допустим, так. Мы с апашем шли за вами, беседуя о погоде и войне в Эфиопии, потом он увидел, что случай удобный, занял место в темном углу, я временно отступил, потом вовремя появился — и вот вам! Приятное знакомство состоялось. Ваше доверие завоевано навсегда.
— Шли за мной с апашем от самого отеля? И вы не взяли револьвера, чтобы не застрелить случайно вашего сообщника?
— А, допустим, у меня нет револьвера! — с азартом отозвался он.
— И как же вы собирались меня спасать? А вдруг я забыла бы свой пистолет у зеркала, рядом с большой пудреницей?
Пауза, господин Верт в раздражении откидывается на подушки кованого металлического стула. Белый альпаковый костюм сидит на нем так, будто это фрак.
— Подозреваемый из меня пока — полный провал, — признает он. — Но не надо мне полностью доверять. Кто знает. Может, я все очень сложно, очень тонко придумал.
— Не буду доверять! — успокаиваю его я. — А вот тот молодой человек — тут все интереснее. И ведь до конца никак не скажешь точно… И это все-таки могла быть случайность, просто появился бандит… А главное, зачем и почему… Но подождите, Верт, с вами еще не все ясно. Каким образом вы вообще там оказались, с апашем или без? Вы сказали, что присматривали за мной. И каким образом? Вот мы с этим юношей выходим из отеля, садимся в калесу. А вы сидите в кустах у входа?
— Нет. Сижу вовсе не я. Вообще-то вечером я вполне мог быть не у себя в отеле, и тогда все могло выйти куда хуже, чем вы думаете. Но я там был. И конечно, я взволновался — вы ведь впервые оказались в такое время в подобном месте. Ну а от отеля до Эскольты совсем близко. Пять минут хорошей лошадью. У отеля всегда кто-то дежурит с калесой.
— Звонок откуда?
— С Эскольты, конечно. Они ехали за вами от отеля на второй калесе. Потом один звонил, второй и третий шли за вами. Один из двух работал челноком, докладывал тому, что у телефона, бежал обратно. А своей базой самый главный из них сделал одно вкусное место. Кажется, «Ла Перла».
— Я чуть туда не зашла!
— Недалеко от «Санта-Аны», между прочим. Оттуда и звонил, за пять сентаво. Хотя когда я приехал и увидел эту уличную толпу, то понял, что если бы вы с вашим провожатым шли побыстрее и по менее очевидным маршрутам, то дело было бы плохо. Они бы потеряли вас или друг друга. Так что вам еще раз повезло. Они очень быстро бегают, конечно, отлично проскакивают сквозь толпу, а вы не могли через нее пробиться, и это помогло. Вдобавок вы сначала пошли как раз в направлении телефонной засады, на Санта-Крус, и они делали все более короткие броски. А тут и я подъехал и взял дело на себя.
— Кто — они? У вас тут что — целая армия?
— Мадам Амалия, вы что, не читали «Шерлока Холмса»? Это же так просто.
— Так, так… уличные мальчики. Вот эти, которые поселились у моего офиса?
— Конечно. Израсходовали вчера много сентаво. Меня, увы, ждет счет. Зато они знают настоящие цены. На калесу, например. И им проще, чем мне, было сидеть в кустах у отеля. Или еще где-нибудь. Они и сейчас вас подстерегают за углом, не сомневайтесь. Но вы же не будете показывать вида?
Э, нет, не так все просто, сказала я себе. Про сентаво мы еще поговорим. А пока что…
— Верт, всего этого не могло быть.
— Почему же?
— Мы с вами говорим сейчас на французском. И вы сами сказали, что английский…
— А вы думаете — мальчики говорят на английском? Уличные мальчики?
А ведь он прав. А тогда…
— Я начал с ними разговор вот с чего, — сказал он. И приложил руки к сердцу, мучительно сморщив лицо. — Это означает, что я страдаю от любви. Потом я показал им на ваше окно. А дальше — вот так… (он изобразил двумя руками что-то вроде бинокля у глаз). И если вы слышали детский смех на углу, так будьте уверены — им мой язык был понятен. И даже симпатичен.
— Но, Верт, у меня в офисе две женщины!
— Две? — поднял он брови, сморщив лоб. — Какие еще две, о чем вы?
Более милого человека на свете быть не может, подумала я. Чтобы он не заметил Лолу? Чтобы вообще кто-то ее не заметил? Только очень умный мужчина может так изящно сообщить вам, что вы — единственная.
— Главный мальчик, правда, тоже показал мне два пальца, — признал он, наконец. — А я сделал вот так…
Он продемонстрировал жест ладонью вниз, ближе к каменным плитам пола.
— И ваша длинная секретарша их больше не интересовала, — завершил он. — Да и вообще, даже мальчики понимают, что миниатюрная женщина интереснее. Ее так хочется защитить.
