Ян Флеминг - Мунрейкер
— Ничего определенного, — сказал М. — Сейчас главная его забота оградить девушку от газетчиков и сохранить в неприкосновенности ее «крышу». Конечно, газеты только об этом и пишут. Увидите в вечерних выпусках. Все буквально с ног сбились в поисках ее фото. Вэлланс подготовил один снимок, похожий на любую девушку и вместе с тем сохраняющий черты мисс Бранд. Она вышлет снимок сегодня вечером. Хорошо хоть, что репортеры не смеют сунуть носа на базу. Она не дает никаких интервью, и Вэлланс молится, чтобы какой-нибудь ее родственничек или знакомый не поломал всю комбинацию. Сейчас ведется дознание, и Вэлланс надеется, что к вечеру дело будет официально закрыто, и тогда газеты вынуждены будут замолчать из-за недостатка информации.
— Вы говорили о пробных запусках, — напомнил Бонд.
— Все идет строго по графику, — ответил М. — Запуск назначен на пятницу в полдень. Будет использована опытная боеголовка, ракету запустят вертикально вверх с баками, заполненными топливом на три четверти. В Северном море в районе 52-й широты будет освобожден квадрат площадью в 100 квадратных миль. Это на северной оконечности линии, соединяющей Гаагу с заливом Уош. Прочие подробности будут сообщены в четверг вечером премьер-министром.
М. замолк. Он повернулся в кресле и теперь глядел в окно. Бонд слышал, как где-то пробили далекие куранты. Один час. Неужели он опять пропустит обед? Если бы М. перестал совать нос в дела другого ведомства, то Бонд успел бы пообедать и разузнать насчет «бентли». Бонд неловко поерзал в кресле.
М. отвернулся от окна и вновь посмотрел на Бонда.
— Больше всего шума этот инцидент наделал в министерстве ассигнований. Тэллон был в нем одним из лучших сотрудников. Все это время его донесения были самого негативного характера. Наконец, вчера днем он внезапно связался по телефону с помощником заместителя министра и доложил, что на площадке творится нечто странное. Сегодня в десять утра он должен был делать доклад министру. По телефону он не мог сказать большего. А через несколько часов его застрелили. Еще одно занятное совпадение, не правда ли?
— Уж куда занятнее, — заметил Бонд. — Но почему бы тогда не приостановить работы и не произвести общую проверку? В конце концов, все это слишком серьезно, чтобы пускать дело на самотек.
— Сегодня рано утром состоялось совещание кабинета министров, — сказал М., — и премьер-министр задавал этот же вполне законный вопрос. Имеем ли мы свидетельства попыток, или даже намерений, саботировать «Мунрейкер»? Ответа нет. Есть лишь смутные подозрения, выплывшие на поверхность лишь в последние сутки благодаря туманному донесению Тэллона и двойному убийству. Все согласились, что покуда мы не располагаем уликами, оба эти инцидента следует объяснять невероятным нервным напряжением, царящем на площадке. А пока, с учетом нынешней политической ситуации, было решено, что чем скорее «Мунрейкер» позволит нам обрести независимый голос на международной арене, тем будет лучше для нас, и, — М. пожал плечами, — вероятно, для всего мира в целом. Все также сошлись на том, что на данный момент имеется гораздо больше доводов в пользу запуска «Мунрейкера», нежели против. Министр ассигнований вынужден был это признать, хотя он прекрасно осознает, как, впрочем, и вы и я, что каковы бы ни были факты, для русских саботаж «Мунрейкера» накануне испытаний явился бы колоссальной победой. И преуспей они в этом деле, проект надолго бы попал под сукно. Над ракетой трудятся пятьдесят немцев. Любой из них может иметь родственников, которые до сих пор могут находиться в руках русских и, значит, могут быть использованы в целях оказания нажима. — М. помолчал, посмотрел в потолок. Затем, опустив глаза, он задумчиво вперился в Бонда.
— Министр попросил меня встретиться с ним после совещания. Он сказал, что никак не мог отозвать Тэллона немедленно. Его преемник должен владеть немецким, иметь опыт антидиверсионной работы и опыт работы против наших русских коллег. МИ—5 предложила троих кандидатов. Однако в данный момент все они заняты на заданиях, но в считанные часы могут быть отозваны. Однако затем министр поинтересовался моим мнением. И я его высказал. Оно было передано премьер-министру, и все формальности были тут же улажены.
Бонд с обидой и раздражением глядел в эти серые неуступчивые глаза.
— Итак, — безо всякого выражения проговорил М., — сэр Хьюго Дракс уже извещен о вашем назначении и сегодня вечером ожидает вас к ужину у себя в штаб-квартире.
10. Агент особого управления
Вечером того же вторника, что приходился на последние числа мая, Джеймс Бонд гнал свой огромный «бентли» по прямому как стрела шоссе Дувр — Мейдстон. Было шесть часов.
Несмотря на то, что скоростная езда требовала предельной собранности, Бонд мысленно возвращался к тем шагам, которые были предприняты им после того, как четыре с половиной часа тому назад он покинул кабинет М.
Пересказав вкратце суть дела секретарше и наскоро проглотил в столовой обед, он попросил механика поторопиться насколько возможно с наладкой машины и потом доставить ее, заправленную под завязку, к его дому. Затем, взяв такси, он добрался до Скотленд-Ярда, где без четверти три у него была назначена встреча с помощником комиссара полиции Вэллансом.
Внутренние дворики и тупички Скотленд-Ярда как всегда показались Бонду похожими на тюрьму, с которой сняли крышу. Тянувшиеся вдоль погруженных в прохладу коридоров люминесцентные лампы слизывали естественный цвет со щек сержанта, расспрашивавшего Бонда о цели визита и следившего за тем, чтобы он поставил свою подпись на бланке цвета незрелого яблока. Такую же шутку сыграло освещение и с физиономией констебля, который провел Бонда по короткой лестнице и дальше по тусклому проходу между рядами безымянных дверей в приемную.
Невзрачная женщина средних лет с потухшим взором человека, много повидавшего в жизни, вошла в приемную и сообщила, что помощник комиссара освободится через пять минут. Бонд отошел к окну и выглянул в серый дворик. Из здания вышел констебль, без шлема казавшийся до неприличия обнаженным, и пересек дворик, жуя на ходу разрезанную надвое булочку, между половинками которой что-то розовело. Было очень тихо, сюда не долетал шум автомобилей с Уайтхолла и с набережной. Ему стало не по себе. Еще никогда не доводилось Бонду иметь дело с этим чужим ему ведомством. Он будет отрезан от товарищей, своих обычных дел. Уже теперь, в этой приемной, он чувствовал себя не в своей тарелке. Среди посетителей этой комнаты попадались только преступники или осведомители, да еще иные важные персоны, тщетно пытавшиеся избежать наказания за вождение автомобиля в нетрезвом виде или отчаянно надеявшиеся доказать Вэллансу, что его или ее сын не гомосексуалист. По пустякам в особое управление не ходят. Здесь либо обвиняют, либо оправдываются.
Наконец, женщина позвала Бонда. Он загасил сигарету о крышку жестяной коробки из-под сигарет «Плейере», которая служит пепельницей чуть ли не во всех приемных различных госучреждений, и проследовал за ней по коридору.
После сумрака приемной яркое сияние пламени в камине просторной, радостной комнаты показалось каким-то фокусом, вроде сигареты, предложенной на допросе в гестапо.
Почти пять минут понадобилось Бонду, чтобы стряхнуть с себя уныние и понять, что равнодушный к межведомственной вражде Ронни Вэлланс действительно рад его приходу и заинтересован лишь в одном — сохранить «Мунрейкер» и уберечь лучшего из своих сотрудников от возможных неприятностей.
Вэлланс был прирожденный дипломат. Первые несколько минут он говорил только об М. Говорил искренне и профессионально. Ни словом не обмолвившись о деле, он завоевал дружбу и полное расположение Бонда.
С трудом прокладывая себе путь по запруженным народом улочкам Мейдстона, Бонд подумал, что своим умением ладить с людьми Вэлланс был, по-видимому, обязан двадцатилетнему опыту бесконфликтного сотрудничества с МИ—5, а также с униформированным персоналом и общению с полуграмотными политиками и вечно обиженными иностранными дипломатами.
Когда после четвертьчасового напряженного разговора они расстались, каждый знал, что обрел союзника. Имея в своем распоряжении Бонда, Вэлланс был уверен, что теперь Гала Бранд вправе рассчитывать на помощь и защиту при любых обстоятельствах. Также он оценил профессионализм Бонда и отсутствие у него каких бы то ни было ведомственных амбиций по отношению к Специальному управлению. Что же касается Бонда, то он был восхищен тем, что узнал об агенте Вэлланса, и больше не чувствовал себя одиноким, ибо за ним стоял Вэлланс и все его управление.
Покидая Скотленд-Ярд, Бонд твердо знал, что не отступил от первейшего принципа Клаузевица — он обеспечил себе тылы.
Визит в министерство ассигнований не прибавил ничего нового к тому, что Бонду было уже известно. Он еще раньше успел изучить дело Тэллона и его донесения. Первое представляло собой незамысловатую биографию майора, вся жизнь которого прошла в армейской разведке и службе полевой безопасности; последние рисовали картину живого и хорошо отлаженного творческого организма — два-три случая пьянства, мелкая кража, несколько драк с неопасной поножовщиной, но в целом вполне лояльный и сработавшийся коллектив.
