Павел Астахов - Шпион
— Прорвемся! — забарабанил он пальцами по столу.
Да, в подготовленном им деле еще оставались неясные, а то и откровенно слабые места. Но кто, как не Железный Юрик, знал: невиновных людей нет. Есть еще не разоблаченные! Лишь начни копать, и появится все: и преступление, и мотив, и, само собой, улики.
Пятнадцать
— Ну, так что, Николай Иванович, что вы решили? Как быть с испытаниями?
Смирнов глянул на часы — дело шло к обеду, — тяжко вздохнул и почесал переносицу. Денег на постройку пятидесяти образцов твердотопливных двигателей было выделено достаточно — даже по российским меркам, с учетом всех «накладных» и «непредвиденных» расходов. Но как объяснить британским партнерам, что большая часть их уже истрачена и восстановлению не подлежит? Как, например, можно вернуть купленный недавно, хоть и подержанный, но все же «Мерседес»? Или новый мебельный гарнитур, который супруга присматривала и выклянчивала последние два года? А выпускное платье дочери? А золотые сережки к совершеннолетию? А… Да мало ли чего еще было куплено на эти честно заработанные деньги! Возвращать? Тратить на образцы, подлежащие уничтожению после проведенных испытаний? Нет! Ни за что! Это было выше профессорских сил.
Смирнов резко выдохнул.
— Ха! Коллеги, в связи с определенным лимитом времени и средств предлагается следующий алгоритм.
Кафедра насторожилась.
— Итак. Есть задача. Построить и испытать пятьдесят образцов. И все — в считаные дни!
— Пятьдесят образцов?! — вмешался Кубышко. — Это нереально…
Смирнов поднял руку:
— Без паники! Делаем так. Строим тринадцать… Нет! Тьфу-тьфу-тьфу! Пятнадцать образцов…
Кафедра оживилась. Пятнадцать, конечно же, звучит приятнее, чем суеверные тринадцать, и плюс ко всему практически созвучно пятидесяти. Где пятьдесят, там и пятнадцать. Но как подать британцам эту подмену? Смирнов задумался. Глаза блеснули. Он улыбнулся собственным мыслям и заговорщицки перешел на полушепот:
— У нас есть данные по испытаниям на полигоне в Звездном?
— Есть-то они есть… — заинтересованно проронил Кубышко, — но там данные на начало девяностых… и не так все просто…
— Что там не просто? — Смирнов собрал на своем лоснящемся круглом лбу морщины.
— Так сведения были засекречены. Вы же знаете, Николай Иванович.
Смирнов задумчиво погрыз дужку очков.
— Ну и что с того? Мы же эти данные и не будем передавать. Их надо тщательно переработать, чуть изменив параметры под современную теоретическую базу. Ясно?
Члены кафедры замерли. Фактически им только что предложили совершить научный подлог. Пусть и под видом оптимизации…
— Но…
Смирнов решительно покачал головой:
— Никаких «но». Я не принимаю ваши отказы. Хватит. То вам двадцать дней рабочих, то пятьдесят моделей. Достаточно! Будем исходить из того, что есть! Или вы готовы работать без зарплаты весь следующий квартал?
Смирнов намеренно нажал на самое больное место своих коллег, и те сразу недовольно загудели. Николай Иванович улыбнулся и победно посмотрел на нервно теребящего ухо Кубышко.
— Вот видите?! Никто не собирается за свой счет вести исследования. Это утопия. Будем реалистами. Коллега Кубышко выделит пару эмэнэсов проверить все испытания прошлых лет. Прошу вас, Виктор Андреевич, поправки вносить самостоятельно.
Кубышко с мрачным видом пожал плечами:
— А что остается? Не отказываться же…
— Вот. Это другое дело, Виктор Андреевич, спасибо, — широко улыбнулся ему Смирнов, — докладывайте мне о ходе работ каждое утро.
— А остальные испытания?
— Остальные? Не будем обгонять паровоз на ходу. Сделайте за пару дней то, что мы наметили, а там посмотрим… и… личная просьба… не надо разносить подробности по институту. Договорились?
Все двенадцать членов совета кафедры согласно закивали головой. Шанс заработать немного денег выпадал нечасто. Так что болтать на эти темы было контрпродуктивно. Оставшиеся на когда-то одной из самых благополучных и богатых кафедр института ученые это прекрасно понимали. Декан удовлетворенно кивнул:
— Прекрасно! За работу, коллеги. Следующее заседание через три дня.
Смирнов поднялся, показывая, что совещание окончено, а расстроенный Кубышко поспешил в лабораторию. Ему предстояло выбрать более-менее подходящие результаты испытаний и перекроить их под требования завкафедрой, то есть фактически фальсифицировать…
Впрочем, опасность изобличения была лишь теоретической; такими исследованиями занимались лишь несколько лабораторий в мире, и в России продвинулись дальше всех. И даже существующие данные конца восьмидесятых — начала девяностых опережали данные остальных стран. Так что отличить реальность от вымысла в этой прикладной сфере было практически невозможно.
Зампред
Соломин закрыл чудо-сейф, вышел в коридор, а в лифтовом холле лицом к лицу столкнулся с новым первым зампредом Глебом Арсентьевичем Белугиным. Он знал его еще по «Вышке» — генерал недолго преподавал им искусство оперативной аналитики.
— Привет! Юра, как живешь, бродяга? Привык? — Белугин протянул руку, а другой рукой похлопал Соломина по плечу.
— Здравствуйте, Глеб Арсентьич! — широко улыбнулся в ответ Соломин.
Он тоже рад был встретить этого вечно жизнерадостного толстячка с хитрыми, цепкими и всегда бегающими глазками. Эта особенность не делала Белугина — балагура и весельчака — менее приятным.
— Ну, как жизнь молодая, половая? — затараторил Белугин. — Бьет фонтаном по лондонским туманам? Ха-ха-ха!
Лифт подошел, и Белугин, умерив заливистый смех, с шутливым наклоном пропустил Соломина вперед:
— Прошу вас, сэр! Исключительно после вас! Давай, давай. Станешь Председателем, не забудь уж старика Белугина. Вспомни, как он спину гнул перед тобой!
Юра смутился и, не желая развития этой темы, прошел внутрь пустой кабины, а Белугин снова захохотал, вскочил вслед за ним и нажал кнопку первого этажа.
— Ты же наверняка тоже обедать? Время подкрепиться, напиться и удавиться.
— Да, решил вот перекусить, — слегка растерявшись от ошеломительного напора Белугина, ответил Соломин, а генерал буквально ощупал его с ног до головы бегающим взглядом.
— А что такой задумчивый? Задумал государственный переворот? Возьми в советники. Много не попрошу. Банку водки и тарелку селедки. Щи да каша — пища наша.
Соломин смутился еще сильнее; после провала ГКЧП эта шутка не выглядела ни доброй, ни безобидной.
— Да что вы, Глеб Арсентьич. Никаких переворотов. Дело наклевывается вроде серьезное, а посоветоваться не с кем. Хотел сунуться к шефу, а тот вроде в Кремле и неизвестно когда вернется.
— У-у-ух! Помнишь Карлсона? А чем он отличается он нашего Председателя? Знаешь? — Генерал хитро скосил глаза.
— Честно говоря, нет, — признал Соломин.
Да, он тут же попробовал найти какое-нибудь внешнее сходство, но как-то не очень выходило. Высокий и худой, Председатель много лет мучился язвой желудка и от этого высох как щепка. Карлсон же страдал всеми возможными пороками, первым из которых было обжорство, а вторым — нахальство. Нет. Они явно ничем не были похожи. То есть ответ был очевиден: ничем. Но это явно был неправильный ответ. Соломин мотнул головой:
— Нет. Не вижу ничего общего. Отличий слишком много. А множественность ответов говорит об ошибочном направлении моих размышлений.
Соломин тоже хитро прищурился, потому что фактически повторил слово в слово формулу, высказанную генералом Белугиным на одном из семинаров в «Вышке». Генерал хлопнул в ладоши и засмеялся.
— Вот так так?! Ай да Юрочка! Наш Соломин Юра — очень важная фигура, рапорт настрочил с утра и не помнит ни хера! — Белугин вдруг стал абсолютно серьезным. Поднял указательный палец и изрек:
— Друг мой, знакомый тебе по урокам Лилианы Леонидовны, бессменной учительницы норвежского и шведского языков в нашей альма-матер, Карлсон улетел и обещал вернуться. Помнишь?
Соломин кивнул, а Белугин внятно, членораздельно произнес:
— Так вот, наш Председатель в отличие от Карлсона улетел и, скорее всего, не вернется.
Соломин растерянно моргнул, но Белугин, кажется впервые за эту встречу, говорил серьезно.
— Почему вы так думаете? — напрягся Соломин.
Это известие было совсем не радостным и усложняло его положение в связи с написанным и еще так и не переданным рапортом.
— А я не думаю, — мотнул головой Белугин, — пусть пони думает, у него голова вон какая большая! И глаза грустные. А я? Я точно знаю, где найду, а где потеряю. Ух ты, целая строчка из песни. Надо будет втюхать каким-нибудь поэтам доморощенным.
Соломин сосредоточился.
— А вы уверены? Просто я спрашиваю… ну, у меня действительно срочный вопрос. По делу.
