Борис Акунин - Смерть на брудершафт (фильма пятая и шестая) [с иллюстрациями] [Странный человек + Гром победы, раздавайся]
— Всё. Не болит уже. Я вот тебе свой гребень подарю. Будет башка трещать — почеши, пройдет. Я этак от похмелья поправляюся.
Совсем тут растерялся убежденный рационалист. Подумал: проклятая страна, воздух тут что ли такой — небылицы мерещатся.
От размягчения воли, от растерянности мог сделать какую-нибудь ошибку. Но тут случился инцидент, заставивший Зеппа забыть о мистической блажи.
Та, кого не ждали
Сначала донесся шум со стороны входа. Женские голоса, крики.
Это было удивительно. Хоть в квартире постоянно находилось множество женщин (Зепп так и не мог их сосчитать), здесь никогда не кричали — Странник «бабьего ору» не любил. Плакали часто, шептались и молились беспрестанно, но чтобы звонкий молодой голос вот так, на весь коридор вопил:
— Пустите меня, пустите! Я знаю, он здесь! Добрые люди научили! Тимо-оша! Тимофей Иваныч! Что вы с ним сделали, шептуньи?
Если б голос не звал «Тимошу», Теофельс нипочем не догадался бы, кто кричит. А так — успел вскочить! и ретироваться в темный уголок, за кафельную печь. Горничной Зине видеть здесь «господина Базарова», было совершенно ни к чему.
Шумная девица уже прорвалась и на кухню. В рукава, в подол ей вцепились несколько старушек-чернавок, но Зина волокла их за собой. Кто бы мог подумать, что под кружевным передником бьется столь горячее сердце?
Григорий изумленно глядел на воинственную особу, сумевшую преодолеть все препоны.
— Ты кто?
— Куда ты его дел, злой старик? Он раненый, он не понимает! Что тебе от него надо? — со слезами воскликнула Зина. — Ты его заколдовал!
Пока разбирались, кто она такая и зачем пожаловала, Теофельс, вжав голову, прошмыгнул в каморку, где спал Тимо. Тот всегда спал, когда нечем было себя занять.
— Вставай, разбиватель сердец! — пнул его Зепп.
Помощник сел на топчане, в руке у него словно сам по себе возник револьвер.
— Was? Что слючилос?
— Полюбуйся. Выгляни в щелку.
Тимо выглянул.
С агрессоршей общими усилиями кое-как совладали — вытолкали в коридор. Она упиралась, плакала.
— Тимоша! Я тебя неделю искала! Ты хоть живой?
После того как операция «Ее светлость» перестала быть актуальной, бывать у княгини Теофельс, конечно, перестал. Написал, что срочные дела требуют присутствия на прииске — и адьё. Естественно, и «Тимоше» стало не до амуров с субреткой.
— М-да, — хмуро молвил Зепп. — Ночевала тучка золотая на груди утеса-великана.
— Она меня искаль. — Тимо вздохнул. — Она саботился. Кароши девушка.
Но майор был настроен неромантично.
— Она не отвяжется. Знаю я влюбленных женщин. Это проблема, Тимо. Ты создал, ты и реши. Мне сейчас осложнения ни к чему.
Слуга-наперсник жалобно сморщил и без того жеваное лицо:
— Нет, пашалуста…
Скажите, какие нежности. От Тимо он этого никак не ожидал.
Определенно в здешней атмосфере таился какой-то расслабляющий, вредный для немецкой души дурман.
— Ну смотри, сердцеед. Пожалеешь.
И ведь как в воду глядел…
Случилось это в тот же день. Верней, на исходе суток, перед полуночью. В это мертвое время, когда посетителей нет, шпики в подворотне не дежурили. Один, правда дремал на ступеньках в парадной. Когда раздался звонок и сонный швейцар, ворча, пошел спрашивая кто, филер встал и зевнул.
Швейцар вполголоса переговаривался с кем-то через щель. Потом снял фуражку, поклонился и распахнул створки.
В подъезд двинулась целая процессия: впереди двое богатырей в ливреях, потом две женские фигуры, сзади мужчина в котелке. Он сунул швейцару красненькую.
— Куда? К кому? — с подозрением спросил агент Охранного.
— Василий! — повелительно произнесла старшая из женщин, в горностаевой ротонде (на молодой была распахнутая заячья шубка).
Котелок вышел вперед, дал казенному человеку две бумажки.
— Ничего не видел, ничего не слышал. Ясно?
Агент с сомнением ответил:
— Не положено…
Получил третью банкноту, но все еще колебался.
— Если с ним что, мне голову оторвут…
— Долго еще? — повысила голос дама.
Василий (очень солидный, внушающий доверие господин) пообещал:
— Господин Странник нас не интересует.
В руку агента легли еще две бумажки.
Тогда служивый вздохнул, снова сел на ступеньку. Притворился, что спит.
Процессия поднялась на третий этаж.
Позвонили: раз, другой, третий.
Толкнули дверь — по ночному времени заперта.
Наконец внутри что-то зашуршало. В щель, поверх цепочки, глядел испуганный старушечий глаз.
— Кого это среди ночи, Господи?
— Откройте! — приказала дама. — Немедленно откройте! Василий!
Котелок подал знак — двое ливрейных, очевидно, готовые к такому повороту событий, действовали слаженно. Один взялся за край двери, чтоб не захлопнули, другой щелкнул большими кусачками. Обрезанная цепочка жалобно звякнула.
Старушенция бежала прочь по коридору.
— Караул! Разбойники! Емельян Иваныч! Тимофе-ей!
Молодая в заячьей шубке тоже завопила:
— Тимоша! Где ты, родной? И Емельян Иваныч здесь! — возбужденно сказала она даме. — Говорила я вам, видела я его давеча!
— Вперед! — скомандовала предводительница. — Искать!
Лакеи быстро шли по коридору, открывая одну за одной все двери.
За каждой их встречал крик, визг.
На агрессоров откуда-то коршуном налетела женщина, простоволосая, в накинутом на плечи платке.
— Не пущу! Сначала меня убейте! — зашипела она, закрыв собою одну из дверей.
Тому, кто хотел ее оттащить, вцепилась ногтями в лицо. Но дверь все-таки открыли. На постели, под светящимся лампадами киотом, сидел бородатый мужик в нижнем белье, трясся.
— Где Емельян Иванович? — спросила его княгиня. — Куда вы его спрятали, негодяй? Мне говорили, что вы его приворожили, но я не верила!
— Изыди, ведьма. Ты видение сонное, дурное. Растай! Тьфу на тебя троекратно.
Бородатый размашисто крестил ее.
— Лидь Сергевна! — крикнула сзади Зина.
Верейская оглянулась.
Из кухни с револьвером в руке — верно, на шум — выскочил Базаров. И застыл. На заспанном лице читалось раздражение. Но Лидии Сергеевне возлюбленный — разутый, в нательной рубахе, с растрепанными светлыми волосами — показался бесконечно милым, потерянным, трогательным.
Княгиня бросилась к нему, обняла, заплакала.
— Боже мой, я нашла тебя!
Никогда раньше она не называла его на «ты», даже в минуты интимности.
— Гадкий старик, он загипнотизировал тебя! Но я здесь! Я рассею чары!
Сзади появилась и тут же исчезла растрепанная башка «контуженного». Но Зине хватило и секунды.
— Тимофей Иваныч!
Оттолкнув барыню с ее кавалером, девушка кинулась к избраннику своего сердца и тоже обхватила его руками.
Бедный Тимо только крякнул.
— Что вы, сударыня, в самом деле, — недовольно говорил Зепп. — Ворвались среди ночи… Мне здесь отлично. Я тут душой спасаюсь.
— Он меня не слышит! — драматически возопила Верейская. — Эмиль, это же я, твоя Лида! Я пришла тебя спасти! Как Герда своего Кая! Мерзкий колдун заморозил твое сердце!
— Какая еще Герда? — разозлился майор. (В семье Теофельсов детям не читали сказок Андерсена.) — С ума вы, что ли, сошли?
Не следовало так грубо. Лидия Сергеевна закрыла лицо руками и разрыдалась.
— И все равно… Я не уйду отсюда… Ты не в себе… Я увезу тебя. Потом, когда опомнишься, будешь мне благодарен.
Еще не хватало! Он представил сцену в духе похищения сабинянок: дюжие лакеи, закутав его в шубу, волокут во двор.
Скрипнув зубами, сменил тон.
— Милая, я все тот же, — шепнул он ей на ухо. — Иди. Со мной все в порядке. Так надо. Мы поговорим завтра. Я все тебе объясню.
— Честное слово?
Она смотрела на него мокрыми глазами.
— Клянусь нашей любовью.
И княгиня сразу успокоилась.
Грозно — будто и не плакала, не говорила жалких слов — она оборотилась к двери, из которой выглядывал моргающий Странник.
— Учтите, старый негодяй. Если завтра Емельян Иванович не будет у меня, я приду снова. И тогда вам не поздоровится! — Она повысила голос. — Зина! Мы уходим! Здравствуй, Тимофей. Тебя я тоже выручу! В Германии ты и твой господин спасли нас, а мы…
— Теперь я вижу, что вы действительно меня любите! — затараторил Зепп по-французски, пока дура не наболтала лишнего. «Странный человек» неглуп. Если узнает, что «контуженный» — денщик «прапорщика Базарова», будет катастрофа. — Пойми, мне нужно разобраться в своих чувствах. Любовь небесная, любовь земная — все перепуталось в моей бедной голове. Мы поговорим завтра.
— Хорошо… До завтра, милый…
Нежный поцелуй, еще пара всхлипов, и ночной штурм, хоть не без потерь, был отбит. Ее светлость со свитой удалились.
![Борис Акунин - Смерть на брудершафт (фильма пятая и шестая) [Странный человек + Гром победы, раздавайся]](/uploads/posts/books/243721/243721.jpg)
