Жерар Вилье - Похищение в Сингапуре
Малко услышал звуки поп-музыки и увидел силуэт, двигавшийся на эстраде в красном свете софита. Линда наклонилась к его уху.
– Здесь вы тоже у меня. Поговорим после представления.
Глава 8
Девица танцевала, не очень прислушиваясь к музыке, вертя толстыми бедрами и потрясая грудью. Она была совершенно голой, если не считать браслета на левой лодыжке.
Судя по ее круглому и плоскому лицу, это была малайка или индонезийка. Ее грубые крестьянские черты и преждевременно отяжелевшее тело не вызывали особенного возбуждения. Она подняла банан, лежавший у ее ног, провела им по своим бедрам, затем между грудей, по лицу, сопровождая все это непристойными жестами. Затем стала его очищать, бросая кожуру в первый ряд зрителей.
Теперь, когда глаза привыкли к полумраку, Малко увидел, что здесь были только иностранцы, даже несколько пожилых пар, но в основном одинокие мужчины. Он и Линда сидели позади них, у бара. Зал был крошечный. Протянув руку с первого ряда, можно было бы дотронуться до танцовщицы.
Та начала пародию на чувственный танец, изображая самым натуральным образом совокупление при помощи очищенного фрукта.
Это было странное зрелище в городе, где даже выставка джинсов запрещалась как посягательство на нравственность.
Возникший инцидент внезапно отвлек внимание зрителей. Таракан, огромный, как автобус, внезапно вылез из плинтуса, ведомый, может быть, эротическим порывом, и стал спокойно пересекать сцену, почти под ногами танцовщицы. Раззява не успел дать волю своим похотливым инстинктам. Не прекращая изображать в высшей степени сомнительное удовольствие, танцовщица нанесла ему точный удар каблуком, превративший его в черноватую кашицу.
Первый ряд затаил дыхание. Малко посмотрел на Линду. Китаянка тихо беседовала с барменом, как если бы сцена происходила в другом мире.
Танцовщица подошла к краю сцены. Она поизвивалась, сжав зубы, и кусок банана упал на пол сцены, отрезанный лишь усилиями внутренних мышц. Еще несколько музыкальных нот – и появился второй кусок, упавший на пол. Чтобы придать пикантности зрелищу, танцовщица подобрала его и протянула толстой старушке, которая заикала от отвращения. Затем она «выдала» со смехом еще два куска банана и закончила свой сальный номер прыжком шпагатом. Музыка прекратилась, и восхищенная Линда шепнула на ухо Малко:
– Иностранцам это нравится. Они платят по двадцать долларов за вход.
Ее глаза блестели. Она добавила:
– Я могу дать вам девушку, которая делает такие же вещи. Она очень красива. Тамилка.
Малко вежливо отказался.
После короткого перерыва снова зазвучала музыка, и новая девица затряслась на сцене перед кучкой свежих бананов.
– Поговорим о деле, – вдруг сказала Линда.
Она заказала себе кока-колу. Неподалеку первая танцовщица тяжело опустилась на табурет. Три «бабочки»-телохраннтельницы расположились возле двери. Линда, казалось, оценивала Малко. Притворно непринужденная, она прижалась бедром к его ноге, томно играя кольцами, ее толстые губы изображали подобие улыбки. Она стала заигрывать с ним.
Но когда Линда подмигивала, то в глазах ее отражались только доллары. Она была похожа на копилку. Он спрашивал себя, есть ли у нее сексуальная жизнь или ей было достаточно командовать своими «бабочками», травести и исполнительницами порнографических шоу.
Чтобы не было никакой двусмысленности, он наклонился к ней.
– Фил Скотт сказал мне, что вы могли бы свести меня с Тонгом Лимом. Это правда?
Ее глаза снова обрели безжизненную холодность, как у насекомого.
– Почему вы хотите увидеться с Тонгом Лимом? Если мы будем вести с вами дело, то должны знать. Господин Лим – человек уважаемый и влиятельный. Вы иностранец. Я никогда вас тут не видела. И вам грозит опасность. Большая опасность.
Углы ее толстых губ вдруг опустились.
Малко спросил:
– Вы так думаете после сегодняшнего нападения?
Несколько мгновений Линда смотрела профессиональным взглядом на сцену. Потом промолвила:
– Они напали на вас не случайно. Я знаю людей из этой банды. Они никогда не трогают иностранцев. Полиция этого не допустит. Они покровительствуют велорикшам и воруют в порту.
– Почему же тогда они напали на меня?
– Им заплатили.
– А кислота? Ее часто пускают в ход?
– Да. Они наполняют ею электрические лампочки. Обычно они используют их, чтобы запугать тех, кто сопротивляется их вымогательству. Они очень свирепы. Однажды они заставили проститутку, которая отказывалась им платить, есть собственные экскременты. Мы поймали того, кто это сделал, и посадили на три дня в бочку с крысами. С тех пор они боятся нас.
Злая радость мелькнула в ее глазах при столь приятном воспоминании.
– Вы защищаете проституток?
Линда состроила веселую гримасу.
– Конечно. Мы единственное женское тайное общество. Поэтому девушки предпочитают обращаться к нам.
Вдруг взгляд Линды стал подозрительным.
– Головорезы из банды 18 служат осведомителями Специального бюро. Они выслеживают коммунистов, и полиция дает им полную волю. Я думаю, вряд ли они могли сделать то, что случилось сегодня вечером, без согласия Специального бюро.
– Вы серьезно? – спросил Малко.
Линда покачала головой.
– Не знаю. Если бы я была в этом уверена, то предложила бы вам немедленно уйти. Я не хочу иметь проблем со Специальным бюро.
Все это казалось совершенно непонятным. Если только Линда не рисовала нарочно мрачную картину, чтобы набить себе цену. Но он чувствовал, что она может вывести его на Тонга Лима. И нельзя было допустить, чтобы она отказалась помогать ему. Одна навязчивая мысль вертелась в его мозгу. Каким образом те, кто напал на него, узнали о встрече?
– У вас не будет проблем с полицией, – сказал он твердо. – Я журналист, и Специальному бюро здесь нечего делать.
Линда пристально посмотрела на него, а затем раздался ее смех, похожий на стрекот кузнечика, но такой громкий, что зрители перестали смотреть номер с бананом.
Потом Линда успокоилась и сказала сухо:
– Вы лжете. Вы не журналист.
– Почему?
– Журналисты бедны, – проговорила она пренебрежительно. – Они не платят денег, чтобы разыскать кого-нибудь.
Внезапно бармен нагнулся над стойкой и протянул Линде пачку банкнот, которые она стала пересчитывать. Малко наблюдал за ней. Он чувствовал, что она одновременно заинтересована и напугана его предложением. Настолько, что почти готова отказаться. Она знала, что он лжет, и боялась ввязаться в историю, детали которой были ей неизвестны.
Сосчитав купюры, она резко повернула голову.
– Сколько вы мне дадите, если я приведу вас к Тонгу Лиму?
– 10 тысяч сингапурских долларов, – сказал Малко.
Китаянка зафыркала, как разъяренная кошка.
– И речи быть не может. По меньшей мере 100 тысяч. К тому же мы спасли вам жизнь.
Разумеется, мертвый клиент был бы потерянным клиентом.
После десятиминутных переговоров они сошлись на пятидесяти тысячах, десять из которых следовало выплатить завтра. Малко представил себе лицо Джона Кэнона. Деньги ЦРУ текли, как вода.
Линда расслабилась. Малко вообразил себе, как в ее мозгу складываются цифры будущей прибыли от этой операции. Его забавляла ее жадность. Он спросил:
– Вы, наверное, очень богаты, Линда?
Китаянка обиделась.
– У меня нет ничего. Я бедна.
И добавила вкрадчиво:
– Вам следовало бы подарить мне, кроме десяти тысяч долларов, красивое платье.
– А вы, – спросил Малко, – что вы предложите мне?
Он тотчас же пожалел о своей оплошности. Линда посмотрела на него, как на пирожное с кремом, изобразив на лице чувственную улыбку.
– Если вы дадите мне тысячу долларов, – сказала она масляно, – то я займусь с вами любовью.
Она скрестила ноги, и ее платье раскрылось, обнажив бедро до черных кружев, выше выколотой бабочки. Малко не шевельнулся. Линда была, наверное, столь же чувственна, как стол рулетки.
– Вы заработаете больше денег, найдя для меня Тонга Лима, – сказал он.
Линда не настаивала. Ее юбка опустилась. Несколько секунд она изучала Малко, словно пытаясь найти иное средство вытянуть из него деньги.
Еще одна бананоглотательница вышла на сцену.
– Это индонезийки? – спросил он.
Линда утвердительно кивнула.
– Да. В Джакарте много безработных. Именно поэтому ваш друг бывает там так долго. Он дает им немного денег, приглашая ехать сюда. Но у них нет документов, и полиция высылает их обратно. Поэтому все время нужны новые.
Малко посмотрел на бедняжку, продолжавшую игру с бананом.
– Вы хорошо им платите?
– Я плачу им слишком много, – вздохнула Линда. – И почти ничего не зарабатываю.
Ее толстые губы сложились в плотоядной улыбке. Она была, наверное, жестокой мамашей-сутенершей. Что касается Фила Скотта, то с ним все стало ясно. Малко задумался: не затеял ли тот вместе с Линдой какую-нибудь махинацию, чтобы надуть ЦРУ?
