Жан Брюс - Этим займется ОСС 117
– Мне нужно оружие, – сказал он в заключение. – Я не хочу, чтобы меня арестовали снова. И еще часы.
"Голиаф" немного подумал.
– Я думаю, – ответил он, – что вы всегда действуете по собственному разумению. Значит, надо вам помогать. Я достану вам оружие, но вы дадите мне слово не возвращаться сюда, если у вас будет малейшая неприятность. У меня нет никаких причин рисковать в операции, смысла которой я не понимаю.
– Даю вам слово.
Еще вчера "Голиаф" достал Юберу поношенную одежду, похожую на ту, что носят обычные люди. Он ушел в лавочку, витрина которой была закрыта по причине воскресенья, и вернулся через несколько минут с револьвером "маузер", выпущенным до 1914 года.
– Вы стащили его в музее? – спросил Юбер, смеясь.
– Его очень аккуратно хранили, и работает он хорошо. Барабан полный, но других патронов у меня нет; вам придется довольствоваться этими в случае стычки.
– Спасибо, – сказал Юбер, взяв оружие.
Оно было тяжелым и очень хорошо ложилось в руку. Юбер осмотрел его, потом сунул за пояс. "Голиаф" дал ему часы.
– Скажите, – спросил Юбер, – в этой стране у прислуги в воскресенье действительно выходной?
– Да, это абсолютное правило.
– Без исключений?
– На исключения посмотрели бы очень плохо.
Он думал о Марии, домработнице Монтелеоне, он не имел никакого желания встречаться с ней. На этот раз он намеревался воспользоваться восьмичасовой сменой охраны, поскольку темнело в семь.
"Голиаф" объяснил ему кратчайшую и самую спокойную дорогу от Русаковской до улицы Чита. По словам сапожника, дорога заняла бы меньше двадцати минут. Юбер чувствовал себя достаточно окрепшим, чтобы проделать такой путь. Чтобы не привлекать к себе внимания, он снял с лица повязку. Раны нормально заживали.
В семь часов десять минут он вылез через окно в узкий и темный двор и вышел на улицу.
В этот час улицы города были очень оживлены – люди возвращались с воскресной прогулки. Юбер считал, что это очень хорошо. Чем плотнее толпа, тем меньше для него риск быть замеченным.
Ему понадобилось чуть больше двадцати минут, чтобы дойти до улицы Чита. Когда он заметил милиционера, дежурившего перед виллой ученого, его сердце бешено заколотилось.
Какое-то мгновение ему хотелось отказаться от своего замысла, отступить, но он взял себя в руки. "Ты пойдешь!" – приказал он себе.
Он прошел мимо охранника на ватных ногах, свернул на дорогу и прошел до конца тропинки...
Самое сложное было сделано, остальное должно было происходить в тени. Он был прав, думая, что милиция не усилит охрану дома ученого. Если, конечно, никакой сюрприз не ждет его внутри.
Когда прибыла смена, он лежал на животе за забором. На этот раз ему было труднее перелезать через стену, и он сделал это на пять метров левее.
Подтягиваться было тяжело и очень больно. Заныли все его раны. Он лег на гребень стены, тяжело дыша, и нагнулся, чтобы попытаться разглядеть, что внизу, прежде чем прыгнуть.
Но он не смог ничего увидеть. Он скользнул вниз, упал на цветы, не стал исправлять повреждения и, не теряя времени, пошел к дому.
На кухне горел свет. Он приблизился очень осторожно, стараясь не выходить из тени, и замер за деревьями, откуда мог видеть...
Монтелеоне был на кухне один, видимо, готовил ужин. Юбер подождал несколько минут. Новый часовой занял свой пост на тропинке. Его ботинки скрипели по гравию, он покашливал.
Юбер вытащил из-за пояса револьвер и взвел курок. Потом он пошел к дому. Монтелеоне не видел его. Юбер повернул ручку застекленной двери, не теряя его из виду; если дверь заперта, он постучит в стекло и заставит открыть под угрозой оружия.
Но дверь была не заперта. Юбер вошел. В это мгновение Монтелеоне резко обернулся и от удивления выронил яйцо, которое держал в руке. Яйцо разбилось, забрызгав ботинки ученого.
– Добрый вечер! – спокойно сказал Юбер, закрывая за собой дверь. – Советую вам не шуметь.
Монтелеоне криво улыбнулся.
– Я ждал вас, – ответил он, – но вы все же застали меня врасплох.
Юбер иронично спросил:
– Вы меня ждали?
– Да, поэтому я и оставил дверь открытой. Я думал, что у вас уже нет ключа.
Юбер несколько секунд смотрел на него.
– Вы интересный тип. Не могли бы мы пройти в менее заметное место, чтобы продолжить эту беседу?
– Я собирался вам это предложить.
Итальянец выключил газ.
– Ладно, поужинаю позже.
Он пошел к двери в коридор.
– Без шуток, – посоветовал Юбер. – Я стреляю быстро и метко, и меня нельзя обмануть дважды.
– Не бойтесь. Я и так наделал много зла.
Юбер не мог прийти в себя. Или это было недоразумение, или он был потрясающим артистом. Юбер вспомнил о совете Элизабет Шрагмюллер, более известной под именем "Фрейлен Доктор"[7]: никогда не рассматривать явление изолированно, никогда не принимать в расчет внешние проявления дружелюбия или враждебности.
Они вошли в кабинет. Монтелеоне включил свет. Юбер указал на два кожаных кресла, стоявших перед рабочим столом.
– Здесь нам будет очень удобно. Садитесь сюда.
Сам он сел на более удаленное кресло, лицом к двери.
– Вы осторожны, – заметил ученый.
– Мне за это платят. Я попрошу вас также вытянуть ноги перед собой.
– Боитесь, что я брошусь на вас?
– Принимаю меры предосторожности.
Юбер положил оружие на колени, не выпуская его.
– Я вас слушаю, – сказал он ледяным тоном.
По лицу Монтелеоне тек пот. Он явно не чувствовал себя так свободно, как старался показать.
– Конечно, – сказал он, махнув своей красивой белой рукой, – говорить придется мне.
– Возможно, это дерзость с моей стороны, но я продолжаю думать, что вы должны объяснить мне свой поступок.
Ученый опустил голову.
– Должен... Но вы поймете. Каждый вечер я принимаю снотворное, чтобы заснуть... Можете проверить – таблетки в ящичке ночного столика.
Юбер молчал. Он изучал Монтелеоне: встревоженный, очень нервозный. Был ли он таким до отъезда из США? Маловероятно. Мистер Смит не мог бы ему доверять.
Ученый стал потирать руки; этот жест, должно быть, стал для него привычным.
– Когда вы меня разбудили, я был совершенно оглушен снотворным... Я... Я забыл фразы пароля... Идиотизм, но это правда... Уже некоторое время это происходит со мной довольно часто... Провалы памяти... Я забываю имя, формулу... О! Не навсегда, потом я вспоминаю, но все-таки это очень неприятно...
– Продолжайте, – сказал Юбер ледяным голосом.
Монтелеоне заерзал в своем кресле; ему, очевидно, было трудно оставаться неподвижным.
– Так вот... Понимаете, я не знал, кто вы на самом деле... Я не смог заснуть, жутко плохо себя чувствовал из-за снотворного... Я не знал, что делать... Если я промолчу, а это окажется ловушкой МВД, я пропал... Я провел ужасные часы. Наконец, почти убедившись, что вы провокатор, я решил проинформировать полицию, но воспользовался тем, что был под действием снотворного, чтобы сказать не все и оставить вам выход, если бы вы действительно оказались тем, за кого себя выдавали...
Юбер улыбнулся.
– Не пытайтесь меня одурачить, – посоветовал он. – Я прекрасно понимаю, почему вы так поступили... Исключительно в собственных интересах, чтобы не быть втянутым слишком далеко. Обвиненный вами в шпионаже, я вполне мог потянуть вас с собой, рассказав, при каких обстоятельствах вы перешли Рубикон.
Монтелеоне стал пунцовым.
– Теперь, – жестко заговорил Юбер, – шутки кончились. Вы сделаете то, о чем я вас просил, иначе я утоплю вас вместе с собой.
– Не обвиняйте меня, – взмолился итальянец. – С того момента, когда я убедился, что вы действительно посланец мистера Смита, я думал только о том, как бы вам помочь...
– Правда? – сыронизировал Юбер. – Самое время!
– Да, я понял, когда они поставили меня лицом к лицу с вами, чтобы попросить вас опознать. Тогда я стал быстро думать, ища способ вас спасти...
– Может быть, это вы организовали мой побег? – насмешливо спросил Юбер.
Ученый с силой потер ладонями лицо.
– Я понимаю вашу горечь...
– А я понимаю, что мог оставить там свою шкуру. Я не говорю о том, что я там вынес.
Монтелеоне положил руки на колени и наклонился вперед.
– Позвольте вам объяснить... Вы слышали, как я, прежде чем выйти, попросил у комиссара Григорьева разрешения поговорить с ним наедине?
Юбер вспомнил эту деталь.
– Вот что я сказал Григорьеву... Я ему сказал, что узнал вас... Что вы Хельмут Вайссенфель, один из ученых, работающих в Хантсвилле под руководством фон Брауна и что там я и познакомился с вами; что вы один из создателей "Ю.Д.М.Г."[8] Я ему сказал, что вы были чем-то вроде сорвиголовы, человеком без идеалов и совести, живущим только ради научного поиска...
Теперь Юбер понял, почему допрос был прерван и почему затем с ним обращались так мягко.
– Они подумали, что смогут меня использовать у себя на службе?
