Марк Эгарт - Бухта Туманов (с илл.)
Шагая в том направлении и раздвигая высокие, крепкие стебли, Тимчук и Синицын обнаружили звериную тропинку. Они шли, пригибаясь и обходя ручеек, который сбегал по тропинке. Пышные листья полыни смыкались над головой, образуя сплошной свод. Они находились словно в туннеле — среди зеленого сумрака и журчанья воды. И чем дальше они двигались, тем более убеждались, что по этой укромной тропе недавно ходили, и что вела она точно на юг, в сторону Песчаного Брода.
Это было важное открытие. Можно было позволить себе присесть, отдохнуть. Но едва они сели, выбрав сухое место, у Синицына возникла мысль, заставившая его вскочить.
Если тропа начиналась (или терялась) у нижнего края каменной осыпи, то не естественно ли предположить, что у верхнего края осыпи она может иметь продолжение, и, следовательно…
Тимчук понял его с полуслова.
— Стало быть, так, товарищ младший лейтенант! — сказал он звонким, четким голосом, который очень шел к его маленькой, крепкой и подвижной фигурке. — Лучше нам разделиться. Вы в обрат, а я туда… — Он показал в сторону Песчаного Брода. Его глаза хитровато прижмурились: — Познакомлюсь с вашим старичком!
Синицын взглянул на него, пытаясь угадать, что он думает о Пак-Якове и сложилось ли уже у него мнение о причине гибели Никуленко. Но лицо Тимчука не выражало ничего, кроме деловитой озабоченности.
Итак, они разошлись. Тимчук продолжал путь на юг, а Синицын повернул «в обрат».
Сумрак начал понемногу светлеть, за поворотом блеснуло голубое пятно: вот и осыпь. Взбираясь по ней, Синицын прикидывал, в каком направлении следует искать наверху продолжения тропы. Занятый этой мыслью, он не заметил щели между камней и оступился. Морщась от боли, он поднялся и хотел идти дальше, но, взглянув на злополучное место, остановился: среди развороченных его падением камней чернело отверстие.
Синицын сдвинул в сторону один камень, второй — отверстие сделалось шире. Нетерпеливо продолжая разбрасывать камни, он вскоре убедился, что перед ним — высохшее русло подземного ручья или реки, выходившее здесь наружу. Вот отчего здесь так много обточенных водой камней!
Синицын размышлял. Он уже не сомневался, что находится на пороге решения какой-то загадки. Вернуть Тимчука? Поздно — он уже далеко. Синицын был не робкого десятка, но его учили, что для успеха дела требуются, кроме храбрости, еще умение и предусмотрительность. Он вынул из кобуры наган, осмотрел барабан с патронами и, держа оружие наготове, полез в подземелье.
Здесь было темно. Не опуская нагана, Синицын достал левой рукой спички, прижал коробок к груди и чиркнул спичкой. Слабый желтоватый огонь осветил низкое, извилистое ложе, вырытое когда-то водой в земле и усеянное галькой.
Продолжая подвигаться, он внимательно прислушивался, но не различал ничего, кроме шороха камней под ногами. Ход поднимался. Время от времени Синицын зажигал спички и, наконец, заметил в одном месте узкое углубление. Он пролез в него и почувствовал, что ступил на гладкую, сухую землю.
Лейтенант зажег спичку, осмотрелся. Он находился в маленьком подземелье, похожем на погребок. Сходство с погребком дополняла деревянная лесенка, приставленная к стене. Спичка погасла раньше, чем он успел разглядеть, куда ведет лесенка. Перед тем как зажечь новую, он предусмотрительно пересчитал спички. Их оставалось, на беду, всего четыре.
Что-то говорило Синицыну, что он находится под старой фанзой корейца. Он прикидывал расстояние от каменной осыпи до Черной сопки, время, проведенное им под землей, и выходило, что он прав. Во всяком случае, ему хотелось, чтобы оказалось так.
Спрятав наган в кобуру (ничто ему сейчас не угрожало) и сберегая спички, Синицын ощупью нашел лесенку и начал подниматься по ней. Он ступил на третью перекладину, когда его голова стукнулась о что-то. Пришлось зажечь спичку.
Голова Синицына упиралась в металлическую заслонку. Как он ни старался ее сдвинуть, заслонка не поддавалась. Он ободрал себе ногти, но так и не узнал, куда ведет лесенка. Не оставалось ничего другого, как вернуться и обыскать фанзу на Черной сопке, — возможно, там имеется вход в погребок.
Он все же решил еще раз осмотреть погребок, потратив на это одну из трех оставшихся спичек. Последние две он оставлял на обратный путь.
Снова бледный свет озарил подземелье. В углу валялась соломенная циновка, вроде тех, какие Синицын видел у Пак-Якова (новое доказательство!), длинный гвоздь, обрывок веревки, лом. Лом был украден — Синицын мог утверждать это. Матросы часто оставляли инструмент после работы при дороге. Больше он ничего не успел увидеть за короткое время, пока горела спичка. Но в то мгновение, когда она падала догорая, Синицын заметил какие-то рытвины, борозды под ногами. Что бы это могло быть?
Он опустился на корточки и принялся ощупывать земляной пол. Его рука наткнулась на что-то мягкое, липкое, похожее на дохлую мышь. Невольно он отдернул руку и поднялся, очищая колени.
Синицын постоял в темноте, не решаясь тратить драгоценные спички и в то же время не желая уйти, не выяснив, что это за следы. Ну, была не была! Он опять присел и чиркнул спичкой.
Земля у его ног была изрыта и истоптана, словно здесь тащили что-то тяжелое — бревно или куль (а может быть, человека?). Но самым важным открытием был тот мягкий комочек, который Синицын принял за дохлую мышь. Он поднес спичку совсем близко и увидел, что это не мышь, а крохотный мешочек. С последней вспышкой огня, обжигавшего пальцы, Синицын схватил мешочек и узнал в нем кожаный кисет погибшего товарища.
Циклон
Перед вечером, усталый и невыспавшийся, Синицын докладывал в штабе капитану Пильчевскому о результатах обыска фанзы на Черной сопке. В яме, на месте вывороченного котла, удалось нащупать железную заслонку. Заслонка закрывала вход в уже знакомый Синицыну погребок.
Теперь вопрос был ясен: кто-то пользовался высохшим подземным руслом и тайком пробирался в фанзу. Но в каких целях и кто? Как попал кисет Никуленко в погребок? Синицын все больше склонялся к мысли, что Никуленко убили и что к убийству причастен Пак-Яков.
Присутствовавший при разговоре и принимавший участие в обыске фанзы Тимчук молчал. Ему не повезло: следуя по тропе
в южном направлений, он ничего нового не обнаружил и Пак-Якова в его обиталище у Песчаного Брода не застал. Впрочем, по лицу пограничника нельзя было узнать, расстроен он неудачей или нет, и что думает о событиях сегодняшнего дня.
В эту минуту в штаб позвонили с поста № 2, находившегося на южном берегу бухты, и доложили, что возле поста задержан Пак-Яков, который просит пропустить его к командиру по важному делу.
Синицын и капитан переглянулись и вместе с пограничником отправились на пост № 2.
Еще издали они увидели, что старый кореец очень возбужден, испуган. Коричневое, высохшее, как у мумии, лицо его потемнело, черные жесткие волосы растрепались. На нем не было знакомой соломенной шляпы. Синяя рубаха разодрана. На обнаженных костлявых руках виднелись следы царапин. Едва увидев офицеров, старик быстро, беспорядочно заговорил:
— Моя шибко бежала… худой люди… моя видела… — Он замахал рукой в сторону сопок. — Шибко худой люди… корова забрала, лодка забрала, кушать нету… совсем помирай!
Старик задохнулся от волнения. Его узкие, припухшие глаза с тоской смотрели на Синицына. Он устало опустился на траву, прошептал пересохшими губами:
— Моя помирай скоро…
Синицын почувствовал, что весь стройный ход его рассуждений и доказательств рассыпается. Как понять появление Пак-Якова, его неподдельное горе, просьбу о помощи? Или это уловка: старик почуял опасность и пытается замести следы? Что-то больно хитро и, в сущности, неосторожно с его стороны. А что, если в самом деле какие-то люди появились в сопках? Они убили Митю Никуленко, который напал на их следы, а теперь ограбили старика.
Синицыну захотелось показать Пак-Якову найденный кисет. Что он скажет на это? Но кисет был у капитана.
Капитан Пильчевский морщился, словно у него болели зубы. Подумав, он сказал:
— Ладно. Не горюй — поможем! А ты пока оставайся… — Он обернулся к часовому: — Старик останется здесь!
Синицын исподтишка поглядывал на Пак-Якова: «Вот ты и попался, голубчик!» Но старик продолжал спокойно сидеть, только кивнул капитану в знак того, что понял его.
Все это время Тимчук стоял в стороне с безразличным выражением на лице, и, казалось, не обращал внимания на корейца. Позже на вопрос Синицына он ответил:
— Любопытный старичок… А может, и не старичок. Сразу не разберешь.
Когда Пильчевский и Синицын возвращались в штаб, Синицын воскликнул, имея в виду Пак-Якова:
— Каков жулик!
Он хитрил: ему не терпелось знать мнение капитана о поведении Пак-Якова. Но Пильчевский ничего не ответил.
