Сергей Донской - Если завтра не наступит
– В чем состоит проблема? – возмущенно спросила она, преграждая Бондарю путь.
Равнодушно скользнув взглядом по ее вздымающейся груди, он так же равнодушно ответил:
– Ноу проблем. Просто я предпочитаю прогуляться пешком.
– Но это нонсенс! – воскликнула Лиззи. – Зачем ходить, если можно ехать?
– Мне показалось, что ты собралась отчалить в гордом одиночестве, – грубовато произнес Бондарь.
– Ты ошибся. Прошу… – Лиззи сделала неловкий жест в сторону своего автомобильчика. – Плиз, пожалуйста…
Не торопясь принять приглашение, Бондарь с сомнением склонил голову к плечу:
– Потянет ли эта малютка нас двоих?
– О, «Рено Клио» есть надежный автомобиль с хорошими характеристиками. – По сверкнувшим глазам Лиззи было заметно, что она любит машины больше, чем мужчин. – Спортивный двигатель. Сто десять коней.
– Лошадиных сил, – машинально поправил Бондарь.
– Да, да. Мы поедем?
– Уговорила. Но впредь без фокусов.
– The tricks? О каких фокусах ты говоришь?
Настало время прочитать американке небольшую лекцию.
– Я хочу, чтобы в дальнейшем между нами не было недоразумений, – заговорил Бондарь с расстановкой, двинувшись в обратном направлении. – Мне плевать, что ты обо мне думаешь, но можешь быть уверена, что я тоже от тебя не в восторге. – Он поднял руку, отметая готовые последовать возражения. – Не перебивай… Так вот, если ты станешь портить мне нервы, то я найду способ избавиться от твоего общества. Сомневаюсь, что твоему шефу понравится, если ты сообщишь ему, что русский разведчик исчез в неизвестном направлении. А мне это как… – Бондарь задумался, подыскивая подходящее сравнение, которое не оскорбило бы слух дамы. – Как с горки скатиться, – нашелся он наконец. – С сегодняшнего дня мы не просто партнеры. Ты находишься у меня в подчинении. Усвоила?
– I've got it, – кивнула Лиззи, с выражением мрачной решимости на лице. – Я принимаю твои условия, Джин.
– Если уж хочешь называть меня по имени, то произноси его правильно, – проворчал Бондарь. – Женя.
– Дже… Дженья.
– Же-ня.
– Дже-ня.
– Ладно, для начала сойдет, – смилостивился Бондарь, размещаясь на переднем сиденье зеленого автомобильчика.
Рено наладил выпуск своих малолитражек благодаря знакомству с Гитлером, состоявшемуся на берлинской выставке. Покровительственно похлопав автопромышленника по плечу, фюрер сказал: «Война между нами неизбежна, а после войны Франция станет бедной страной. Вы будете вынуждены строить дешевые, экономичные машины. Советую приниматься за дело прямо сейчас». Вместо того чтобы забить тревогу, по возвращении домой Рено никому не сообщил об угрозе Гитлера, а усадил конструкторов за работу и впоследствии сказочно разбогател. Патриотизм бы никогда не принес ему таких прибылей.
Рассеянно размышляя об этом, Бондарь так же рассеянно слушал бодрый рок-н-ролльчик, включенный американкой. Весь текст состоял из фразы «You make me dizzy, miss Lizzie», повторяемой на разные лады. Надо полагать, песенка была чем-то вроде гимна для мисс Лиззи Браво, и она хотела произвести впечатление на спутника, но Бондарь сделал каменное лицо и молчал, открывая рот лишь для того, чтобы заблаговременно объявить очередной поворот.
Прежде чем отправиться в гостиницу, он решил немного покататься по Тбилиси, запоминая расположение главных улиц и достопримечательностей. В качестве ориентира служила пологая гора со шпилем телебашни. В центре города было относительно просторно и чисто, по вымощенным плиткой тротуарам чинно шагали люди, витрины магазинов сверкали, запах платанов и кипарисов пробивался даже сквозь автомобильную гарь. Но стоило немного углубиться в жилые кварталы, как картина разительно менялась, становясь все более сюрреалистической.
Проспект Руставели с его помпезными зданиями и дорогими магазинами соседствовал с убогими кривыми закоулками, утыканными какими-то совершенно невероятными курятниками, сложенными из разноцветных кирпичей. Кривые оконца, увитые плющом и виноградом, покосившиеся терраски, осыпающиеся балкончики – все это держалось на честном слове… но кто и кому дал это честное слово, было неясно. Надо полагать, действовало оно только до первого землетрясения.
Тем не менее в этих развалюхах кто-то жил, а ущелья улиц, проложенные между ними, были запружены беспрерывно сигналящими машинами и галдящим народом. Никто не уступал дорогу, никто не соблюдал правила движения, никто не считался с мнением окружающих.
Устав от созерцания этого вавилонского столпотворения, Бондарь попросил Лиззи остановиться неподалеку от оживленного перекрестка, распахнул дверцу и сказал, что вернется минут через пять-десять.
– Я пойду с тобой, – засуетилась Лиззи.
– Послушай, тебе велено не отпускать меня одного надолго, но про то, чтобы следовать за мной по пятам, речи ведь не было, – напомнил Бондарь.
– Куда ты?
– Я должен тебе отчитываться?
– Нет, но…
– Тогда сиди и жди, а чтобы не чувствовать себя одинокой, любуйся достижениями американского прогресса. – Бондарь указал на здание «Макдоналдса», увенчанное куполом минарета. – Я скоро вернусь. Тебя ждет сюрприз.
– Сурпрайз, – повторила Лиззи по-английски. – У этого слова два значений. Не только приятный новость. Еще льовушка.
Неопределенно хмыкнув, Бондарь растворился в толпе.
20Возвращаясь, он невольно вспоминал те давние времена, когда существовал так называемый «грузинский рубль» – сторублевая купюра. За настоящий советский рубль приобрести в солнечной Грузии можно было разве что упаковку спичек, пачку сигарет или початок вареной кукурузы. Сдачу приезжим не давали, а тех, кто пытался настоять на своем, обливали презрением: «Савсэм дэнэг нэт, да? Тагда бэры тавар даром, мынэ тываи капэйкы нэ нужны».
В том, что ситуация с разменом купюр осталась прежней, Бондарь убедился в аптеке, куда заскочил, когда оказался за пределами видимости своей соглядатайши. Лекарство, стоившее полтора лари, пришлось приобрести за пятерку, поскольку сдачи в кассе не нашлось. Правда, как догадывался Бондарь, это было вызвано не столько деловой сметкой аптекарши, сколько отсутствием наличности у населения. Нищета сквозила из всех щелей и дыр, дышала гнилью, помойками и канализационными стоками, таилась в темных углах, держа наготове острые ножи.
Это было неудивительно при том экономическом параличе, в который поочередно ввергли страну оба грузинских президента. Разрушив до основания промышленность, разорив сельское хозяйство, власти породили поголовную безработицу, бросив свой народ на произвол судьбы.
Грузинам оставалось лишь выкручиваться кто как может, и они выкручивались. Очередей возле «Макдоналдса» не наблюдалось, однако кто-то же сюда ходил, коли двери заведения были гостеприимно распахнуты. Прохожие умудрялись сохранять опрятный вид и даже подавали милостыню тем, кто окончательно выбился из сил на пути к сияющим высотам капитализма.
Объяснить эту загадку не сумел бы никакой социолог или экономист, а Бондарь, сведущий совсем в иных науках, даже не пытался. Он просто шел прогулочным шагом, неся в тяжелом пакете четыре теплых хачапури и столько же бутылок охлажденного «Мукузани», которое вполне могло оказаться таким же фальшивым, как то псевдогрузинское вино, которым бойко торговали в московских супермаркетах.
Малютка «Рено» торчала на том самом месте, где Бондарь ее оставил, но над изумрудной лакированной крышей автомобильчика возвышались две мужские фигуры, которых там прежде не было. Спереди и сзади малолитражку подпирали два серых от дорожной пыли джипа. Джигиты, выбравшиеся из них, горели желанием познакомиться с молодой одинокой шатенкой нездешней наружности. Прохожие, косясь на привычную сцену, даже не замедляли шаг. Они видели такое не раз и примерно знали, чем все закончится. Приезжую заволокут в один из джипов и с гиканьем увезут в горы. Через некоторое время отпустят, уже не такой лощеной и самоуверенной, какой она заявилась в Тбилиси. И поделом. Нечего гулять без сопровождающих.
Переложив пакет в левую руку, Бондарь сделал несколько шагов вперед, а потом остановился за ободранным стволом платана, где сделался практически незаметным. Чтобы прийти на помощь Лиззи, требовалось считаные секунды, однако делать это было преждевременно. Бондарю хотелось посмотреть, как поведет себя стажер ЦРУ. Чего стоит приставленная к нему девчонка? Сумеет ли она постоять за себя или начнет вопить благим матом «хелп ми»?
Вопль действительно прозвучал, но издал его не Лиззи, а джигит, сначала сунувшийся в открытое окно «Рено Клио», а затем отпрянувший назад. Кричал он не по-английски, а по-грузински. На то имелась причина. Несмотря на сгущающиеся сумерки, было отчетливо видно, что щели между передними зубами джигита заполнены кровью.
Рванувшись к обидчице, он налетел животом на распахнувшуюся дверцу автомобиля, разразившись новой порцией ругательств. Его приятель застыл в недоумении, пропустив то мгновение, которое понадобилось Лиззи, чтобы очутиться рядом.
