Виктор Островски - Лев Иудеи
Он постоял несколько минут у входа в один из двухэтажных корпусов, глядя, как медленно по земле расползается тьма и как еще сияет безоблачное небо вдоль горизонта. Только бы совещание не затянулось, подумал он. Этим вечером он должен был ужинать со своей бывшей женой Ханной, по которой очень скучал. Но предвкушение ужина было отравлено беспокойством о том, как будет проходить ночная операция в Афинах. И во всяком случае он был не в настроении слушать обычную на всех совещаниях галиматью.
Натан нажал кнопку звонка. Кто-то посмотрел в глазок, это, как оказалось, был Муса, который и впустил его в дверь.
— Ну, ты у нас сегодня просто пижон, — усмехнулся Муса, глядя на его блейзер и галстук. Натан был известен в Моссад своим пристрастием к тенниске и джинсам.
Натан улыбнулся в ответ.
— Я сегодня ужинаю с Ханной.
— Зачем ты объясняешь это мне? По мне, так ты мог бы быть и в смокинге. Чем бы дитя ни тешилось… — Натан последовал за Мусой в жилую комнату, где уже находились Амир и Марк; оба очень интересовались, как подвигаются его дела.
Вручив Натану банку с пивом, Марк жестом пригласил его сесть.
— Мы здесь одни? — спросил Натан, показывая на лестницу, которая вела в спальню на втором этаже.
— Конечно. Не беспокойся, — ухмыльнулся Муса. — Возможно, попозже к нам и присоединится один гость, но у нас еще много времени до его прихода. Итак, расскажи нам вкратце, что случилось за последнее время, с этого мы и начнем наше обсуждение. Натан рассказал обо всех происшедших событиях, намеренно не углубляясь в подробности, ибо собравшихся не интересовали мелкие тактические ходы.
— Следующий наш шаг будет зависеть от того, чего мы сумеем добиться сегодня. Таково положение дел, заключил он.
— Ну что ж, — Муса говорил с полным ртом земляных орехов, — как будто бы все в порядке.
Продолжая жевать, он достал большой светлокоричневый конверт из ящика шкафа.
— Возможно, эти фото заинтересуют тебя.
Окончательно дожевав орехи и вытерев рот тыльной стороной руки, он вручил снимки Натану. Натан вытащил из конверта снятую на открытом воздухе фотографию, несколько минут ее рассматривал, а затем произнес:
— Это Дамаск?
— Ты неплохо разбираешься в географии, ответил Муса.
— И что здесь снято?
— Дом Нечистой Игры. Помнишь, ты хотел, чтобы за ним проследили? — Муса замолчал, глядя на Натана, словно отец на ребенка, прежде чем дать ему леденец.
— Когда сделан снимок? 0 спросил Натан.
— Сегодня утром. Видишь этот маленький крестик? — Муса нагнулся вперед и показал на фото. — Это то место, где наш человек завтра утром поставит свою машину. По мнению отдела обеспечения, это лучшее место, откуда можно снимать видеокамерой дом, где живет Нечистая Игра.
— Я все еще не понимаю, чего вы надеетесь этим достичь? — еле внятно прошептал Марк.
— Что с тобой, Марк? — спросил Муса. — У тебя что, тромб в мозгу? Я тебе говорил, что если этот человек ведет тайную игру и предает нас сирийцам, мы сможем проверить, будет ли установлено за его домом наблюдение, когда он вернется если он вообще вернется. Вполне возможно, что он ведет свои передачи из здания, где размещается сирийское верховное командование. Прежде чем продолжить работу с ним, мы должны убедиться, что он не обманывает нас.
— И как же мы сможем установить там видеокамеру? Не думаю, чтобы Масада разрешила нам установить камеру на вражеской территории. Марк вопросительно поглядел на Амира.
— Это и не понадобится, — явно довольный собой, улыбнулся Амир. — Это сделает для нас ООН.
И они с Мусой расхохотались.
— Хорошо, хорошо. — Натан положил фото на стол. — Каков ваш план?
Муса удобно расположился в кресле.
— Наш человек поставит взятый напрокат автомобиль на месте, обозначенном на снимке крестиком. Ключи он положит в почтовый ящик в пригороде Дамаска. Два человека из ООН, которых мы недавно завербовали для работы в Сирии и Ливане, отправляются туда завтра утром. Сегодняшнюю ночь они весело проведут с парой цыпочек в Хайфе, тем временем наши ребята установят в их джипе видеокамеру. Кажется, они хотят разместить ее в подголовнике, но это дело второстепенное, главное оборудование будет размещено под машиной. Оно может вести запись в течение семидевяти часов, этого больше чем достаточно. Что до ребят из ООН, то они должны забрать ключи от снятой напрокат машины и оставить на стоянке на другом конце города. Это будет сделано днем в четверг, через день после их прибытия в Дамаск. Свой же джип они оставят на том месте, где стояла снятая нами машина.
— А что, если они угонят обе машины? Ведь их двое.
— Их предупредят, чтобы их джип оставался на месте как свидетельство того, что снятый автомобиль перегнан куда следует.
— Но ведь лента рассчитана на семь часов записи, к тому времени, когда они доберутся туда, она уже кончится, — сказал Натан.
— Специалисты из отдела технологии решили эту проблему. Видео будет включаться по радио военным подразделением с горы Хермон. — Муса сделал паузу. — Как видишь, Натан, все уже организовано. У тебя нет никаких дополнительных предложений?
— Никаких. Продолжайте в том же духе.
— Вот и хорошо, сказал Муса. Я рад, что ты одобряешь наши приготовления. Конечно, нам еще надо подработать кое-какие технические детали; мы должны, например, подумать, как снять оборудование с джипа; если он окажется на стоянке ООН в Нахарии, это будет куда трудней сделать.
— Не засветится ли наш человек, когда найдут снятый нами автомобиль? — спросил Натан, медленно потягивая пиво.
— Возможно, но мы успеем отозвать его оттуда.
— И что будет с нашим человеком? — Натан повернулся к Амиру. — Ты сказал, что, выполнив задание, он выйдет из игры?
— Из Дамаска он вернется в Швейцарию чтобы забрать свои вещи и закрыть дело, которое у него там есть. Но во враждебную страну он больше не поедет. Через три недели он будет дома.
— Жаль. Я-то надеялся, что он проработает там полных четыре года, — сказал Марк, позевывая и потягиваясь.
— Почему? — спросил Натан.
— Марк ставит пистоны его жене, — пояснил Амир. — И насколько я знаю, — он улыбнулся Марку, — не прочь заниматься этим как можно дольше. Но, увы, все хорошее рано или поздно кончается.
— Вы шутите? — сказал Натан, стараясь не повышать голоса. — Вы же не можете говорить такое всерьез?
— Что с ним, какая муха его укусила? — сказал Марк, удивленный его реакцией.
— Так вы всерьез? — Натан с отвращением сплюнул. — Вы что, не понимаете, ублюдки, что эти люди рискуют своей жизнью, занимаясь самой опасной работой, какая только может быть? Они отважные патриоты, а вы, которые считаете себя выше их, платите им тем, что дерете их жен.
Он вскочил на ноги и стоял, глядя сверху вниз на Амира.
— А что бывает, если вы не хотите возвращать им их жен? Вы подстраиваете так, чтобы их бедные мужья покоились в безымянной могиле в какойнибудь далекой стране, чтобы вы могли продолжать вашу подленькую игру?
Муса повернулся лицом к Натану.
— Мне кажется, ты воспринимаешь это не так, как надо. Подумай сам. Женщине приходится оставаться одной по восемь месяцев. Если ей везет, то она проводит со своим мужем один-два уикэнда в году. А мы даем ей то, чего она хочет, более того, то, в чем она нуждается. Мы избавляем ее от необходимости обращаться черт знает к кому. Когда муж возвращается домой, он застает там жену. А ведь она могла бы убежать с молочником.
— Какая предусмотрительность! Скажите, вы поступате так со всеми женами? Никого из них не пропускаете? И эту работу исполняют только высокие начальники? Или вы нанимаете посторонних людей?
— Работы непочатый край, — смеясь, сказал Марк. — Кто-то же должен ее делать?..
— Послушай, — перебил Муса. — Может, это и в самом деле не очень хорошо, но так уж у нас повелось. Ведь ты же не в первый раз об этом слышишь.
— Нет. Но я всегда думал, что это просто треп, вроде этой истории о нашем нападении на Энтеббе.
— Тут нет ничего смешного. И ты идешь не в ногу со всеми.
— Все это омерзительно, — сказал Натан, направляясь к двери. — Если надо, ты можешь связаться со мной через базу. И он буквально выбежал из комнаты, с силой захлопнув за собой дверь.
— Что с ним? — Изумленный Марк повернулся к Мусе. — Надеюсь, он не станет болтать об этом? Ты знаешь, что я имею в виду?
— Что он может рассказать? И кому? Послушай, Натан свой человек, просто у него собственный моральный кодекс, когда дело идет о замужних женщинах. А так с ним все в порядке. — Муса обеспокоенно посмотрел на часы.
— Надеюсь, ты прав, сказал Марк: Не дай Бог, он начнет распускать язык.
— Можешь не упоминать Бога, — улыбнулся Муса. — Я, слава Богу, атеист.
— Мне надо на пару минут зайти в свой кабинет, — сказал Амир. — Сегодня Натан был на высоте, я кое-что должен для него сделать.
