Михаил Любимов - И ад следовал за ним
Челюсть переместился в отдельный кабинет, но без вертушки, без персональной уборной — мечты поэта и без комнаты отдыха с кроватью и телевизором, что полагалось рангом повыше, но зато с правом доступа в начальственную столовую (молниеносный улыбчивый сервис, семга словно от купца Елисеева, заковыристый тертый суп, который нравился Бобру, а затем сменившему его Мане, и потому был в приказном порядке введен в постоянное меню, подобно парикам при Петре Первом, вырезка и т. д. и т. п. и эт цэтэра. Гуторили: один из приближенных крутого Бобра, сидя с ним за одним обеденным столом, позволил себе отказаться от любимого супа шефа и заказать кондовые щи. Мятеж сей привел к тому, что приближенный был изгнан резидентом в Верхнюю Вольту, откуда, стремясь к реабилитации, сделал боевой вклад в меню: котлеты по–африкански) и массой других немаловажных феодальных привилегий, включая ондатровую шапку и парное молоко, отдоенное в день продажи на легендарном подсобном хозяйстве Монастыря.
Первый год мы еще продолжали бурно общаться семьями, исправно отмечая многие праздники, и Челюсть иногда одаривал нас билетами на спектакли, где тонко намекали на некоторые несовершенства общественного устройства Мекленбурга (отдельным репликам зал храбро аплодировал, словно выходил на Сенатскую площадь), даже пожертвовал однажды талон на ондатровую шапку. В ателье я оказался в двух шагах от самого Бобра — он покорно плелся за мастером с рулеткой на шее и выглядел как обыкновенный уставший старик, которому до смерти надоели служебные дела.
Семейная жизнь рождала новые заботы, и наши кланы постепенно отдалялись друг от друга: Римма жаловалась, что Клава зазнается, а Клава, видимо, решила, что она облагодетельствовала Римму, взяв моего друга в мужья, корабли расходились к своим горизонтам и в конце концов застыли на солидной дистанции друг от друга. Медленно, но верно пер Челюсть все выше и выше, уже неприлично было запросто приглашать его на стопарь в буфетик гостиницы, что на Негрязке, а потом я попал под его кураторство, видел почти ежедневно то у него в кабинете, то в коридорах, радовался его демократизму и приветственному «старик»,— как говорит шекспировский Антоний: «О, мои салатные дни, когда я был зелен в своих суждениях!»
…Рэй Хилсмен опоздал на десять минут, на этот раз он восседал в «кадиллаке» с обычным номерным знаком — вполне разумная предосторожность: совсем недавно шалуны–мальчишки, насмотревшись шпионских фильмов, заприметили автомобиль с дипломатическим номером в тихой улочке на окраине города, стукнули в полицию, та отстучала в контрразведку, район прочесали и засекли водителя машины — коварного ливийца, который вел сладкие беседы с израильским охранником.
Рэй, не перебивая, выслушал мой рассказ о таинственном незнакомце, так взбудоражившем Генри, и записал кое–что в блокнот.
— Как вы думаете, кто это может быть?
— Этот вопрос я хотел задать и вам! — Я улыбнулся в ответ белоснежной улыбкой.
Он долго рассматривал пакет с адресом, все больше укрепляя во мне подозрение, что вся эта комбинация задумана американцами для проверки честности безупречного Алекса.
— Я должен проконсультироваться с Вашингтоном. Мы можем встретиться завтра?
— Только не в этой дыре, я не люблю Ист–энд. Чем вы тут занимаетесь? Вербуете троцкистов?
— Все–таки вы сноб, Алекс. Как насчет района Баттерси?
— О'кэй!
Домой я поехал через Челси, где заскочил в любимый магазин деликатесов, забитый солеными пчелками, жареными кузнечиками, лягушками и осьминогами, купил там пару банок улиток, которые любила Кэти, а заодно прошелся по Слоун–сквер и взглянул на театральный репертуар «Ройал Корта» — Кэти уже начала донимать меня своими стенаниями о нашей пресной несветской жизни.
На современную драму с ее рассерженными молодыми людьми на грязной кухне меня не тянуло, знал я все эти штуки, что нового могли поведать мне эти актеры? Ходил я только в Королевский Шекспировский из любви к покойному шекспироведу–папаше (пару раз проводил там моментальные передачи в туалете), что театр для несравненного лицедея Алекса? Семечки! Разве он сам не целый театр? Пожалуйста, на любую роль — от короля до шута! — весь Монастырь забросил бы подрывную деятельность и стоя аплодировал бы в партере!
На другой день я спустился со своих хемстедских холмов в долины Баттерси и остановился прямо у парка, уставленного модернистской скульптурой.
Как ни странно, на лоне природы эти искореженные обрубки отлично смотрелись и нравились даже мне, закаленному реалисту,— в свое время мы с Риммой частенько забегали в музей имени Внука Арапа Петра Великого, где в греческом портике давила своим могуществом гигантская статуя Давида, на которого вечно глазели бойскауты, потрясенные оголенным фаллосом, а их предводительницы, старые девы в красных галстуках, тщетно пытались оттащить племя молодое, незнакомое в зал не менее растленных импрессионистов.
На этот раз Хилсмен не опоздал.
— Я связался с директором,— начал он с ходу,— и он высказал интересную мысль. А что если вам поехать самому в Каир и попытаться установить этого человека?
Совершенно не светила мне эта грандиозная идея директора, тем паче, что скорее всего американцы готовили мне проверочную комбинацию.
— Неужели у вас нет другого человека для этого дельца?
— Эти арабы недавно разгромили нашу каирскую резидентуру и арестовали несколько агентов. А вам все карты в руки, Алекс! Кто будет проявлять интерес к австралийскому подданному? Или возьмите другой паспорт!
— Но вряд ли я справлюсь с этим делом один!
— Помните, вы рассказывали о вашем агенте, бывшем египетском после? Кажется, он живет в Монтре. У него наверняка остались связи на родине. Полетите в Швейцарию, а оттуда в Каир. Связь будем держать по телефону, я вам дам незасвеченный номер.
Славно работал директор, а точнее сам Рэй, не такой уж болван оказался волшебник Гудвин, все предусмотрел.
— Если вы считаете необходимым, я, конечно, поеду,— скромно согласился я.
— Пожалуйста, подготовьте приблизительный план ваших действий! — завершил беседу волшебник Гудвин. О, эти планы, а я–то думал, что их обожают только в плановом Мекленбурге!
Кэти не пришла в восторг от моей очередной командировки в поисках рынка сбыта для радиопродукции, но истерику не закатила и даже поцеловала в щеку (а заодно и обнюхала на предмет, как выразился бы Чижик, выявления запахов чужих дамских духов).
Поздно ночью я разыграл перед Кэти приступы боли в животе, похожие на аппендицит и, несмотря на ее уговоры вызвать «Скорую», решил доехать до больницы сам, благо она была совсем рядом (Кэти бегала по квартире, заламывая руки), сел в автомобиль, посетил больницу (там, естественно, ничего не обнаружили, но посоветовали не есть ничего острого), затем покрутил по проверочному маршруту и нанес на столб у лавки Рэгги (Чижик сказал бы: на обусловленный столб) меловую черту.
Уединившись в комнате, я составил и зашифровал сообщение в Центр.
«Несколько дней назад ночью к «Эрику» явился незнакомый человек в маске, представился, как Рамон Гонзалес, говорил с ним по–английски с испанским акцентом. Беседа проходила в темноте, «Эрик» только заметил, что Гонзалес брюнет, хотя, по моему мнению, незнакомец пользовался париком. Гонзалес обнаружил отличное знание всего дела «Эрика», включая обстоятельства его вербовки и связь с «Бертой». Моего имени незнакомец не называл. Целью его прихода являлась вербовка «Эрика», которому был оставлен адрес в Каире для связи.
Об этом визите я сообщил «Фреду», и тот, связавшись с «Пауками», предложил мне вылететь в Каир для установления незнакомца, предварительно заехав в Женеву для встречи с «Али», имеющего в Каире контакты. По моему мнению, «Пауки» начали мою проверку. Срочно прошу указаний по делу, а также условия связи на Каир. Том».
Перед моменталкой я проверялся часа три и взмок от напряжения.
На подходе к магазину «Экспресс» я взглянул на часы — такие операции проводятся секунда в секунду,— свернул за угол и прямо у входа столкнулся с мертвецки бледным парнем с букетом гвоздик (опознавательный признак), который дохнул перегаром и на ходу подставил ладонь. Туда я ловко и сунул спичечный мини–коробок с посланием,— моменталка прошла по высокому классу, паренек спокойно проследовал своим путем, а я, покрутившись в магазине, вышел на улицу, добрался до своей «газели» и возвратился домой.
На следующий день в то же время я снова вошел в «Экспресс» (на этот раз операцию проводил рыжий вахлак в отечественном плаще, от него тоже несло, как из бочки — черт знает что! что они делают у себя в посольстве?) и принял тот же мини–коробок.
Ответ был краток:
«Вам следует выйти на явку в Монтре (Швейцария, рядом с Женевой) 11 января в 17.00. Место встречи: у здания ресторана на железнодорожной станции. Пароль: «Вы не знаете, где здесь кинотеатр «Блюз»? Отзыв: «Не знаю. Я приехал из Брайтона». Запасная встреча на следующий день по тем же условиям».
