Чингиз Абдуллаев - Пройти чистилище
Он вошел и посмотрел на кровать. Сначала он увидел только нагромождение аппаратов вокруг тела под белой простыней. И лишь затем увидел закрытые глаза, бледное, плохо выбритое лицо, и трубки, соединяющие носоглотку больного с подключенными к нему аппаратами.
— Он может нас слышать? — почему-то спросил шепотом Караев.
— Не знаю, — пожал плечами Стоянов, — думаю, нет. Хотя наука допускает такое.
— Даже в таком состоянии? — удивленно повернулся к ним Трапаков.
— Да. Считается, что в таком состоянии они тоже могут слышать.
Трапаков пожал плечами, а Караев, как зачарованный, стал подходить ближе. Словно между ними установилась некая невидимая связь, протянувшаяся от души несчастного к его беспокойной душе. И он, забыв про сопровождающих, забыв обо всем на свете, просто встал перед кроватью и произнес:
— Здравствуй, Кемаль.
— Вы что-то сказали? — спросил Стоянов.
— Нет, — обернулся к нему Караев, — ничего.
С этого дня Караеву разрешили навещать больного, словно он мог узнать что-то новое или получить представление о характере человека, лежавшего почти бездыханным на больничной койке. Но самому Караеву эти встречи были очень нужны и поэтому с разрешения подполковника Трапакова он раз в несколько дней приезжал сюда и оставался с больным наедине, словно прося у него совета и поддержки для предстоящей поездки в Турцию.
Его выздоровление должно было начаться через полтора месяца. По взаимной договоренности, за полмесяца до этого события настоящего Кемаля Аслана с величайшими предосторожностями должны были перевести в другую палату и поместить его туда под чужим именем, несколько изменив дату приема.
Еще целый месяц Караева готовили по специальной программе. Они вернулись в Москву, и лучшие психологи, бывшие разведчики-нелегалы, специалисты по Болгарии и Турции, и все, кто нужен был для его сложной работы, снова и снова встречались с ним, отдавая свои знания и опыт этому молодому человеку. К концу месяца он был напичкан чужими знаниями почти до предела. Он уже забыл о собственных воспоминаниях, ошибках, собственном жизненном опыте, который начинал казаться нереальным и придуманным. Теперь он помнил лишь раннее детство в Филадельфии, и свою многолетнюю жизнь в городке с таким смешным названием — Елин-Пелин.
Наконец, в последний день перед отъездом он узнал, что с ним хочет встретиться сам Председатель КГБ СССР. Был готов к визиту столь высокого гостя, но Андропов появился неожиданно, когда он только начинал бриться. Они говорили недолго, минут пять-десять, после чего Председатель уехал.
На следующий день начались активные мероприятия по внедрению Караева в Турцию. Он прилетел вместе с Трапаковым в Киев. Именно там должны были сделать операцию на его черепе и ноге, имитируя попадание в автомобильную катастрофу. И он, здоровый молодой человек, никогда прежде не лежавший в больницах, и даже не болевший, лег на больничную койку и вдохнул сладковатый аромат, исходивший из этой непонятной маски. Об уколах в семьдесят четвертом году еще всерьез не говорили.
Он проснулся через сутки с непривычным ощущением сухости во рту. Болели голова и все тело, словно он совершил многокилометровый кросс Как ни странно, но левая нога, над которой потрудились специалисты-хирурги из больницы КГБ, совсем не болела, а вот правая, до которой никто не дотрагивался, почему-то болела довольно ощутимо. Дотронувшись до перевязанной головы, он с удивлением отметил, что голову ему выбрили, как это сделали с настоящим Кемалем Асланом в Болгарии.
Он пролежал в больнице три дня. После этого повязки сняли и он обнаружил у себя на черепе глубокие шрамы. Правда, голова уже не болела, если не считать иногда привычных головных болей, которыми отстрадал с раннего детства.
Через день он прилетел в Софию. Здесь ему предстояло дальнейшее «излечение» от травмы. В больнице его сначала переодели, затем отвезли в операционную, где снова забинтовали голову, вставили трубки в нос и в рот, и в таком виде отвезли в палату, откуда за полчаса до этого незаметно был перевезен подлинный Кемаль Аслан.
Бригаду болгарских врачей, которые вели больного Кемаля Аслана, срочно премировали путевками в Советский Союз на озеро Байкал, а заменившие их специалисты были врачами КГБ, уже предупрежденными обо всем. Сотрудникам больницы объяснили, что это советские специалисты, приехавшие для обмена опытом. Через два дня вся больница знала, что в результате применения новых методов лечения комы, один из тяжелейших больных, на которого давно все махнули рукой, начал постепенно выходить из коматозного состояния. Но в палату к больному никого не пускали. Через десять дней больной начал даже произносить первые слова и пробовать шевелить конечностями. Об этом случае немедленно написали все болгарские газеты, прошла специальная телевизионная передача, в который впервые показали уже Караева в роли Кемаля Аслана, лежавшего на больничной койке.
Резидентура КГБ в Турции организовала в местных газетах перепечатку статьи о выздоравливающем больном болгарском гражданине турецкого происхождения. Через день выяснилось, что в Измире живет дядя спасенного и возвращенного к жизни счастливчика. Еще через день портрет дяди — Намика Дббаса — обошел все турецкие и болгарские газеты. Пресса настойчиво требовала приезда родственника к своему возрожденному к жизни племяннику.
Правда, во всей поднятой шумихе оказалась и оборотная сторона, когда в больницу к больному Кемалю попыталась проникнуть его бывшая однокурсница, утверждавшая, что она подружка Кемаля. С ней было неприятностей больше всего. Мало того, что она не желала слушать никаких доводов и рвалась прямо в палату, она еще дала интервью одной из болгарских газет, рассказав, что Кемаль обещал на ней жениться. После этого в больнице появилась целая группа сотрудников института, где работал Кемаль после окончания университета, и их долго пришлось уговаривать не беспокоить больного.
Случайные посетители были убраны, а настырную девушку решили пропустить, чтобы проверить на ней результаты подмены. Все прошло благополучно. Напуганная обилием аппаратуры и бледным видом лежавшего на кровати «Кемаля», девушка не обратила особого внимания на изменение речи и дикции, решив, что это обычный послекоматозный синдром. Караев сыграл свою роль блестяще. Он запинался, забывал конец фразы, иногда просто отключался от внешнего мира на несколько десятков секунд.
Девушку звали Бася, это было молодое, доверчивое и наивное двадцатилетнее существо. Караев искренне сказал, что не помнит ее и пожаловался на отсутствие должной памяти после автомобильной аварии. Несчастная девушка под конец даже разрыдалась, пожелав забинтованному «Кемалю» скорейшего выздоровления.
После ее ухода Трапаков впервые появился в палате с довольным выражением лица. Первый экзамен прошел благополучно. Теперь предстоял главный. Дядя Кемаля — почтенный Намик Аббас — наконец получил болгарскую визу и выехал на своей машине из Стамбула в Софию. Именно здесь произошла первая встреча молодого человека с родным братом своего отца.
Намик Аббас, уже однажды приезжавший в Болгарию и считавший, что у его племянника нет никаких шансов на выздоровление, не скрывал своей радости. У его брата Юсефа Аббаса, живущего в Америке не было детей, а у него самого были лишь две дочери. Их отец — Факир Аслан, в свое время принимал участие в антиправительственном заговоре против самого основателя и признанного главы Турецкой республики — Кемаля Ататюрка, и вынужден был долгие годы скрываться в Америке, а затем, вернувшись в Турцию, взять себе фамилию своей матери — Аббас, которую он дал и двум старшим сыновьям. Младший остался в Филадельфии и женился там на болгарке, сохранив родовую фамилию Аслан, которая перешла к его сыну. И теперь Намик Аббас справедливо считал племянника наследником их рода по мужской линии, прямым продолжателем их фамилии.
Его не интересовали подробности лечения. Был важен сам факт возможного излечения племянника. Гостю вежливо намекнули, что болгарские власти, учитывая столь чудесное выздоровление, могут разрешить своему гражданину выехать для окончательного выздоровления в Турцию.
От радости Намик Аббас едва не задушил в своих объятиях Стоянова, представившегося сотрудником Министерства здравоохранения Болгарии и осторожно порекомендовавшего увезти больного для лучшего ухода в Турцию.
Намик Аббас немедленно подал прошение. В рекордно короткие сроки, — в три дня был получен ответ. Ему разрешали увезти начавшего поправляться буквально на глазах Кемаля Аслана. Племянник уже вставал, с разрешения врачей ходил по палате, питался без ограничений.
Дядя отправился в однокомнатную квартиру своего племянника и приказал собрать все его вещи. После чего объездил лучшие магазины болгарской столицы в поисках достойной одежды для племянника. И, наконец, перед самым рождеством, когда христиане всего мира праздновали свой праздник, дядя купил билеты на поезд и с разрешения врачей впервые пришел для серьезного разговора со своим племянником.
