Роберт Ладлэм - Ультиматум Борна
— Мы ранены, — прохрипел Крупкин. — Похоже, Алекс серьезнее, чем я... Займись им... Возьми это! — проговорил Крупкин, морщась от боли; он вытащил из кармана свое удостоверение. — Найди болвана, который тут командует, и приведи его ко мне. Нужен врач. Для Алекса... И побыстрее, идиот ты непонятливый!!!
* * *Крупкин и Алекс лежали в санчасти арсенала; Борн стоял в противоположном конце комнаты. Он не понимал ни слова... Вертолетом, стартовавшим с крыши спецклиники на проспекте Серова, доставили трех врачей — двух хирургов и анестезиолога; выяснилось, правда, что последний не нужен. Серьезной операции не потребовалось: обошлись местной анестезией, чтобы зашить раны. Главврач разглагольствовал о случаях локального поражения посторонними предметами.
— Полагаю, вы имеете в виду пули, когда так туманно говорите о «посторонних предметах», — произнес Крупкин.
— Он имеет в виду пули, — по-русски откликнулся Алекс. Отставной резидент ЦРУ не мог повернуть голову из-за того, что у него была забинтована шея. Повязка была наложена также на его правое плечо.
— Кажется, все, — сказал хирург. — Вам обоим страшно повезло — особенно вам, наш американский друг... Мы подготовим для вас подробную выписку... Сообщите адрес вашего лечащего врача в Штатах. В течение нескольких недель вам необходима реабилитация...
— В данный момент мой врач сам находится в больнице... в Париже.
— Простите, но я не совсем понимаю вас...
— Я хочу сказать, что, когда у меня что-то болит, я звоню своему врачу, а уж он направляет меня к нужному специалисту.
— Да, это вам не русская «медицина для всех»...
— Я дам его адрес медсестре... Если ему повезет, вскоре он будет на ногах.
— Могу повторить, что вам страшно повезло...
— Просто я быстро среагировал, док, так же, как и мой напарник. Когда мы увидели, что этот сукин сын бежит к нашей машине, стало ясно, что он хочет нас прикончить; мы открыли пальбу в его сторону... Жаль шофера, славный был парень...
— К сожалению, ему не хватило выдержки, Алекс, — вмешался Крупкин. — Первые пули, выпущенные из дверей арсенала, настолько дезориентировали его, что он врезался в автобус.
Дверь с треском распахнулась, и в помещение санчасти вошел комиссар КГБ, знакомый всем по явке на Садовом кольце.
— Эй, — обратился он к доктору, — говорят, что ты уже заштопал этих ребят...
— Еще не совсем, товарищ генерал. Есть всякие мелочи, в основном терапевтические...
— Позже, — перебил его комиссар. — Мне надо поговорить с ними с глазу на глаз.
— Это приказ? — спросил хирург.
— Приказ...
— Иногда вы приказываете не вовремя.
— Что-о?!
— Вы меня прекрасно понимаете, — сказал врач, направляясь к двери. Комиссар передернул плечами, подождал, пока закроется дверь, и подошел к раненым. Поглядывая то на одного, то на другого, он произнес всего одно слово: — «Новгород»!
— Что?
Реакция была мгновенной, и даже Борн подался вперед.
— Вы-то, — добавил кагэбэшник, переходя на свой скудный английский, — поняли, что я сказал?
— Мне кажется, что понял... Я уже слышал это слово...
— Объясняю... Мы допросили девятерых сотрудников, запертых в оружейном складе. По их словам, Шакал убил двух охранников, которые и не пытались его остановить, понятно? Он забрал ключи от машин у четырех человек, но не воспользовался ими, понятно?
— Но я сам видел, как он бежал к машинам.
— К какой? В «Кубинке» убиты три водителя, и документы на их машины изъяты. Какую машину он взял?
— Это вы должны выяснить! Проверьте в транспортном управлении, или как там у вас это называется!
— На это уйдет много времени. В Москве полно похожих автомобилей с разными номерами — тут и из Ленинграда, и из Смоленска, и Бог знает откуда... Это сделано для того, чтобы контролировать нарушителей дорожного движения.
— О чем, черт побери, он говорит?! — заорал Джейсон.
— Пойми, все машины регистрируются в государственных учреждениях, — попытался объяснить Крупкин. — В любом большом городе ведется своя собственная регистрация, и эти города не стремятся к сотрудничеству друг с другом.
— Но почему?!
— Здесь есть свои тонкости: можно зарегистрировать машину под чужой фамилией. Но это наказуемо, потому что приобретение автомобиля напрямую связано с не всегда легальными доходами покупателя.
— Ну и?
— Пойми, взятки при регистрации машины — обычное дело. Но все, кто с этим связан, естественно, не хотят, чтобы в них тыкали пальцем. Тебе просто скажут, что на поиски угнанного автомобиля уйдет несколько дней...
— Идиотизм какой-то!
— Это вы говорите, мистер Борн... Я законопослушный гражданин Союза, прошу иметь это в виду...
— Но какая связь с «Новгородом» — ведь прозвучало это название?
— "Новгород"... Что вы хотели этим сказать? — по-русски спросил комиссара Крупкин. В нескольких словах комиссар обрисовал ситуацию Крупкину. Крупкин тут же перевел для Берна: — Постарайся понять, Джейсон: по верху арсенала расположена смотровая галерея. Шакал находился там, когда увидел, как ты идешь вдоль живой изгороди. Он ворвался на склад оружия и орал как сумасшедший, каковым, собственно говоря, и является... Он орал, что ты в его руках и обречен на смерть... И что теперь у него остается только одно дело, которое он должен закончить!
— "Новгород", — прошептал Конклин, глядя в потолок.
— Вот именно, — сказал Крупкин, скосив глаза в сторону Алекса. — Он возвращается туда, откуда когда-то бежал... туда, где Ильич Рамирес Санчес превратился в Карлоса-Шакала. Он чувствует себя оскорбленным... Угрожая оружием, Шакал требовал, чтобы ему указали кратчайшую дорогу к «Новгороду»... Он выяснил, что «Новгород» расположен в пятистах — шестистах километрах отсюда, то есть на машине надо добираться целый день.
— Почему только на машине? — перебил Борн.
— Он не может воспользоваться никакими другими средствами передвижения. Вокзалы, аэропорты, даже незначительные посадочные площадки взяты под наблюдение... Он понимает это...
— Что ему надо в «Новгороде»?
— Об этом может знать только Господь Бог, да и это под большим вопросом... Шакал хочет сделать что-то такое, чтобы его надолго запомнили... без сомнения, в отместку тем, кто изгнал его тридцать лет назад. Но пострадают все, кто попадется ему под руку... Он забрал документы у сотрудника, который прошел подготовку в «Новгороде», вероятно, считая, что с их помощью он сможет проникнуть туда. Но я думаю, не сможет — мы остановим его.
— Сомнительно, — сказал Борн. — Он может воспользоваться документами или не воспользоваться... Главное — что он почувствует... Все эти бумажки — мелочь; если Шакал почует что-то недоброе — а он почует, можете не сомневаться, — он перебьет всех на своем пути, но проникнет туда, куда ему нужно.
— К чему ты клонишь? — спросил Крупкин. Он с удивлением посмотрел на Борна, этого человека, в котором боролись две личности и два мировоззрения.
— Я должен попасть туда раньше, чем он... Дайте мне подробный план комплекса и удостоверение, разрешающее свободный проход.
— Ты помешался! — заорал Крупкин. — Американец, который связан черт знает с кем... и за которым вдобавок охотятся во всех странах — членах НАТО, будет беспрепятственно прогуливаться по «Новгороду»! Это невозможно!
— Нет и еще раз нет! — проревел комиссар. — Я правильно понял, о'кей? Вы — псих, о'кей?
— Спокойно. Вы хотите заполучить Шакала?
— Безусловно... Но есть предел дозволенного!
— Меня не интересует ни «Новгород», ни другие объекты — вы, кажется, должны были это понять... Все эти бесконечные операции по переброске агентов и с вашей, и с нашей стороны — все это будет продолжаться и идти своим чередом. Но в перспективе они яйца выеденного не стоят... Это детские игры. Либо мы будем жить вместе на этой планете, либо все полетит к черту... Меня интересует только Карлос. Я хочу увидеть его мертвым, потому что я хочу жить!
— Ладно, лично я согласен со многим из того, что ты сказал... Хотя благодаря этим «детским играм» некоторые из нас весьма неплохо устроились. Но мне не удастся убедить в твоей правоте мое начальство.
— Хорошо, — отозвался Конклин, по-прежнему глядя в потолок. — Договоримся приватно. Борн отправится в «Новгород», а вы можете оставить себе Огилви.
— Огилви и так у нас в руках, Алекс...
— Но не совсем... Вашингтон знает, что он здесь.
— Ну и?
— Я могу сказать, что вы упустили Огилви, и мне поверят. Они поверят мне на слово. Я скажу, что птичка упорхнула из гнездышка и вы с ума сходите от злости, но не можете отловить ее. Мол, он находится неизвестно где, но под защитой разведки суверенной страны — члена ООН. Подозреваю, что благодаря какой-то подобной интриге вам и удалось заманить его...
— Это все твои фантазии, мой добрый старый враг. Но что я получу за содействие в реализации вашего плана?
