Анатолий Стась - Подземный факел
Газетчик был человеком пытливым, умел, слушая, сам зажигаться мыслью, если чувствовал за ней ту знаменитую журналистскую «изюминку», что превращалась потом в сжатый рассказ о новом, значительном, необычным. Вдумываясь в каждую фразу, произносимую Бранюком, Юрий Калашник все больше убеждался в том, что доклад студента — нечто более весомое и глубокое, чем обычный студенческий реферат.
И не ошибся. Седой старый профессор с мировым именем долго жал руку растерянному Бранюку. Потом он подвел студента к рампе и сказал в притихший зал:
— Молодые друзья, я рад за вашего товарища. Да, рад! Проблема добычи остаточной нефти давно волнует науку и практику. Труд, проделанный докладчиком, заслуживает самой высокой оценки. Своими исследованиями он сделал смелый шаг вперед, а его теоретические выводы поражают оригинальностью и… дерзостью. Благодарю вас, коллега!
Научная работа Бранюка была признана лучшей среди представленных на конференции. Через день в областной комсомольской газете появился внушительный «подвал» об итогах научно-технического творчества студентов. Больше половины корреспонденции посвящалось работе Ивана Бранюка. Внизу стояла подпись: «Ю. Калашник».
Вечером в редакцию пришел высокий худощавый юноша и спросил, можно ли видеть автора опубликованной корреспонденции. Его провели к Юрию. Тот сразу узнал Бранюка.
— Я прочел ваш материал. Так же нельзя писать, честное слово, — укоризненно сказал студент.
— Вы чем-то недовольны? — встревожился Юрий.
— Вот именно! — Резкий голос Бранюка был совсем не таким, как там, в театре. — Вы сделали меня без пяти минут академиком. В корреспонденции много сенсационного, рассчитанного на эффект. Мне стыдно смотреть в глаза однокурсникам.
— Это ты, приятель, напрасно, — немного покраснев, сказал Юрий, переходя на «ты». — Давай внесем ясность.
— Да что там ясность! — наступал Бранюк. — Сегодня я просмотрел и другие материалы на научно-техническую тематику, напечатанные за последнее время в вашей газете. Вы допускаете неточности, ваши товарищи иногда плавают по поверхности. Разве же так можно? Информация, тем более научная, не терпит верхоглядства.
— Выкладывай факты. — Юрий развернул подшивку газеты. — Но сначала закончим с моей корреспонденцией. Ты напрасно набросился на меня. Прежде чем сдать материал, я прочитал его вашему профессору. Не думаю, что он согласился бы со мной, если бы я перегнул здесь палку, приписал тебе несуществующие заслуги. Вот и виза профессора.
Студент смутился. Но он не хотел отступать.
— Да, все это хорошо — профессор, его виза, определенная оценка работы… Но ты, прежде чем садиться за письменный стол, мог бы прийти к нам в институт, посмотреть, над чем мозгуют ребята в нашей лаборатории, пощупать кое-что своими руками. Разве это помешало бы тебе, журналисту?
Тут уж Юрию возразить было нечего. Они договорились о встрече в институтской лаборатории. Потом встречались все чаще и чаще, привязались друг к другу. Бранюк нередко заходил теперь в домик на одной из старинных улиц города, где находилась редакция. Ему приносили узенькие гранки, пахнущие типографской краской. Он внимательно вычитывал лаконичные, по-газетному скупые абзацы репортажей о новых машинах, сходивших с конвейеров местных заводов, знакомился с корреспонденциями, в которых рассказывалось о молодых ученых, специалистах, новаторах, иногда, «выудив» в гранках неточность или ошибку, подтрунивал над журналистами и тут же советовал, с какой литературой следует ознакомиться, в какой справочник заглянуть. Постепенно новый друг Юрия Калашника стал в редакции своим человеком.
Так прошло два с половиной года.
Жаль было Юрию расставаться с Иваном. Но каждый из них выбрал свое место в жизни и пошел своей дорогой. Бранюк работал на крупном нефтепромысле в Азербайджане. Юрий заочно окончил университет, и ему предложили сотрудничать в одном из журналов. Он колесил по стране, писал о Средней Азии, о Заполярье, о стройках Сибири. Бранюк время от времени встречал в журнале очерки друга из самых отдаленных уголков советской земли. Иногда они обменивались письмами. Иван сообщил как-то, что защитил кандидатскую диссертацию. Затем написал Юрию о переезде из Баку в родные места, в Прикарпатье. Но все труднее было письмам Бранюка угнаться за непоседливым журналистом. Не раз конверты возвращались назад с пометкой: «Адресат выбыл».
Последнее письмо от Юрия пришло год назад. Конверт непривычно цветистый, с чужим штемпелем и необычной маркой. Юрий ушел в рейс на новом флагмане китобойной флотилии, незадолго перед этим спущенном со стапелей. В то время когда Иван рассматривал на конверте рисунок незнакомого пейзажа, океанские волны покачивали корабль где-то по ту сторону экватора.
И вот теперь такая неожиданная встреча. Иван Бранюк был растроган приездом друга.
2
В общежитии нефтяников Бранюк занимал комнату, которая служила ему одновременно и рабочим кабинетом, и спальней. Кровать, покрытая одеялом из верблюжьей шерсти, тумбочка, два стула, металлический сейф, на стене — патронташ и охотничье ружье с причудливым кружевом резьбы на ложе.
— Располагайся, Юрко, и чувствуй себя, как дома. — Бранюк показал рукой на нехитрое убранство комнаты. — Живем, как видишь, по-спартански, до города далеко, кругом — лес да горы, зато работать никто не мешает.
— Людей тут лишних не видно, это я заметил. — Юрий снял со стены ружье, залюбовавшись филигранным рисунком инкрустации. — Твоя двустволка?
— Из Азербайджана привез, подарок… Людей действительно здесь немного. Партия у нас небольшая: несколько операторов, геолог, техник, повариха, еще один инженер и я. Вот и все алхимики. Работаем дружно. Уже год как вместе, понимаем друг друга с полуслова.
— Откровенно говоря, немного другим представлял я себе этот промысел, — сказал Юрий, задумчиво глядя в окно. — Мал золотник, да дорог. Так оно выходит? Так. Не скромничай. Слыхал, краем уха, Иван. Намекнули кое о чем товарищи. Нетерпеливый я, ты же знаешь. К тому же, работой руководит давний друг. Вот и решил рискнуть, первым среди братьев-журналистов начать разведку «владений» инженера Бранюка. Не поспешил? — Юрий без улыбки посмотрел в глаза Ивану.
Бранюк сел на кровать, хлопнул ладонью по одеялу:
— Садись сюда. Давай закурим.
По комнате поплыло облачко дыма. Несколько минут они молчали. Оба были сосредоточены и серьезны.
— Уговор будет такой, — сказал Бранюк, — после командировки в Прикарпатье ты не сдашь в редакцию ни одной строки. Причина тебе понятна. Исследования пока еще в такой стадии, когда лишние разговоры не приносят пользы делу, а наоборот… Ясно?
— Да. Однако некоторые сообщения о твоей работе уже появились в прессе.
— Знаю, что хочешь сказать. На промысел официально командирован корреспондент. Будь он Юрий Калашник или кто другой, мне так или иначе не избежать интервью? Ты это имел в виду? В журнале «Нефтяное дело» были опубликованы некоторые теоретические данные. И каждому, кто обратился бы ко мне, я повторил бы только то, что уже сообщалось в журнале. Опубликованные сведения носят всего лишь научно-информационный характер, ими вряд ли заинтересуется массовый читатель. Но так как корреспондент оказался Юрием Калашником, это меняет дело. Тебя я познакомлю с работой шире. Но наша беседа до определенного часа останется здесь, в стенах этой комнаты.
— Когда пробьет «определенный час»?
— После окончания испытаний аппарата и моего отчета в Академии наук.
— Это будет скоро?
Бранюк задумчиво покачал головой:
— Не знаю, Юрко. Если бы я знал!..
— Условие принимается безоговорочно. Считай, что за порогом этого дома я забуду все, о чем услышу от тебя.
— Зачем же забывать, — засмеялся Бранюк. — У нас здесь не тайная лаборатория за бронированной дверью. Запоминай все, что заинтересует тебя. Однако про наш уговор помни тоже. — Инженер, собираясь с мыслями, на минуту задумался, взял Юрия за руку. — Представь себе такую картину: по нефтепромыслам всей земли разбросаны многочисленные мертвые нефтяные скважины. Их жизнь уже замерла или замирает. Сколько труда и средств вложил человек, прокладывая в глубины эти драгоценные артерии! И вот многие из них стоят теперь забытые, обваливаются, исчезают с экономических карт. А ведь под ними разливаются нефтяные моря! Но ничто не в силах оживить эти моря, заставить нефть подняться из недр на поверхность. Почему? Все объясняется просто. Природная энергия нефтеносных пластов — физическое давление подземных вод, газа помогает нам добывать жидкое топливо, как бы выталкивает его из песчаника на поверхность. Но подземные силы действуют не бесконечно. Проходят годы, давление в пласте постепенно падает, и его энергия угасает. Наступает время, когда выход нефти практически прекращается… Можно искусственно продолжить жизнь пласта, применяя, как говорят нефтяники, повторные методы добычи. После этого эксплуатация месторождений возобновляется. Но ненадолго. Добыча со временем падает снова, хотя в глубинах и остаются огромные запасы нефти.
